Первосвященник вынырнул из тревожного сна и с удивлением обнаружил своего друга-алеута, непринужденно свернувшегося калачиком на полу возле кровати.

– Привет, – сказал Конрад, принимая сидячее положение. – Я чувствую свет разума. Вы снова с нами, ваше преподобие?

– Что ты делаешь в моей комнате?..

– Ты что-нибудь помнишь? Как мы привели тебя сюда?

– Э-эм, хм-м. Я ведь немного переборщил, да? Паническая атака из-за кислородного голодания. Спасибо за это, Конрад, я очень тебе благодарен. Но мне нужно позавтракать. Прошу меня извинить.

– Нам надо поговорить.

Боааз опустил массивную голову в складки на шее – этот жест у шетов обозначал отказ, но в то же время и повиновение.

– Я никому ничего не скажу.

– Я знал, что ты поступишь разумно. Но разговор будет на гораздо более серьезную тему. Мы побеседуем вечером. Ты, наверное, голоден, к тому же тебе необходим отдых.

Боааз проверил глазной экран и обнаружил, что прошли уже целые сутки, Он поел, восполнил запасы жидкости в шкуре и снова вернулся в постель, чтобы подумать. Всемогущая Пустота содержала сведения об отдельных психических феноменах, но не было у него объяснения «призраку» с когтями и клыками, бестелесному существу, которое могло разрывать углеродные волокна… В полусне он снова медленно шел по аллее из строматолитов. В разреженном воздухе висели облака пара, веретенообразные башни угрожающе наклонились к нему. Модуль Изабель Джевел поджидал его, плотно набитый страхом и ужасом, словно спелый плод, в любую минуту готовый взорваться.

Шахтеры и их семьи сегодня вели себя тихо. В приватную гостиную, где встретились Боааз и алеут, доносились только глухие отзвуки празднества. Официант организовал для них тележку с напитками и закусками и оставил одних. Боааз предложил бокал вина, но алеут отказался.

– Нам надо поговорить, – напомнил он старому священнику. – Об Изабель Джевел.

– Я думал, мы собираемся обсудить, что меня так напугало в пустыне.

– Так и есть.

Движимый своими принципами, Боааз возмущенно зарычал:

– Я не могу обсуждать с тобой свою прихожанку. Ни в коем случае!

– Пока мы не усыпили тебя, – жестко сказал Конрад, – ты непрерывно бормотал, рассказывая нам страшную, невероятную историю… Во всех подробностях. Ты говорил не на английском, но, боюсь, Ярол очень хорошо тебя понял. Не волнуйся, он будет осторожен. Местные жители не связываются с Изабель Джевел.

– Ярол?

– Управляющий станцией. Очень разумный для человека. Я так понимаю, ты уже встречался с ним во внутреннем дворе. Осматривал на стене какие-то мерзкие отметины.

Могучая голова шета вжалась в плечи.

– Э-эм, а во время своей горячки… о чем я болтал?

– Много о чем.

Конрад наклонился ближе и заговорил на «тишине» – телепатическом языке, который бессмертные использовали только между собой или с теми редкими смертными, кто мог противостоять их силе.

«Мой друг, ты должен выслушать меня. Наша беседа не покинет пределов этой комнаты. Ты в большой опасности, и я уверен, ты об этом знаешь».

Старый священник вздрогнул – и сдался.

– Ты недооцениваешь меня и мое призвание. Мне ничего не грозит!

– Это мы еще посмотрим… Скажи-ка мне, Боааз, что такое «медведь»?

– Понятия не имею, – озадаченно ответил старый священник.

– Я так и думал. Медведь – это дикое животное, обитающее на Земле. Большое, лохматое, свирепое. Довольно страшное. Вот, лови…

Неожиданно алеут бросил бокал для вина прямо в Боааза, и тому пришлось быстро среагировать, чтобы отвести удар.

– Щупальца, – произнес Конрад. – Не думаю, что они кажутся тебе отвратительными. Это эволюционная особенность. Миллионы лет назад ваш народ вобрал в себя каких-то океанских существ с извивающимися конечностями, и они стали вашими «тонкими пальцами». Но ты увидел в модуле Изабель Джевел медведя со щупальцами – и это повергло тебя в ужас. Будто ты человек с врожденным страхом перед змееподобными существами.

Боааз поставил бокал на место.

