– Добрый день, Виктор Андреевич, чем обязан? – их ладони сошлись всего на миг, после чего шеф зазвенел ключами и открыл двери в приглашающем жесте. – Прошу.

– Спасибо, мой мальчик. Какая же страшная у тебя секретарша, – услышала я перед тем, как оба мужчины скрылись в кабинете.

Скривившись, бросила сердитый взгляд на плотно закрытую дверь и подумала, что завтра же включу режим жесткой экономии, чтобы побыстрее погасить кредит. Сегодня начать откладывать деньги я не могла, потому что собиралась наесться в обед запретных сладостей. Стресс требовал калорий, а руки шею генерального директора. И хоть одну мечту я намеревалась воплотить!

Дотерпеть бы до обеда и не уволиться…

Кофемашина справилась с поставленной задачей быстро, поэтому, прихватив все запрашиваемые папочки, уже через пять минут я стояла на пороге минаевского кабинета и вежливо стучала в дорогущую дверь.

– Войдите! – гаркнул босс.

Возведя глаза к потолку, я мысленно пропела речетативчик менеджеров, написанный много лет назад Шнуровым и спетый бессменной группой «Ленинград», взбодрилась, нацепила на губы приветливую улыбку и вошла в клетку к хищникам.

– Наконец-то, – “обрадовался” мне Соколов. – Я думал, мы закончим с делами раньше, чем вы появитесь.

Улыбнувшись, поставила поднос на стол Макса и вежливо уточнила:

– Еще что-нибудь?

– Нет – громко и четко проговорил Виктор Андреевич, с презрением поглядывая на неугодную секретаршу, меня то есть. – Кофе и все.

Я закивала, освободила поднос, расставляя чашки перед мужчинами, при этом пару раз пробормотала: “Конечно, конечно…”. Пусть видит, что секретарь у Макса не только некрасивая, но и недалекая. К такой ревновать – грех.

Судя по недовольно поджатым губам и немного брезгливому взгляду Соколова, план осуществился на все сто. Меня вычеркнули из списка опасных женщин.

Только вот стоило повернуться к выходу, как проснулся молчавший до этого босс.

– Кира? – вдруг позвал он.

Тихо так. По имени. Блин. И голос такой… Фамильярно это прозвучало, в общем. Даже слишком! Нехорошо для меня и для моей карьеры.

Развернувшись, услужливо уставилась на Минаева:

– Слушаю вас?

Он молчал.

И от этой тишины накалялась атмосфера в кабинете. Я просто чувствовала, как портится и без того не радужное настроение Соколова, как чернеет моя карма. Ну вот что Минаеву нужно?!

– Максим Сергеевич? – позвала шефа, все еще надеясь, что он сможет исправить ситуацию. – Вы что-то хотели?

Он моргнул, поелозил в кресле, поправил папку перед собой, покрутил чашку с горячим кофе и снова уставился на меня.

– Нет, ничего. Иди.

Черт! Хуже не придумать.

Звучало все так, будто мы с ним ближе некуда, и шеф собирался спросить о чем-то личном, но передумал. Это капец!

Уж не знаю, что там в голове начальства происходило, но генерального директора фирмы он сильно расстроил. Соколов с громким “бах” вернул чашку, из которой сделал глоток, на стол. Коричневая жидкость выплеснулась на дорогое дерево, моментально захватывая новые территории и пытаясь добраться до бумаги с заголовком «КОНТРАКТ».

Знаете, когда простые люди становятся супергероями? В минуты отчаяния. Такая наступила и для меня. Уж не знаю, как успела совершить тот нечеловеческий прыжок, но бумажку спасла. Только чашку опрокинула. На генерального…

Он зарычал! Схватился за ткань штанов в районе ширинки, оттянул ее, затряс, шипя от гнева и боли, ведь это был поистине горячий кофе, как любит Минаев.

А я, исполнив миссию по спасению бумажки формата А4, снова стала простой, не самой умной секретаршей, только и умеющей, что делать огромные глаза и шептать: “Простите, я не хотела”.

– Сядь, Кира, – похлопав меня по спине, сказал Макс, проходя к мини-холодильнику. Заглянув внутрь, он присвистнул, качнул головой и быстро вернулся к столу, протягивая боссу бутылку дорогущего шампанского. – Все, что есть. Зато его хорошо подморозило. Приложите к… месту ожога.

