Олли почувствовала, как мороз пробежал по коже.

– Всё в порядке? – спросила она.

– Конечно. – Незнакомка снова попыталась улыбнуться, но у неё не вышло. Ветер зашуршал листвой. Олли оглянулась. Никого.

– Всё хорошо, – добавила женщина. Она повертела в руках тёмный предмет и вдруг выпалила: – Просто нужно избавиться вот от этого. А потом… – Незнакомка смолкла.

«А потом… Что потом?»

Женщина вытянула руку над водой, и Олли увидела, что она держит чёрную книжечку размером примерно с ладонь.

– Нельзя выкидывать книги! – Олли воскликнула это, даже не задумываясь, и рванулась вперёд, бросив велосипед.

Она просто не могла понять, зачем выбрасывать книгу в воду, когда её можно отдать кому-нибудь ещё. По всему Эвансбургу были даже ящики, где жители оставляли ненужные книги.

– Я должна! – отрезала женщина, и Олли удивлённо замолчала. Женщина продолжила, будто говорила сама с собой: – Это условие сделки. Устроить всё, а затем бросить книгу в воду. – Она умоляюще взглянула на Олли. – Понимаешь, у меня нет выбора.

Та попыталась всё же образумить незнакомку.

– Если вам не нужна книжка, вы можете оставить её в специальном ящике, – твёрдо произнесла Олли. – Или… или подарить кому-нибудь. Зачем топить её в реке?

– Я должна, – повторила женщина.

– Должны бросить книгу в реку?

– Да, надо успеть до завтра, – кивнула незнакомка и пробормотала себе под нос: – Всё случится завтра.

Олли подошла совсем близко, на расстояние вытянутой руки, и почувствовала кислый запах пота – запах страха. Все эти странности сбивали с толку, и она предпочла не придавать им значения. Ей ещё предстояло пожалеть об этом решении.

– Если вам не нужна эта книга, я её заберу, – заявила она. – Я люблю читать.

Женщина покачала головой.

– Он сказал «в воду». Повыше по течению. В том месте, где Лета выходит из-под скал. Я здесь. Я всё исполню! – Последние слова она прокричала, будто обращаясь к кому-то невидимому. Олли едва не оглянулась снова, но сдержалась.

– Зачем? – спросила она. Вдоль позвоночника побежали мурашки.

– Кто знает? – прошептала незнакомка. – Может, для него это игра. Видишь ли, ему нравятся такие игры, поэтому он всегда улыбается… – Она тоже улыбнулась – мрачно, как хэллоуиновская тыква на крылечке.

Олли чуть не вскрикнула. Но вместо этого, не думая, она протянула руку и выхватила книгу. Обложка была хрупкой на ощупь и очень пыльной. Сама себе удивляясь, Олли торопливо попятилась.

Женщина покраснела от ярости.

– А ну отдай! – крикнула она, брызгая слюной.

– Не отдам, – ответила Олли. – Вам эта книжка всё равно не нужна.

Она отступала к велосипеду, опасаясь, что незнакомка бросится на неё. Но та лишь уставилась на Олли – так, будто впервые как следует разглядела её.

– Почему… – На лице женщины вдруг отразился необъяснимый ужас. – Сколько тебе лет?

Олли продолжала пятиться к велосипеду.

– Одиннадцать, – произнесла она не задумываясь. Ещё немного…

– Одиннадцать? – выдохнула незнакомка. – Одиннадцать. Ну конечно, одиннадцать лет. – Она то ли плакала, то ли смеялась. Может, и то, и другое сразу. – Очень в его духе… – Женщина резко замолчала, а потом наклонилась вперёд и прошептала: – Послушай, одиннадцатилетка. Я тебе кое-что расскажу, потому что я не плохая, у меня просто не осталось выбора. Я дам тебе совет, а ты вернёшь мне книгу. – Она протянула руку. Её скрюченные пальцы напоминали когти.

Олли, уже готовая сбежать, переспросила:

– Какой совет?

Река журчала по камням, но тяжёлое дыхание незнакомки перекрывало шум воды.

– Избегай открытых пространств по ночам, – сказала она. – Прячься в замкнутых.

– «Прячься в замкнутых пространствах?» – Олли не могла решить, чего ей хочется больше: сбежать или понять, о чём речь. – И всё?

