– Олли. Олли!

Она глубоко вдохнула и удивлённо заморгала, снова вернувшись в уютную кухню, освещённую огнем очага. Погрузившись в чтение, Олли будто наяву перенеслась в тёмную дождливую ночь на старой ферме.

Отец посмотрел на книгу у неё в руках.

– Ты что, совсем не слушала? А я такую прекрасную речь говорил.

– Речь? – переспросила Олли. Она ещё не до конца пришла в себя.

– Ага, – ответил папа. – Под названием «Веди себя хорошо, не промочи ноги, люблю тебя, доченька». Стандартная речь из учебника для родителей.

Олли продолжала удивлённо глядеть на него. Отец вздохнул.

– Ладно, попробуем по-другому. – Он ненадолго задумался. – Если спросить лошадку, что мешало ей спать ночью, как она ответит?

– Не знаю, – пробормотала Олли, всё ещё думая о «Замкнутых пространствах».

– Книга-го, – выдал отец, изображая конское ржание. – Книга-го.

Олли застонала.

– А что на это скажет утка? – продолжил он, весьма довольный собой.

Олли закрыла лицо руками.

– Зря-зря-зря, – закрякал папа, хлопая руками, будто крыльями.

Она всё-таки не сдержала улыбки.

– Пойдём, – сказал он, делая последний глоток кофе. – Я тебя отвезу. Хватит тянуть резину.

Олли допила содержимое своей кружки, соскребла со дна миски остатки каши и вслед за отцом вышла в дождливое утро.

Средняя школа имени Бена Уизерса в любую погоду производила не лучшее впечатление: краска на оконных рамах облезла, крыша местами прохудилась. Но сейчас, под серым пасмурным небом, она выглядела особенно уныло. Здание напоминало большую бездомную псину, свернувшуюся за забором. Олли представила, как было бы здорово, если бы школа и впрямь превратилась в живую собаку. Они бы подружились и вместе отправились навстречу приключениям…

Отец остановил машину на покрытой рытвинами парковке, и Олли пришлось прекратить фантазировать. Она низко склонила голову, придерживая одним пальцем страницу книги, чтобы потом не искать нужное место.

– Может, оставишь её мне? – с надеждой спросил папа. – Поболтала бы с кем-нибудь в автобусе. Дженна скучает по тебе, да и Коко Цинтнер явно мечтает с тобой подружиться…

Увидев выражение лица Олли, он умолк.

– Дженна только и говорит о том, как ей меня жаль. До сих пор. Бесит. А Коко – просто городская дурочка. – Олли показала на книгу. – Кажется, Джонатан продал душу Человеку с улыбкой на лице.

– Ладно, – пробормотал отец, – по крайней мере, я попытался.

Олли подняла свой рюкзак в горошек и взялась за ручку дверцы.

– Послушай, Олли… – начал папа.

Она вопросительно замерла. Отец вздохнул и, видимо, передумал говорить то, что собирался.

– Ну, а как тебе такое: у нас с тобой два зонта, зелёный и красный. После прогулки ты моешь зонты. Помыла зелёный, а про красный я говорю тебе: «Этот зонт не мой». С каким пойдёшь на улицу завтра?

– Пап…

– Ну?

– Не знаю. С зелёным?

Отец ухмыльнулся.

– Нет, с красным, – заявил он. – Я же сказал, что он не мой, значит, твой. А что тебе скажет зонт, когда ты выйдешь на улицу?

Олли уже догадалась, что будет дальше.

– Ну пап…

– Ничего не скажет, он же немой, – с довольным видом закончил отец и расхохотался. Олли, не выдержав, тоже фыркнула.

– Ладно, эта шутка ещё ничего, – признала она, вылезая из машины.

– Подожди, чуть не забыл! Держи. – Отец взял с заднего сиденья контейнер с едой на день и протянул его Олли через открытое окно. Она приоткрыла крышку, чтобы посмотреть, что внутри, и обнаружила морковные палочки и печенье с арахисовой пастой – и того, и другого было слишком много. Оставшееся место занимали сэндвич с индейкой на домашнем хлебе, разрезанный на четыре части, мюсли в кленовом сиропе с грецкими орехами в сахаре и кекс с шоколадной крошкой. Похоже, папа и впрямь всю ночь не отходил от духовки.

