Мэри хотела меня обнять, но я грубо ее оттолкнул.

– Нет! Я сделаю это, и мы квиты. Знать тебя больше не желаю.

На протяжении одной бесконечно долгой минуты Мэри хладнокровно меня изучала. Я лгал, когда говорил, что больше не хочу ее видеть, потому что еще никогда не желал ее так сильно, как в эти мгновения. А она понимала, что я лгу. Если бы она позволила себе что-то сказать, я бы, наверное, ее ударил, но Мэри сдержалась.

– Вот и прекрасно, – заключила она.

С этими словами Мэри повернулась и быстро вышла, и я понял, что больше никогда ее не увижу. Лаэм проводил меня к выходу.

– Поаккуратнее со свертком, – предупредил он, вручая мне зонт. – На улице дождь. Смотри, чтобы устройство не намокло, иначе не сработает.

В терминале космопорта Шеннон меня встретили люди из Службы планетарной безопасности. Двое крепких парней встали по бокам, а пришелец, их командир, сказал:

– Не соблаговолите ли пройти с нами, сэр?

Прозвучало это не как вопрос.

«Мэри, Мэри, – с грустью подумал я. – Похоже, в вашей организации завелся еще один предатель».

– Я могу взять с собой багаж?

– О ваших вещах позаботятся, сэр.

Меня отвели в комнату для допросов.

Через пять часов я поднялся на борт лихтера. Задерживать меня дольше они не могли, поскольку ничего незаконного в моих вещах не оказалось.

Еще в гостинице я достал устройство, которое дал мне Лаэм, и на всю ночь замочил в рукомойнике, а рано утром, до отъезда в космопорт, потихоньку выбросил сверток в люк водостока.

Лихтер доставил меня на орбиту, где дожидался звездолет. Он был огромным – больше самого гигантского небоскреба; ничего подобного вы еще не видели и наверняка не увидите – к нашей планете звездолет вернется только через несколько сотен лет. Шагая по пассажирской палубе к своей каюте, я пребывал в состоянии легкой эйфории от сознания того, что обратного пути нет. Скоро Земля станет легендой, которую я поведаю своим детям, а до их внуков дойдут лишь обрывки искаженных фактов да ворох сентиментальных небылиц.

Родная планета за кормой все уменьшалась и наконец исчезла совсем. Я глядел на огромные экраны из черного стекла, до рези в глазах всматривался в переполненную звездами и галактиками Вселенную, не имея ни малейшего представления о том, где сейчас нахожусь и куда направляюсь. Мы все как корабли, думал я. Корабли, потерявшие в тумане порт и оставившие на берегу экипаж.

Когда-то я любил повторять, что только Ирландия и семья могут вызвать у меня слезы. Я плакал, когда умерла мама и когда после этого у отца случился сердечный приступ. Моя малышка-сестра скончалась через считаные часы после своего рождения, убившего маму, и я оплакивал обеих. Когда моего брата Билла сбил пьяный водитель, я рыдал в голос – ведь у меня больше не было семьи. Оставалась только Ирландия…

Но с меня хватит.

Писатель Юн Ха Ли живет со своей семьей в Южной Калифорнии. Его фантастические рассказы публиковались в журналах «Lightspeed», «Clarkesworld», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Federation», «Beneath Ceaseless Skies» и других. У Юн Ха Ли есть веб-сайт (http://pegasus.cityofveils.com).

В захватывающей космической опере, изобилующей экзотическими деталями, мы встречаем молодую женщину, которая предпринимает отчаянную попытку отомстить заклятым врагам; ей помогает безжалостный, кровожадный «призрак».

Неправда, что мертвых нельзя сложить, как бумагу. Квадрат превращается в коршуна, а коршун – в лебедя; история превращается в слухи, а слухи – в песни. Даже сам процесс воспоминания искажает истину.

Но в пособиях по складыванию фигурок из бумаги не говорится о том, что всякий раз, когда ты складываешь лист, это влияет на основы твоей морали, на аксиомы, которыми ты мыслишь.

Может быть, это самое важное, о чем забыли там упомянуть, а может, и нет – каждый волен считать по-своему.