– Да, в замкнутых! – закричала женщина. – В самых укромных уголках! Прячься в замкнутых пространствах, иначе поплатишься! Вот увидишь! – Она дико расхохоталась, напомнив Олли пластиковую ведьму, которая украшала крыльцо Брустеров. – Теперь отдавай книгу! – Безумный смех оборвался со всхлипом.

Олли развернула «Швинн» и побежала с ним по тропинке. За спиной раздались шаги – незнакомка кинулась за ней, хрипя:

– Вернись! А ну вернись!

Олли уже выскочила на дорогу, перекинула ногу через седло и помчалась домой что было сил, всем телом вжимаясь в руль. Её волосы развевались на ветру, а в кармане, словно чья-то страшная тайна, лежала книга.

Дом Адлеров был высокий и старый, лиловый, как цветок люпина. Отец купил его ещё до встречи с мамой Олли, которая, едва увидев это здание, рассмеялась: «Ты кем себя вообразил, пасхальным кроликом?» Дело было в том, что папа раскрасил своё жилище в дикие цвета, так что оно напоминало пасхальное яйцо. С тех пор дом так и называли – Яйцом. Снаружи вокруг окон тянулась окантовка сливового цвета, дверь была ярко-красной. Стены в кухне оттенком напоминали мятное мороженое. Спальни тоже были разноцветные: одна закатно-оранжевая, вторая розовая, как клубничная карамелька, а третья – огненно-красная. Папе нравилось всё яркое. «Зачем нам серая кухня, если можно сделать мятную?» – повторял он.

Олли любила свой дом. Когда приезжали бабушка с дедушкой, они вечно качали головами и рассуждали о том, что белые стены визуально расширяют пространство. Отец послушно кивал, но, едва бабуля отворачивалась, заговорщически подмигивал Олли.

Мама дала каждой комнате название.

– Рассветная комната, – говорила она, ведя по дому маленькую Олли, которая с трудом взбиралась по лестнице на коротких ножках. Тогда она, наверное, не умела читать, но всё равно вглядывалась в таблички на дверях, пытаясь повторять слова:

– Рас-свет. Рассвет.

У мамы были тёплые сильные руки, все в мозолях от вёсел и скалолазания. Олли до сих пор помнила свои толстенькие пальчики, которые мама крепко сжимала тонкой загорелой рукой.

– Рассвет – это когда встаёт солнце, Оливия.

Мама была единственной, кто называл её полным именем.

– Если у тебя появится братик, назовём его Себастьяном. Красивые имена, зачем их сокращать?

Мисс Каррузерс попыталась называть Олли Оливией в конце пятого класса, как и некоторые другие учителя, но она просто не отзывалась на это имя. Все лучшие героини книг были упрямы и тверды – как скала, как камень, ну или с чем там ещё их сравнивали авторы. Она решила, что называть её Оливией можно только маме, – и точка.

– Закатная комната, – прочитала мама, поворачивая табличку так, чтобы Олли могла посмотреть.

Родители сами их разрисовали. Папины аккуратные таблички были украшены солнцами, лунами и крохотными цветочками.

Папа вообще умел, казалось, всё на свете: рисовать, вязать шапочки, печь пироги. Мама больше любила возиться в саду, бегать, летать и ввязываться в приключения. Её таблички были забрызганы яркими кляксами, за которыми с трудом читались буквы.

– Закат – это когда солнышко садится! – восторженно отозвалась Олли.

– А тут у нас что? – спросила мама, когда они дошли до конца коридора.

В двери была старинная замочная скважина с ручкой в форме дракона. «Твоя мама нашла эту ручку на гаражной распродаже, – рассказал однажды отец, – и решила её купить. Так и говорила: это для дочки».

– Комната Олли! – торжествующе воскликнула Олли, а мама рассмеялась, подхватила её на руки, перевернула вверх ногами и побежала с ней обратно на кухню.

Путь домой лежал мимо участка Брустеров. Днём скелет, торчавший из чердачного окна, вызывал у Олли лишь смех, но сейчас, в сумерках, он выглядел зловеще. Его светящиеся зелёные глаза будто следили за ней, а ведьма на крыльце ухмылялась и хохотала. Стараясь не оглядываться, Олли погнала велосипед дальше.