– Я уже слишком взрослая, чтобы носить с собой ланч, – сказала Олли, но её отказ прозвучал неубедительно. Кекс был уж очень аппетитный. – На ферме нас будут кормить, и на классном часу с утра должны быть пончики.

– Пф-ф, пончики, – отмахнулся отец. – Это не еда. Скорее, антиеда.

Олли любила пончики, особенно с сахарной пудрой.

– А вот и нет, еда.

– Ладно, неважно, – сказал папа, решив не спорить. – Всё равно возьми. Никогда не знаешь, в какой момент проголодаешься.

Он улыбался, но его тёмные глаза смотрели с затаённой печалью, будто умоляя: «Пожалуйста, Олли, возьми, я для тебя старался». Поэтому она забрала контейнер и торопливо затолкала его в рюкзак.

– Спасибо, пап, – пробормотала она.

Контейнер был светло-голубой с розовым единорогом. Когда Олли была маленькой, она его обожала, но теперь отец упрямо игнорировал её намёки о том, что пора бы перейти на простые бумажные пакеты.

– Люблю тебя, Оллинёночек! – крикнул он ей вслед так громко, что услышал бы весь городок, не то что средняя школа.

Взявшись за ручку входной двери, Олли вспомнила, что её ждет директор Снайдер. Ох…

Её кабинет находился в конце длинного коридора с зелёными стенами неприятного оттенка, совсем не такого, как на кухне у Олли. Уродливую краску дополнял линолеум на полу – коричнево-зелёный в крапинку. На двери кабинета висела табличка с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ» и червячком, который машет рукой, выглядывая из надкусанного яблока.

Олли не любила эту табличку, потому что всегда вспоминала одну из отцовских шуток: «Что хуже, чем найти червяка в яблоке? – Найти в нём половинку червяка». Олли доводилось обнаруживать в яблоках и то, и другое. Для детей в Эвансбурге это было обычным явлением.

Размышляя о яблоках, Олли вошла в кабинет.

Первым она увидела Брайана Баттерсби, который смотрел на директора честными глазами примерного ученика. Выглядело это, по мнению Олли, совершенно неестественно. Обычно Брайан изображал из себя крутого парня.

Директор Снайдер явно была раздосадована.

– Ладно, Брайан, расскажи мне ещё раз, что произошло, – велела она.

– Я споткнулся, – бодро ответил тот. – Не повезло.

Олли уставилась на него. Брайан что… покрывает её?!

– Олли, – строго начала директриса, поворачиваясь к ней.

– М-м, да? Я здесь. Вот, пришла, – помахала рукой Олли.

– Ты бросала камень? – спросила Снайдер. – Вчера. Это ты бросила камень в Брайана возле школы?

Брайан поверх её плеча незаметно помотал головой.

– Э-э, возможно? – протянула Олли, не зная, что именно должна говорить. – Я много чего вчера делала. Знаете, столько всего надо успеть в школе и дома…

– Это мог сделать кто угодно, – встрял Брайан. – Никто не пострадал, так в чём проблема?

– Тебя ударили камнем по голове! – воскликнула директриса.

– Случайно, – ответил он, а потом вдруг уверенно и чётко добавил: – И вообще, вы не можете добиваться справедливости от моего лица, если я об этом не прошу. Я тут главный свидетель.

Олли удивлённо разинула рот, но поспешно закивала, когда Снайдер повернулась к ней. Директриса потёрла виски и опять перевела взгляд на Брайана.

– А ещё я не могу допустить, чтобы ученики наносили друг другу увечья, – сказала она.

– Это вышло случайно, – продолжил настаивать Брайан. – И кстати, может, это вообще сделала не Олли. Я не видел, как она бросала камень.

– Ну разумеется! Камень попал тебе в затылок, следовательно, она стояла у тебя за спиной!

Они оба промолчали.

Директриса испытующе уставилась на них. Олли в ответ посмотрела на неё с ангельским видом, думая про Коко Цинтнер. Наверное, это сработало: взгляд директрисы смягчился. Опять это сочувствие! Невинное выражение едва не соскользнуло с лица Олли. Как же она ненавидела, когда её жалели.

– Что ж, это рыцарский поступок, Брайан, – сказала директриса.

Олли разозлилась. Глупо говорить, что он не выдал её (кстати, с чего бы?) просто потому, что она девочка. Или ещё хуже – потому что она та самая девочка.