– И что из этого? Я не понимаю, к чему ты ведешь. Это видение было просто ночным кошмаром, хотя и про ее дом. В материальном мире я однажды посетил ее и не заметил ничего странного.

– Кошмар, говоришь? А если мы имеем дело с человеком, чьи кошмары могут бродить вокруг, выследить тебя и разорвать на части?

Боааз заметил свой скафандр, который висел на стене. Порезы и разрывы на нем уже заросли (слишком поздно для его обитателя, если бы нападающий был более настойчив!). Он смутно помнил, как с него снимали скафандр, издавая испуганные и удивленные возгласы.

– Разорвать меня? Чепуха. Признаю, у меня случилась истерика. Похоже, я катался по каким-то острым камням.

Черные глаза алеута были безжалостны.

– Пожалуй, мне стоит начать с самого начала… Меня заинтриговала пара фраз, что ты вычитал в досье Изабель Джевел. Кто-то подозревал ее в сумасшествии. Это подозрение в определенном контексте выглядит очень зловеще. Когда я увидел, как ты изменился и каким стал нервным после визита к своей прихожанке, я попросил своего агента на Операнде посмотреть, что он сможет выяснить о некой Изабель Джевел, недавно переехавшей на Марс.

– Ты не имел права так поступать!

– А почему нет? Все, что я хочу тебе рассказать, есть в открытых источниках. Все, что нужно было сделать моему агенту, – найти связь – глубоко зарытую, но ее нетрудно оказалось раскопать – между Изабель Джевел и человеком по имени Илия Маркхэм, пассажиркой звездолета, на котором произошла катастрофа около тридцати стандартных лет назад. Звездолет под названием «Золотая ветвь», принадлежащий компании «Линии Мирового правительства», отбыл со Операнды по расписанию, чтобы совершить транзит в порт Синий Торус. Пассажиры корабля долетели хорошо. Чего нельзя сказать о живом компоненте, то есть о команде звездолета. Пятеро из них исчезли. Двое погибли ужасной смертью. Штурман выжил, несмотря на страшные раны, и успел рассказать, что их убили. Кто-то пронес на борт монстра и выпустил его на свободу в помещениях живого компонента…

Возле стен комнаты стояли кресла, предназначенные для людей. И алеут, и шет выбрали мягкую выемку в полу. Боааз осознал, что ему больше не хочется оглядываться. Эта фаза пройдена.

– После катастрофы во время транзита не остается «черного ящика», с которого можно было бы снять данные, – продолжил алеут. – Нельзя узнать, что произошло в период ложной длительности. Команда звездолета конструирует для себя псевдореальность, чтобы управлять кораблем в то «время», когда времени не существует, а потом эта псевдореальность развеивается, словно сон. Но обвинение штурмана было принято всерьез. После расследования подозрение пало на Илию Маркхэм, агента по продаже антиквариата. Путешествие на Операнду было ее первым транзитом. На обратном пути она настояла на том, чтобы остаться в бодрствующем состоянии, ссылаясь на ментальную аллергию на виртуальные развлечения. «Фобия» – кажется, так это называют люди. Как ты, наверное, знаешь, это означает, что она присоединилась к живому компоненту в псевдореальных помещениях. Но она осталась невредимой. И ничего не помнила, но по неврологическим доказательствам ее обвинили в непреднамеренном преступном безумии.

С тех пор как в рейсы вышли новые алеутские космолеты, катастрофы во время транзита случались достаточно редко, но Боааз знал о них. И он слышал о том, что к жертвам катастроф, чьи травмы были не физическими, очень плохо относились на Земле.

– Какая ужасная история. Был ли там… Было ли в расследовании хотя бы предположение, почему бедная женщина может порождать нечто столь чудовищное?

– Я вижу, что ты понимаешь, к чему я веду, – заметил Конрад, проницательно взглянув на Боааза. Голова старого священника ушла заметно глубже в плечи, но он ничего не сказал. – Да, кое-что нашлось. В юности Маркхэм была наемной прислугой, любовницей богатого коллекционера с дурной репутацией. Когда он умер, она унаследовала его сокровища, и ходило много слухов, что она «помогла» ему отправиться в мир иной. Суд не обвинил ее в убийстве, а решил, что она несет на себе всю тяжесть неизлеченной эмоциональной травмы – за что и пришлось поплатиться команде звездолета.