Я признательна коллегам, принявшим участие в обсуждении рукописи: Е. Ю. Ваниной, Е. Ю. Карачковой, Л. Б. Алаеву, Е. С. Юрловой.

Мои командировки в Индию всегда поддерживались руководством Центра индийских исследований и Института востоковедения РАН. В самой Индии неоценимую помощь в организации плодотворной работы и преодолении различных препон и сложностей оказывали посол России в Индии Александр Михайлович Кадакин и сотрудники посольства в Дели и консульства в Мумбаи.

Исследование по истории Индии не могло быть написано без консультаций с иностранными коллегами – деканом исторического факультета Нагпурского университета доктором Шубхой Джохари, и ее заместителем, доктором С. И. Корети, директором библиотеки Виной Пракаше, директором государственного архива Видарбхи (г. Нагпур, Махараштра) К. Д. Кхандаре, который с необыкновенной быстротой и проницательностью извлекал из недр пыльных полок необходимые папки. Историк и коллекционер древностей, знаток истории Нагпурского княжества доктор Б. Р. Андхаре любезно пригласил меня в свой дом на экскурсию и позволил в тиши кабинета изучить его богатейшую библиотеку. Также радушно распахнули передо мной двери библиотеки Пунского, Калькуттского, Хайдарабадского университетов, отделений Азиатского общества в Калькутте и Бомбее, Совета по историческим исследованиям в Дели, Британского музея и Школы азиатских и африканских исследований в Лондоне, а также Национальный архив Индии в Дели, музей железнодорожного транспорта в Нагпуре.

Жизнь свела меня с далекими от науки людьми, жителями Нагпура, Джайей и Нарешем Сабзивала, которые неизменно оказывали мне гостеприимство каждый раз, когда я приезжала в Нагпур, показывали свой город и его окрестности, учили тонкостям мартхской кухни, решали мои житейские проблемы.

И, конечно, я бесконечно благодарна своим родителям, мужу и детям без любви, поддержки и колоссальной помощи которых эта книга никогда бы не появилась на свет.

Центральные регионы Индии были самыми удаленными областями от первоначальных территориальных оплотов британцев, прибывших на Индостан по морю и основавших свои фактории на побережьях Бенгальского залива и Аравийского моря. К 1763 г., когда в Европе завершилась Семилетняя война (1756–1763), военный театр которой разворачивался и на Индийском субконтиненте, британская Ост-Индская компания упрочила свои береговые территориальные позиции. Так, она уверенно обосновалась в Бенгалии и Бихаре, низведя вскоре после победоносной битвы при Плес-си (1757) местных навабов до положения марионеточных правителей и получив полный политический контроль и право собирать налоги с этих территорий, а также в Северных Сиркарах – узкой полоски земли вдоль восточного побережья Бенгальского залива – которые ей достались от побежденной Франции, и на небольших пространствах вокруг Бомбея и Сурата на западном побережье Индостана и вокруг Мадраса – на юго-восточном[5]. Кроме того, оставив французам несколько населенных пунктов без права возводить там укрепления и содержать армии, Компания обеспечила себе свободу действий и отныне имела в качестве серьезных оппонентов лишь местных правителей, владения которых были раскинуты по всему огромному полуострову.

