Вот, например, такой закон Мёрфи (а на самом деле первое следствие второго закона Чизхолма):

"Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут ещё хуже".

Вы с этим согласны? А, у вас как раз так и было? Конечно же! Это же всё-таки закон!

Только не бывает законов без исключений…

Казалось бы, в жизни Сереги Плахина всё пошло хуже некуда. Только ему почему-то стало легче.

Ну, во-первых, Максим стал гораздо спокойнее. Истерик дома почти не было. Он реже просыпался по ночам, не отказывался от еды, которую готовил ему отец.

И взгляд его стал каким-то осмысленным.

…Аутисты, даже совсем маленькие, могут сидеть и подолгу смотреть в одну точку. Причем почти неподвижно. Если ребенка в это время чем-то побеспокоят, истерика неизбежна…

Так было и с Максимом. Но только в той, просторной красивой квартире, откуда открывался прекрасный вид на почти уже построенный стадион. А здесь, в старой, но очень уютной двушке, чьи окна выходили на крохотный, известный всему Питеру сквер с Пушкиным, мальчик изменился. Мог, конечно, заплакать надолго. Но именно что заплакать, а не закричать изо всех сил.

Причины этого удивительного изменения для Сереги были непонятны. Да он, сказать честно, особо над этим и не задумывался. Просто радовался тому, что Максиму стало полегче.

Конечно, гулять с таким ребенком в центре города, прямо скажем, негде. Из зелени рядом − только этот самый маленький сквер с Пушкиным, да ещё сквер перед Московским вокзалом. Но и там, и там всегда полно людей. А людей Максим по-прежнему не переносил…

Сереге было очень неудобно перед прохожими. Вот, остановится пожилая женщина, скажет что-то вроде: "Какой хороший мальчик!", а Максим начинает кричать, зажмуривается, отворачивается! Женщина пугается, бурчит что-то, уходит. Бывало, ругались… Раньше Серега, конечно, не стерпел бы такого. А сейчас извинится, да и пойдет с Максимом куда-нибудь в сторону. Где людей нет…

Особенно они Таврический сад любили. Там и припарковаться было проще, со стороны музея Суворова. И места много, можно постоять так, чтобы тебя не беспокоили. Деревья, вода, зелень, ребенок спит в колясочке… Что ещё нужно для счастья?

Там вот, в Таврическом, они встретились с дедушкой. Юлиным отцом, тем самым худющим очкариком. Семеном Дмитриевичем…

Не случайно, конечно. Тот позвонил Сергею, попросил встретиться, на внука взглянуть хоть глазком. Сергей отказал, Максим деда не переносил, как и всех прочих. После долгих уговоров решили всё же поговорить, но только когда мальчик уснёт; тогда Сергей позвонит деду, тот будет ждать где-нибудь неподалеку, подойдет к ним.

Говорили шепотом, чтобы ненароком не разбудить Максима.

− Виноват я перед тобой, Сергей, ой как виноват, − сказал Семен. − Промолчал потому что…

− Тише, тише, − Сергей покачал коляску. − Да в чем же ты виноват?

Они давно уже перешли на ты. Всё-таки тесть был его на три года младше…

− Видишь какое дело… Я ведь знал, что она тебя не любит.

− Да откуда же ты мог знать? Мы ведь только три дня с ней знакомы были! Никому ничего не говорили, сразу к вам пришли!

− Эх… Хороший ты человек, Сергей! Жаль мне тебя… Ты послушай, как всё тогда было… В тот день, когда у неё выпускной был, она ведь нам запретила в школу приходить. Говорит, не позорьте меня!

− То есть как? Родителям такое сказать?

− Вот так и сказала! Мы ей вообще старались не перечить… Знаешь, мы ведь её сперва как-то пытались воспитывать, а потом сдались. Не знаю, чем она мать припугнула, так и не решился жену спросить. Теперь уже и не спрошу…

Юлиной мамы не стало два года назад, через три месяца после рождения Максима. У неё был диабет, очередного обострения она не пережила. Сергею тогда было не до чего, как говорится, похоронами и всем прочим занималась Юля. Какой-то особой скорби на её лице Сергей не заметил. Впрочем, он и не вглядывался…

− У меня-то была… − Семен Дмитриевич снял очки, протер стекла. − Женщина была, в общем. − Он вздохнул, надевая очки. − Встречались… Юля как-то узнала, уж и не знаю, как именно. Сказала мне − воспитывать меня больше не надо. За собой следи! Или все узнают…

− И что, ты это мне тогда хотел рассказать? − брезгливо спросил Сергей.