– У тебя есть время еще для одной партии, – обратился призрак к Лиссе. Он был соткан из тусклых оттенков, из смазанных обрывков тумана, и голос его напоминал о неопределенности, дыме и внезапной смерти. Вполне возможно, что это был последний призрак на всем Рейоне – разоренной завоеванной планете с покинутыми городами, где не осталось ни одной тени, планете с мертвыми лунами и угасающим солнцем. Иногда Лиссе думала: может быть, у призрака тоже имеется шрам, такой же, как у нее самой, – длинная мертвенно-бледная линия, что тянется от локтя к кисти. Но она чувствовала, что спрашивать было бы невежливо.

Они находились в командном центре боевого космического корабля, рассчитанном на пятьдесят человек и имевшем форму веретена. Сам корабль походил на воздушный змей – их так и называли, змеями. Стены помещения были завешены выцветшими черными и зелеными лохмотьями, и тряпье прямо на глазах соединялось, обновлялось и сплеталось в гобелены. Эти гобелены служили дисплеями. Спутанные заросли тростника на одном из них превратились в воронов. Один сидел на ветке дерева, расщепленного ударом молнии. Постепенно из путаницы нитей вырисовывались очертания второго ворона – он выглядывал из глазницы черепа.

Не обязательно было глубоко разбираться в символике наемников Империи, чтобы понять предупреждение. Ее народ когда-то позаимствовал у них поговорку: «У воронов своя арифметика: смертей много не бывает».

Лиссе ожидала преследования. Она дезертировала с Базы 87 вскоре после того, как узнала, что разведчики обнаружили боевой наемничий змей среди руин священного лабиринта. Хозяева корабля скрылись в неизвестном направлении шесть лет назад. Совпадение должно было вызвать подозрения у командования базы, но лучшей возможности отомстить могло не представиться. Призрак пытался ее отговорить, но не слишком настойчиво. Он всегда знал, к чему она стремится в этой жизни.

В течение ста лет, несмотря на то что часто они оказывались в почти безнадежном меньшинстве, наемники на боевых змеях превращали в пепел города, уничтожали повстанческие звездолеты, разрушали станции, расположенные в бездонных глубинах космоса. Можно ли было найти оружие лучше, чем один из их собственных кораблей?

Но сейчас Лиссе не давало покоя то, как легко ей удалось пробраться внутрь. Странный, усеянный шипами силуэт змея вырисовывался на фоне лавандового неба и был виден издалека; он походил на чудовищно разросшийся куст шиповника. При помощи призрака, взявшего на себя роль разведчика, она пробралась мимо немногочисленных механических часовых. Змей отбрасывал тень, напоминавшую человека. Лиссе не знала, что об этом думать.

Корабль открылся перед ней, словно распускающийся цветок. Игра в карты была идеей призрака; так он хотел показать змею, что Лиссе на его стороне, – ведь игру в скорч изобрели наемники.

Лиссе наклонилась вперед, к черно-зеленому коврику для игры, и собралась придвинуть к себе ближайшую стопку карт. Колонну Свечи. Призрак успел раньше, задев ее пальцы своей рукой – на ощупь что-то вроде гнилых осенних листьев: разложение и распад. Молодая женщина невольно вздрогнула от этого прикосновения, от присутствия призрака, который сопровождал ее всю жизнь. Рука дернулась в сторону, пальцы свело судорогой.

– Взгляни, – сказал он.

Даже там, в бараках, немногие курсанты соглашались играть в скорч с Лиссе. Призрак оставлял на картах отпечатки. Людям снова и снова выпадали неудачные комбинации, Карты Павшего Генерала, удваивались отрицательные очки, доставался Цветок Короны (при вероятности в одну тысячную)… Поэтому Лиссе научилась играть в одиночку, а роль ее противников исполняли джеренгджены. «Ты должна изучить оружие своего врага», – говорил ей призрак, так что, еще будучи ребенком, в школе перевоспитания, она прятала кусочки бумаги, чтобы практиковаться в складывании подъемных кранов, лилий и лодочек в форме листьев.