упавший с высоты,
от гнева взбешенный,
своих намерений,
как и – себя,
уже
не помнит,
встретившись —
с бушующею,
бьющейся о берег
океанскою
волною.
•
И я, надземье облетая-обплывая-обходя,
разлады с собственною сутью
познавая и —
мудрея,
чего бы стоить мог,
такому вертопраху уподобясь?
•
Пределы всюду есть;
и в копоти бедовой
всему вокруг и каждому предписано
не разминуться
с новью.
•
Свет там померкнуть или отклониться
обречён,
где непрозрачную преграду встретит он
иль перспектива для него —
туманиста
иль – дымна.
•
И неужели впрямь годятся упования —
на цветики, на бирюзу планет,
на купол неба, с радугой сроднённый,
на приближение
к затерянным и затаённым
бесконечным далям,
меж тем как необдуманно и глупо
поэты, изощряясь, мир дробят,
собрав по осени багряные листы
и, гроздьями рябины заслоняясь,
встречают зиму тусклою тоскою,
метели и морозы ненавидя,
расписывая их
из утеплённых ниш?
•
На том ли устоит предназначение?
•
Спеша надеть корону,
помышляй об отречении!
•
На неоглядном,
диком,
переморенном жарою,
обездвиженном,
иссушенном
просторе
уже через мгновение
надежде,
завихрённой миражами,
суждено
являться
истомлённому
и заблудившемуся
путнику —
холодной,
оскудевшею
и
тщетной.
•
В трухлявой сыпи звуков и словес
томятся
лживые,
бесстыжистые гимны —
и – нам, и —
нами над эпохами расставленным
воинственным царям,
услужливым сатрапам,
скоморохам,
палачам,
речистым аксакалам.
•
И надо ль сожалеть,
что цвет сирени,
как и мечты о счастье, потускнеет
и станут горше росы и рассветы,
и сумерки времён
просветятся
мрачнее и корявей
в предвестиях, что землю
кто-то
опрокинет —
в штопор
и негероев рать
по ней
взойдёт
на пьедесталы?
•
Потерь от зла и долгих мук
не возмещают
оглашением
даже сермяжной,
стопроцентной
правды.
•
Никчёмен вымысел, коль вдохновенье —
неисправно.
•
И мне достанется пускай – немногое, —
лишь из того,
что взять у всех смогу —
без поручительств
и уплаты пошлины:
своею успокоюсь
простою долей, что склонялась книзу,
во глубь пород, где нет ни тьмы, ни света,
откуда не узнать о переменах,
молву с хулой не отличить от гадких прений,
не передать
восторгов бытием и ярких умилений
бесстрастным,
чуждым
и бесчувственным
богам,
не сосчитать
оставшихся невозмещёнными
обид,
укоров,
оскорблений,
не разглядеть дорог
в тугих извивах
и трелей не расслышать
соловьиных.
•
Уму, дерзнувшему не доверять святыням
и – никогда ни в чём
не изменять
себе и мировым основам,
я подаю теперь ладонь —
как демон истины,
немытой и суровой.
•
В рассеянных закатах запоздалых
случится ли, что в радость иль к печали
хоть для кого-нибудь,
кто наважденьями
ещё не свален,
вдруг отзвучит и этот мой,
не тронутый оковами
и не лукавый стих?
•
Я избегал сует и славословий.
Что мне до них?
Лишь то порой тревожит,
что
меня,
быть может,
заметить некому,
что спесь людей изгложет
и то, над чем я размышлял и —
что и как
успел и смог
сказать
впервые,
рассеют
по своим строкам
бойцы поэм и повестей
иные.
•
Так водится: и лучшее и худшее
из нашего
без умыслов
крадут
и позже
за таких,
как мы,
легко
сойдут.
Конец
Другое
Серебристая дымка
юных снов и мечтаний
зазывала меня