− Нет, что ты… В общем, ты когда её с выпускного привез, она мне вот что выдала:

"Я, похоже, богатого папика подцепила! Старого, правда, старше тебя, но ещё крепкого! И я его не отпущу, понял? Придет свататься ко мне, не дай бог, соскочит! В окно выброшусь, понял?"

− Так что же, − с ужасом спросил Сергей, − меня, как рыбу поймали?

− Выходит, что так, − грустно согласился Семен. − Я тебе пытался тогда сказать, но ты же не слушал ничего…

− Да, поймали, выпотрошили и съели… − Сергей покачал головой. − Вот и вся любовь…

− Ты простишь меня? − спросил дед.

− Тебя? − грустно усмехнулся Сергей. − А в чем ты виноват? Что дочь плохо воспитал? Или что женщину завел? Так это ж не передо мной вина. А я… Я и её простил, понял? Вот за него! − он показал на мальчика, который всё так же спал в коляске. − Потому что есть теперь у меня для чего жить!

− Спасибо! − дед заплакал. − Спасибо, Сережа! Ты держись только!

Он ещё что-то хотел сказать, но Максим зашевелился. Дед встал так, чтобы мальчик его не увидел, если проснется.

− Спит ещё, − с улыбкой сказал Сергей. − Устал, долго ехали. Пробка была…

− Я вот ещё хотел что, − прошептал Семен, протягивая Сергею яркий пакет. − Я ему тут краски купил, карандаши, бумагу. Юля, когда маленькая была, больше всего рисовать любила. Замки, принцесс, лошадей… Может и Максим у тебя рисовать начнет?

− Рисовать… Не знаю. Может, и будет. Ему сейчас полегче стало. Спасибо!

На том и расстались.

Глава вторая. Доктор.

Рисовать Максиму понравилось. Краски только разливал без конца. Так что пока ограничились карандашами.

У Сергея хоть свободное время появилось. Небольшое, по полчасика в день. Пока сын рисовал, можно было от него отвлечься.

Рисунки, конечно, странные у него получались. Вот смотрит он, казалось бы, в окно, там солнышко, облака, небо голубое. А рисует только чёрным и серым. Вот так − на сером небе чёрные облака. Только Солнце у него яркое − то синее, то зеленое, то красное.

Впрочем, каким же цветом можно нарисовать зимнее питерское небо? Только серым и чёрным. Но Солнце-то должно быть желтым!

Вот он и озадачился − может, ребенок ещё и цвета не различает? Вызвал доктора на дом.

Максим на доктора как обычно отреагировал − раскричался, расплакался. А когда доктор стала ему в глаз заглядывать, вырвался и убежал. Спрятался под кровать…

− Я сейчас, − крикнул Сергей, − я достану!

− Да не надо уже, − с досадой сказала врач. − Не выйдет с таким ничего. Вы бы ему педагога нашли, что ли. Как он у вас жить будет, если он от врача бегает?

− Ну, я думал, может, попозже, − смутился Сергей.

− Да куда вам ждать-то, − покачала головой та. − Три с половиной ребенку, а он ни слова не говорит! Логопед вам нужен! Знаете, нам тут студентов прислали в поликлинику, на практику. Так что для вас это даже бесплатно будет. И девочка пусть посмотрит, чем ей потом заниматься придется. Может, передумает ещё…

Последнюю фразу она сказала уже в дверях. Серега её не расслышал. Может, и к лучшему.

…Девочка-практикантка пришла через день. Собственно, её трудно было назвать девочкой, хотя, как потом выяснилось, ей на самом деле было всего двадцать лет. Полная, если не сказать толстая, невысокая, с прической-хвостом. Никакой косметики, даже помады. Такие с юности уже кажутся тетками. Не повезло девчонке…

С замиранием сердца Сергей смотрел на сына, ожидая привычной реакции на незнакомого человека. Но Максим молчал, пристально глядя на неё.

− Гаврилюк, Оксана, − сказала она тихо. − Петровна. Детский психолог-логопед… Практикант…