– Ты… – Соколов не сводил с меня бешеного взгляда, не замечая Минаева. Я, как болванчик, качала головой, тем самым отрицая любые обвинения в свой адрес. Это был несчастный случай!

– Сейчас мазь поищу… – продолжал думать вслух Макс, удерживая в вытянутой руке бутылку. – Кира, где у нас аптечка?

– Мне не нужна мазь! – прохрипел Соколов, отбирая у Минаева шампанское. – Пошла вон! – вдруг заорал он. А раньше не припомню, чтоб вообще голос повышал…

Я вздрогнула, подпрыгнула и ринулась к выходу, из последних сил сдерживая слезы. Только бы не зареветь перед ними!

– Кир, мазь все-таки поищи. У тебя же там было что-то? – спокойно, как и прежде, произнес Макс мне вдогонку.

– С пантенолом, – кивнула я. – Только не мазь. Пена была.

– Вот. Найди и неси.

– У меня нет проблем с ожогами! – снова рявкнул Соколов. – Это у тебя проблема с подбором персонала! Вон!

И я выскочила за дверь.

“Это конец”, – прокомментировал случившееся ошалевший от быстроты сменяемых событий мозг.

“Чтоб у него там все сморщилось”, – подленько добавила внутренняя гадина, обычно помалкивающая. Но сегодня-то день особый – она и проснулась от долгой спячки!

Усевшись за свой стол, я вдруг поняла, что так и держу в руках спасенный контракт. Приглядевшись к нему сквозь пелену наступающих слез, прочла ниже: «образец».

“Твою мать”, – вспомнил заветные слова мозг. И даже гадина солидарно кивнула. Надо же было так опростоволоситься?! Спасти образец контракта, облив горячим кофе генерального!

Что ж, однажды… лет через десять, не раньше, я буду вспоминать это и смеяться. Наверное. Но это не точно. Потому что если вернусь на работу в больнице и в квартиру родителей, то смеяться мне расхочется навсегда.

Вскочив на ноги, я заметалась по приемной.

В голову лезли видения одно хуже другого. Как я лежу в родительской квартире, в своей детской, смотрю мыльные оперы, жирею, а на обоях висит пожелтевший от времени плакат Брюса Уиллиса… И тот смотрит на меня с укором и немного с жалостью. Нет уж! Нет!

Я уже готова была вломиться в кабинет Минаева и каяться в чем угодно, при этом пытаясь утопить всех в слезах. Они поймут, что вот-вот утонут, и Соколов вынужден будет простить бедную меня. Хотя… Ведомо ли ему, что такое жалость?

И вот в тот миг, когда собиралась опустить ручку и войти, сзади покашляли. Деликатно так, но надменно. Как умела только Мариночка.

– Макс у себя? – спросила она, кривя полные губки в подобие улыбки.

– Да, но…

Договорить мне не дали:

– Отойди, Кудряшова, – приказала дочка генерального, просто отодвинув меня плечом. – Тук! Тук!

Она вошла, произнося последние слова на ходу. И замерла в метрах трех от порога, ошарашенно проговорив:

– Папа?!

Я почти уже ушла. Почти. Осторожно выглянув из-за своего укрытия, открыла рот от пикантности открывшегося зрелища. На стуле сидел Виктор Андреевич, между ног которого была зажата запечатанная бутылка с шампанским. Макс стоял рядом, сложив руки на груди и спокойно что-то втолковывая своему начальнику. Он замолчал при виде невесты, кашлянул и загородил будущего тестя. Сам же Соколов зарычал, вскочил и… весь затрясся, глядя на меня:

– Уволена! – распорядился он, взмахивая бутылкой.

Я отпрыгнула в сторону, закрыла дверь и как-то совсем обреченно пошла собирать вещи.

С днем рождения тебя, Кира.

Стоило подойти к столу, как зазвонил телефон. Мама радостно поздравила нас обеих с появлением на свет прекрасной девочки. Меня, то есть. Желала себе крепких нервов с таким сокровищем, как я, а мне быть успешной, сильной и целеустремлённой. Напомнила, что в субботу они с отцом ждут меня дома. Спросила, как настроение.

Я собрала волю в кулак и сказала, что все отлично. Подарками, мол, завалили с самого утра, сил нет отбиваться от желающих расцеловались и потискать. Но пока справляюсь.

Мама осталась довольна моей ложью. А ведь я думала, что с годами вечная нужда врать родителям проходит.