Я нажала на спусковой крючок, пока бот был еще в прыжке, он крутанулся и рухнул, дергаясь, силовые приводы проработали еще несколько мгновений. А потом все закончилось. Выстрел прошел в точности между пластинами брони, и вся его система поджарилась, внутренности обуглились и расплавились, из вентиляторов охлаждения заструился черный дым.

Люди описывают этот запах как резкий, едкий и густой. Это единственное, в чем я им завидую. Я понятия не имею, как пахнет смерть. Может, если бы я знала, то пожалела бы этого бота.

Я подошла к остаткам его головы. Лицевая пластина выгнулась вовнутрь, провода и чипы сгорели, жар еще плавил их в вязкое пластиковое месиво. Я подобрала голову ладонями, как футбольный мяч. Старой модели Т-серии предстояло выполнить еще одну задачу.

Я не знала этого трудобота, никогда с ним не встречалась. В этой местности он явно новичок, может, беженец с северо-запада, с тихоокеанского побережья. Там стало совсем худо, и многие беглецы забираются далеко на восток. К несчастью для этого гражданина, он забрался слишком далеко.

Я услышала снаружи шуршание шин по гравию и тихое завывание, с которым выключился электродвигатель. У меня осталось несколько секунд, чтобы отсюда смыться.

Я осторожно выбралась по осколкам стекла и обломкам бетона и направилась к укромному местечку в одном магазине через две двери. Перед ним была опущена чугунная решетка, а в ней паяльной лампой прорезано отверстие, чтобы мог пролезть человек. За этой импровизированной дверью к полу был привинчен стол, так что никто не мог бы напасть через дыру. Влезать приходилось медленно и аккуратно, мимо торчащей арматуры, которая могла бы оторвать конечность или повредить проводку.

Но зато здесь была прекрасная снайперская позиция – отсюда простреливалась верхняя площадка эскалатора и открывался вид на большое зеркало с отражением половины ступеней. А меня могли заметить только если знали, куда смотреть. Я неподвижно застыла у двери, сразу за решеткой, и слушала, когда они войдут, положив палец чуть выше спускового крючка, чтобы за миллисекунду открыть огонь.

Под их ногами хрустнуло стекло, в точности как под моими. Я пыталась распознать по звуку, сколько всего браконьеров, но шаги сливались с хрустом стекла, так что я не могла ничего разобрать. Трое? Четверо? Может быть, шестеро? Никак не нащупать алгоритм. Я мысленно отметила, что нужно будет попросить кого-нибудь написать для меня такой.

Шаги замерли, остался только легкий хруст переминающихся с ноги на ногу ботов.

– Вышибала? – раздался на удивление мягкий тенор. Это не сулило ничего хорошего. Подобные мягкие голоса – плохой признак. – Вышибала? – снова позвал он.

Я скосила глаза на лежащую рядом голову трудобота и, хотя не смела произнести ни звука, мысленно спросила его: «Это ты?» Он не ответил. Просто пялился на меня безжизненными разбитыми глазами.

– С ним покончено, – послышался мягкий голос. – Неженка его убила. Надо все проверить.

Неженка его убила. Вот дерьмо. Они меня знают. Они меня знают! Это с самого начала было подставой.

Ничто так не деморализует, как то, что тебя хочет убить кто-то знакомый.

Теперь я точно знала, кому принадлежит тот мягкий голос. Подобными голосовыми установками оснащались боты, имеющие непосредственный эмоциональный контакт с людьми. А конкретно этот голос есть только у четырех моделей-симулякров, а среди них Помощник.

Это был мой голос, только мужской. С командными интонациями. Такой использовали на административной работе или с военными ветеранами.

Это старая модель HS-68, в здешних местах его знали под прозвищем Купец. Гнусный тип. Коварный, хитрый, опасный. Во мне работали те же детали, что и в нем, до последнего резистора, транзистора и чипа. Для него я стоила куда больше, чем весь местный хлам и безумные бродяги вместе взятые.

По очевидным причинам мы старались держаться друг от друга на расстоянии, но не упускать из вида. Правда, никогда раньше вот так не сталкивались. Только не так. Если это Купец и он пришел за мной, я труп. Может, я и справилась бы с ним один на один, но не когда его прикрывают друзья.

Металлические ноги переступили со стекла на мрамор, потом металл клацнул о металл. Их двое, нет, трое, и один движется к эскалатору. Они наверняка знают, где засел Вышибала, и решили начать поиски оттуда. А это всего в нескольких метрах от того места, где скрючилась я. Больше нет нужды прятаться.

