- Боже мой! - всплеснула она руками, вызвав маму в коридор. - он, видимо, ухаживает за вашей дочерью... А знаете ли вы, что он вернулся сюда, в Россию, только из-за своей невесты, которой в 1914 году дал слово, когда он, раненый георгиевский кавалер, лежал в госпитале, а она, как многие из девушек "света", в качестве сестры за ним ухаживала?
- Это непорядочно с его стороны, - возмутилась мама, - но, слава Богу, моей дочери он совершенно безразличен, а его бедной невесте можно только посочувствовать. Во всяком случае, я вас очень благодарю за это сообщение.
Разумеется, я попросила Ричарда привести к нам его невесту и с этого дня бывать у нас только с нею вместе. Он закатил очередную мелодраму, но ослушаться меня не посмел, и через несколько дней его невеста вместе с ним была у нас с первым визитом. Но ее первый визит оказался и последним, а он принялся опять за прежние изъяснения и уверения.
Вот какая коварная стрела Амура могла в меня попасть, если б я, не предполагая о существовании его невесты, взяла бы да и влюбилась в него!.. Хорошо, что я, с детства воспитанная моим братом в "военщине", получила не только навеки отвращение к военной выправке, к галантным комплиментам, к штампованным - с пришаркиванием сапога - манерам, но и вообще к типичному мужскому образу - с запахом табака, с любовью к пошлым анекдотам и мимолетным интрижкам...
Сны милого, золотого детства, как властны вы еще над моим существом, над моею памятью, все вновь и вновь вызывающей и воскресающей вас в моем воображении...
Моя детская, девчоночная любовь к синеглазому "викингу Зигфриду" - к незабвенному погибшему Алеку... мне кажется, что она навсегда завладела моей душой...
Е. П. Мещерская - Е. Д. Юдиной
Милая Елизавета Дмитриевна!
Как жаль, что Вы нас с Китти не застали, а моя крестница Валя не догадалась Вас уговорить нас подождать! А ведь мы пришли через каких-нибудь полчаса! Наши ужасы продолжаются: нас опять выселяют! Алексеев подал в ревтрибунал, но он это дело не принял, наверное, потому, что мы были еще совсем недавно с Китти на политической проверке нашей благонадежности. Теперь Алексеев со всей компанией подал на нас в народный суд. Мы с дочерью пришли, и на суде по ходу дела выяснилось, что нас выселяют "как нетрудовой элемент и как занимающихся проституцией". Последнее они доказывали тем, что к нам ходит "слишком много мужчин" и что "после 11 часов ночи они (то есть мы) много смеются". Суд им в иске отказал. Было доказано, что Китти служит, и я до двух перенесенных тифов тоже работала. Кроме того, Китти делала профессору Понятскому немецкий перевод какой-то книги, и он за своей и за подписью самого Тимирязева представил в суд характеристику ее как переводчицы. Но Алексеев все-таки подает кассацию... Если б Вы только знали, как мы измучились! Я кое-что продала и мечтаю хоть на два дня вырваться из Москвы в Петровское, к Наталье Александровне. Пусть уж девочки здесь сами похозяйничают. Скоро ли вернется Володя Ваш с фронта? Интересно, какой он стал, я его никак не могу себе представить артистом, да еще певцом. Я сама забегу к Вам, и мы назначим наш с Вами день свидания.
Е. Мещерская.
Дневник Китти
Вот что случилось позавчера. Валюша, уже несколько дней возвращаясь поздно якобы "с вечерних курсов машинописи" (как она это объясняла маме), отпирала свою детскую деревянную, с нарисованными плавающими лебедями шкатулку и прятала в нее целые листы, или, как она выражалась, "простыни" денег (неразрезанные миллионы).
- Как только твоя мама поедет в Петровское к моей, так Гри-Гри, то есть Егор Егорыч, назначит наш с ним вечер очень пышной помолвки! Гостей бу-у-удет! И он через меня приглашает тебя. надеюсь, на этот раз пойдешь?
- Ну хорошо, ты выйдешь за этого фабриканта-миллионера замуж, будешь богатой. А тебя не пугает, какой у тебя от этого чучела родится ребенок? полушутя-полусерьезно спросила я.
- Это мы еще посмотрим, - ответила Валя.
Хорошенькая она! Стройная, тоненькая, с узкими руками и такой же ногой, похожая на изящную статуэтку. У нее длинные, небольшие, но блестящие черные глаза и ослепительная южная улыбка юной румыночки. Как в ней сказалась кровь отца. И почему только у нее так все несчастно складывается? Почему ни один из бывающих у нас молодых людей не обращает на нее внимания?..
Наконец, после долгих сборов, мы проводили маму на Брянский вокзал, и она уехала на два-три дня к Наталье Александровне, а мы отправились на предстоящую Валину помолвку. По такому торжественному случаю мы оделись как можно тщательнее.
По дороге Валюшка мне рассказала, что Гри-Гри живет на своей даче под Москвой, а потому их помолвка состоится на квартире у одной его знакомой, "бывшей дамы".
- Я туда иногда к нему заходила, но никого из его приятелей не видела. Ты увидишь, какой это будет пир! - гордо твердила она. - Он ради меня никаких денег не жалеет!
Она привела меня на Малую Бронную, в один из прилегающих к ней переулков. Мы вошли в парадное двухэтажного покосившегося домика, по кривым, скрипящим, истертым ступенькам деревянной лесенки со смешными, пузатыми старинными колонками поднялись на второй этаж и остановились перед дверью, на которой клеенка от старости порыжела и во многих местах торчала изорванными лоскутьями.
Валя привычным движением дважды дернула старомодный звонок, и он дважды разбито и дребезжа взвизгнул за дверью.
Почти тотчас же дама во всем черном открыла нам дверь. Она приветливо улыбалась нам своим старым, помятым, сильно нарумяненным лицом. Меня как-то неприятно поразил ее коричневатый парик с гребнями, на которых блестела осыпь фальшивых бриллиантов, и показалась страшно противной пудра, лежавшая на черной материи ее платья, на плечах и груди. Не то эта дама так неряшливо пудрилась, не то пудра постепенно осыпалась с ее наштукатуренного лица.
- Наконец-то! Егор, Егор весь изождался! - проговорила дама и прибавила, взглянув на меня: - Вот хорошо, что подружку привели! Скорее раздевайтесь, мы за стол не садимся - вас ждем!
Мы быстро скинули шубки и вошли вслед за хозяйкой в довольно большую комнату, в одном углу которой стоял большой стол, уставленный живыми цветами, винами и закусками всех сортов. Мне бросилось в глаза, что сервировка стола была сгруппирована по два прибора, причем перед одним прибором стояла бутылка вина, а перед другим - бутылка водки. Мне это показалось весьма оригинальным, но, вспомнив, что хозяин пира чудаковатый Егор Егорыч, я решила, что стол накрыт по его вкусу.