Дальнейшее грамотное выстраивание военно-дипломатических отношений с индийскими политиями и успешное продвижение британцев вглубь субконтинента в немалой степени зависели от хорошего знания этих земель. Не полагаясь на случайную информацию, английские генерал-губернаторы, лелеявшие планы расширения зоны влияния, всемерно поощряли усилия ученых-картографов, которые начиная со второй половины XVIII в. старательно наносили на бумагу очертания полуострова, изгибы рек, неровности рельефа, населенные пункты. В 1767 г. в Индии была основана Топографическая служба (Survey of India). А уже в 1782 г. возглавивший ее Джеймс Рэннел (1742–1830), снискавший себе славу «отца индийской географии», создал одну из первых современных карт Индии. На ней помимо территорий на северо-западе полуострова еще одним почти незаполненным местом оказался находящийся в фокусе данного исследования регион в центре Индии. На эту графическую особенность обратил внимание и Дж. Ф. Леки, который в коротком вступлении к «Дневнику путешествия в Нагпур» (а именно этот город и стал географическим узлом, стянувшим вокруг себя исследуемый регион), совершенного его братом Дэниэлом Робинсоном Леки в 1790 г., отметил, что на публикацию личных записей, первоначально предназначенных для узкого круга друзей и родственников, он решился, чтобы дать представление публике о той части Индии, которая «мало известна европейцам» и даже на «Главной карте Рэннела осталась пустой» [Леки 1790: б.с.]. И 30 лет спустя Джон Мэлком, крупный чиновник Ост-Индской компании, писал, что регион «с трудом можно было обнаружить на самых лучших картах» [Мэлком 1824, I: iii]. Картографической «пустоте» долгое время сопутствовала историографическая tabula rasa. К. Ю. Уиллс, чиновник Индийской гражданской службы[6], автор одного их первых исследований о Нагпурском государстве во 2-й половине XVIII в., вышедшего в 1926 г., отмечал, что для его книги вполне подошло бы название «Сорок забытых лет». «Английский читатель, если только он не пытался по крупицам собрать воедино обрывочные упоминания о нагпурских маратхах в magna opus Джеймса Гранта Даффа[7], не может даже в общих чертах представить себе их историю от падения Могольской империи до британского завоевания в 1803 г.» [Уиллс 1926: 1–2].

Между тем к середине XVIII в. до этих территорий дотянулась одна из маратхских княжеских династий – нагпурские Бхосле[8], распространив тем самым земли Маратхской конфедерации до западного побережья Бенгальского залива и до самой Бенгалии. Появление на политическом ландшафте Индии государства маратхов связано с именем завоевателя Шиваджи Бхосле, который в 1674 г. принял титул чхатрапати[9] и короновался в крепости Райгад в западной части современной Махараштры, ставшей столицей его «вотчины» и при его потомках перенесенной в город Сатару. Добиваясь различными путями у теряющего политическое влияние могольского императора, сидевшего на троне в городе Дели, санада[10] на сбор чаутха[11] и сардешмукхи[12] со все новых и новых земель, маратхские военачальники брали их под свой контроль, постепенно создавая вереницу геополитических образований, которые позднее, при британцах, получили обозначение княжеств, а сами они – условные титулы князей. Все они находились в подчинении у чхатрапати, а затем у пешв[13] – формально первых министров чхатрапати, но реально самостоятельных политических фигур, со временем заменивших главу государства и обосновавшихся с 1750 г. в городе Пуне. Несмотря на зависимость от сатарского, а потом и пунского тронов, княжества обладали высокой долей автономии, нередко вступая в конфликты друг с другом, что, видимо, и подвигло британцев уже в колониальное время определить эту политию как конфедерацию. Поэтому на британских картах, отображающих геополитическую ситуацию в Индии XVIII в., наряду с общими границами государства маратхов, можно видеть владения самых крупных и влиятельных входивших в его состав доменов, включая «хартленд» чхатрапати и пешв вокруг Сатары и Пуны, территории Холкаров, Синдия и Гайквадов. Все они, прижатые к западной части Индостана, растянулись по вертикали на огромное расстояние, упершись на севере в княжество Ауд (Аудх, Авадх) и земли сикхов, а на юге в территории Майсура и Хайдарабада, вышедшие из-под контроля могольского императора и ставшие самостоятельными. А к востоку от доменов перечисленных маратхских княжеств, занимая всю Центральную Индию, лежали те самые «пустые» земли, где властвовали князья нагпурских Бхосле, или, как их еще называли, раджи Берара.