И привели его жену, поставив на колени,
Сказав, что голову ей отсекут, если не скажет
Он что-либо, своим молчаньем он её накажет.
Глаза её печальные, а под глазами – тени,
От страха вся дрожала женщина, смотря с мольбою,
И голосом Ду, очень жалобным, так говорила:
– «На свете ближе связей нет меж мужем и женою,
Уж десять лет, как я любила вас, боготворила.
Ничтожная я женщина и от стыда сгораю,
И сил уж не осталось все переживать мученья,
Одно скажите слово лишь, на вас я уповаю,
Спасите, защитите, проявите снисхожденье».
Но Ду остался нем, как бы её тут не пытали,
Он знал, что словом бы нарушил здесь обет молчанья,
Когда от её тела по кусочку отрезали,
Закрыл глаза он, чтоб не обращать на всё вниманье.
– «Плут этот, демоническими свойствами владеет, -
Сказал тут генерал, – я не хочу, чтоб оставался
На этом свете он, где все богатства он имеет,
Пытать его до смерти, чтоб он в чём-либо признался».
Когда же к Яньло-вану (8) душу Ду препроводили,
Сказал тот: «Этот демон пойман на Юньтай вершине,
Это о нём так много на земле все говорили,
Поить его расплавленным свинцом, держать в кувшине,
Хлестать железом, чтоб до порошка он истолокся,
Огнём сжечь, кости бросить в кислоту из купороса,
Поверил сердцем всем речам он одного даоса,
Его ученьем о бессмертии своём увлёкся».
При пытках и мученьях всех он не издал ни звука,
Когда царь понял, что от Ду ни слова не добиться,
Сказал, решив, что здесь беспомощна его наука:
– «Мужчиной не достоин жить, пусть женщиной родиться».
И вот родился женщиной Ду, и весьма красивой,
Но продолжал молчать, здоровьем обладал неважным,
Болел и часто боли были так невыносимы,
Что мочи не было терпеть, но он терпел отважно.
Когда вскоре подрос и стал прекрасною девицей
Семья немой её из-за молчания считала.
Никто брать в жёны знатный не хотел её в столице,
Она не говорила, но книг много прочитала.
В селе жил кандидат Лу Гуй, был очень образован,
Услышав о красавице, решил увидеть лично,
И сразу, как увидел, красотой был очарован,
Взял её в жёны и увёз из суеты столичной,
Сказав: «Если женой будет она в жизни прекрасной,
Зачем ей говорить? Все знают женскую болтливость,
В семейной жизни, как везде, нет ничего ужасней,
Жена если не к месту проявляет говорливость».
Прошли два года. Сына родила ему супруга,
И мальчик маленький умён был и красив собою,
Но Гуй в семье скучал, они не слышали друг друга,
И недовольство с каждым днём росло его женою.
Гуй думал, что от немоты нужно найти леченье,
Решил заставить говорить её любой ценою,
Считал он, что спасти её поможет потрясенье,
Ему хотелось говорить так со своей женою.
Решил он откровенно её вызвать к разговору.
И как-то раз он разозлился и сказал ей прямо:
«Жил в древности Цзя, раз жена затеяла с ним ссору,
Не говорила, улыбалась и была упрямой.
Своим молчаньем так хотела выразить презренье,
И молча, забавляясь, от души над ним смеялась,
Не мог он в сердце вынести такого оскорбленья.
Ударил он её, и с жизнью та своей рассталась.
Но я не столь жесток, чтоб на тебе так отыграться,
Пусть лучше уж наш сын поплатится за всё за это»!
Схватив ребёнка, стукнул им о камень парапета
Так сильно, что пришлось сыну его с жизнью расстаться.
Кровь залила весь пол. Муж пред женой стоять остался.
Любил Ду сына, и увидеть это было больно,
Забыв держать себя в руках, воскликнул «О!» невольно.
Вмиг всё исчезло, он на месте прежнем оказался.
Пред ним стоял даос. Заря ещё всё пламенела.
Сказал даос со стоном: «Вы ошибку совершили,
Огромную, и этим «О!» испортили всё дело,
А ведь у вас бессмертного уже задатки были.