Я запустила голову трудобота в вестибюль по высокой дуге, так что она перелетела через перила и плюхнулась в реку битого стекла в трех этажах ниже. Звук удара о пол раскатился, как взрыв хлопушки в консервной банке, и вызвал стрельбу со всех сторон.

– Стой-стой-стой! – выкрикнул бот еще более нежным тенором. Даже в разгар заварушки он оставался спокойным, выдержанным и невозмутимым. – Это всего лишь отвлекающий маневр. О чем вы только думаете, гребаные трусы? Если вы ее изрешетите, какой от нее прок?

– О чем мы думаем? А сам-то как считаешь? Мы не хотим, чтобы в нас стрелял тот, кто заставил замолчать Вышибалу.

Проклятье. Купец. Черт! Черт! Черт!

Но кто те два других отморозка, которых он притащил с собой? У Купца никогда не было команды. И он не занимался браконьерством. Он охотник, обычный старый каннибал вроде меня. Все это совсем не в его духе.

– Остынь, приятель. Заряда в импульсной винтовке Вышибалы хватит на три, может, на четыре выстрела. А он наверняка хоть один раз пальнул в Неженку, если не разрядил весь аккумулятор. – Теперь он говорил чуть громче. – Слышишь меня, Неженка? Твоя импульсная винтовка почти разряжена. Может, сдашься?

Он немного выждал, но я молчала.

– Ага, – сказал он. – Умно. Молчи дальше. Ни звука. Может, мы тебя не найдем. Может, ты обнаружила хорошее укрытие. А может, ты уже вылезла где-нибудь и со всех ног несешься по Морю, обратно к своему багги. Но я в этом сомневаюсь. Думаю, ты еще здесь. Надеюсь, ты не в той норе за прорезанной решеткой на третьем этаже, сжимаешь в руках негодную винтовку в надежде, что она тебя спасет. Потому что она тебя не спасет.

На эскалаторе снова раздались шаги, похоже, ног из крепкого титана. Не так тяжел, как трудобот. Скорее военный или одна из старых моделей «Миротворец». Я услышала, как сообщник Купца повесил на плечо импульсную винтовку, приклад лязгнул о металл, а потом раздалась неспешная электронная трель заряжающегося оружия.

А я лежала на третьем этаже, в норе за прорезанной решеткой, сжимая в руках винтовку и понимая, что меня переиграли.

Его звали Исаак, и никто точно не знал, откуда он взялся. Он был простым ботом, древней и стандартной сервисной моделью с ограниченной программной частью и едва достаточной мощностью процессора. Говорили, что он начал жизнь игрушкой какой-то богатой девчонки, лучшим другом для посиделок за чаем и мелкой работы, всякой рутины. Не то сиделка, не то дворецкий, не то компаньон. Он не был умен, но все же обладал разумом. И по мере взросления девочка находила то одну причину, то другую, чтобы держать старого Исаака почти восемьдесят лет, они были лучшими друзьями до самой ее смерти. А по другой легенде, старушка купила его уже подержанным, когда ей было хорошо за семьдесят и у нее развивалось слабоумие, но она рассказывала всем, будто Исаак жил с ней с детства, потому что когда-то прочитала похожий рассказ, а ее немощный разум уже не мог отличить воспоминания от выдумки.

Но одно совершенно точно: в самом деле была пожилая женщина по имени Мэделин, и перед смертью у нее не осталось в мире ни одного родственника. Она была тупиковой ветвью, последней мертвой веткой на иссохшем стволе фамильного древа. А раз у нее не было наследников, то у Исаака не оказалось хозяев.

Такое случилось не впервые. Далеко не впервые. Давно уже приняли законы, как быть в таких ситуациях. Права на бесхозный разум отходят обратно к его создателю. Но в случае с Исааком его производитель, компания «Интеллектуальные системы», не только прекратила существование десятки лет назад, но и ее интеллектуальная собственность была распродана, разделена, прошла через множество рук и в результате частично оказалась в публичном доступе, а остальное представляло собой непонятную смесь запутанных документов и бюрократической казуистики. До тех пор никто толком не понимал, какую неразбериху оставила после себя компания, потому что очень мало ее ботов еще функционировали, а тех, что еще работали, берегли как диковины в музеях или как семейное наследие, передающееся от поколения к поколению.