Вы побороли радость, огорченья и расстройства.
Страх, ненависть, желанья в сердце в пепел превратились,
Но вот способность «не любить» – единственное свойство –
У вас не получилось, и ему вы покорились.
Жаль, что бессмертным вы не станете, как я считаю.
Так как вы чувством к миру бренному здесь пристрастились.
Поэтому одежды эти я с себя снимаю,
Боюсь, что в этом мире навсегда мы распростились».
Одежды сняв, даос один с горы Юаньтай спустился.
Ду Ци-чунь же к своей семье поспешно возвратился,
Жену он предал, и в душе о том долго бранился,
Но та жива была, Ду с возрастом остепенился.
Пояснения
1. Династия Чжоу – речь идёт о северной династии Чжоу (557-581 гг.)
2. У ворот восточного рынка – в Чанъани (во времена династии Суй город назывался Дасин) во всю Танскую эпоху было два рынка, западный и восточный, которые имели квадратную площадь с четырьмя воротами, выходившими на четыре стороны света.
3. Фестиваль Чжонъюань – праздник пятнадцатого дня седьмого месяца по лунному календарю, когда приносят жертвы усопшим.
4. Лао-цзы – философ китайской древности, создатель трактата «Дао-дэ-цзин», идейный основатель даосизма, позднее причисленный к лику святых, в честь его воздвигнуты храмы.
5. Гора Юньтай – одна из пяти вершин Хуашаньского хребта к западу от реки Вэйхэ в сегодняшней провинции Шаньси. Хребет Хуаньшань считается в Китае одним из четырёх священных гор даосизма.
6. Синий дракон и красный тигр – на символическом языке китайской алхимии синий дракон олицетворяет собой красную ртуть, а белый тигр – свинец. Эти элементы входят в состав приготовления эликсира бессмертия.
7. Камень целый – белый камень – еда из белого камня олицетворяет собой в китайской поэзии знак нищеты. Белый камень означает отказ от пищи, что помогает обретению бессмертия.
8. Яньло-ван – царь потустороннего мира.
2. Превращения
(О чём не говорил Конфуций)
Год, каждый, как месяц восьмой в девятый переходит
По лунному календарю, случается явленье:
Камней в реке Юйтяньхэ происходит превращенье
В яшму, которую там люди каждый год находят.
И если человек, кто в речке яшму добывает,
Наступит на неё, дробь раздаётся барабана
На берегах реки, где есть военная охрана,
И караульный перед ним мгновенно возникает,
Он требует в дар яшму, а не даст кто, он карает.
Кто собирает, делится всегда ею со охраной,
Так каждый год на речке яшма возникает,
На склонах гор – алмазы, в речке – яшма утром рано.
В России же другое получается явленье:
Слетятся тысячи ворон, туман всё застилает,
Они все валятся на землю, крабы возникают
Из них, как и из змей стрекоз бывает появленье.
А если люди их прихлопнут, то они от злости
Яд сильный выделяют, в сколопендр превращаясь,
Который изменяет сухожилия и кости,
Так всё живое свои формы ищет, изменяясь.
3. Язык беса
(О чём не говорил Конфуций)
Э-чжэнь, слуга Цзян Цзин-у, человеком был отважным.
Любил он выпить, и довольно часто напивался,
Сопровождая господина с порученьем важным
К воротам Сичжимэнь (1), раз как-то ночевать остался
В том месте, где по слухам бесов множество водилось,
Народ страшился их и в месте этом не селился,
Когда настала ночь, и тишина там воцарилась.
С распущенными волосами бес вдруг появился,
Э-чжэнь был пьян и, беса увидав, не испугался,
А только лишь вскочил и подобрал полы халата,
Бес высунул язык, что на три чжана выдавался,
Э-чжэн схватил его, тот мокрым, мягким был, как вата,
Двумя руками вырвал, завопил тут бес тут и скрылся,
Тогда Э-жэнь засунул язык беса под циновку,
А утром рассмотрел, язык похож был на верёвку,
