– Да, я помню, – невозмутимо заверил Данил и, по-хозяйски достав из ящика ножи и вилки, положил их возле тарелок.

«Мог бы и без ножа обойтись», – недовольно подумала Даша. Она терпеть не могла мыть посуду.

– Не так уж мы с Ксеней и похожи, чтобы нас путать, – проворчала она, аккуратно разбивая яйца.

– Совсем не похожи, – подтвердил Данил.

Забыв выбросить скорлупу, Даша с изумлением обернулась. Ее гость уже присел на низкий подоконник, упершись в него руками. Солнечный отсвет чистого неба оседал на его седых волосах зелеными пятнами.

«Он весь состоит из этих цветных шариков, – подумала Даша. – Совсем запутался в них… Разве можно упрекать его за это?»

– Садись, Даня, – она указала головой на табурет. – Только не ешь без меня! Я сейчас хлеб порежу.

Он ел с аппетитом здорового и влюбленного в жизнь существа. Украдкой наблюдая за ним, Даша заметила, как Данил несколько мгновений любуется каждым желтым кругляшком глазуньи прежде, чем целиком отправить его в рот. Когда в соседней комнате послышалась возня, Данил так и просиял:

– Сережка проснулся.

Но в ту же секунду безмятежная прозрачность утра с треском пошла по швам от глухого удара и пронзительного мальчишеского вопля:

– Скотина позорная!

Одновременно громыхнув табуретами, они бросились туда, столкнулись у выхода, и Даша в сердцах отпихнула Данила. Ворвавшись в комнату, она увидела, как Сережка, еще в пижаме, пытается забраться на шкаф, где, выгнув взъерошенную спину, шипит Рыжий. Его стоявший торчком хвост подрагивал чуткой антенной, настроенной на вражескую волну. По всему было видно, что сдаваться без боя Рыжий не собирается. Стянув сына вниз, Даша с силой прижала его извивающееся тельце:

– Ну-ка, успокойся!

– Да мама же! – вопил Сережка, выкручиваясь. – Этот гад, паразит чертов, опрокинул горшок с кактусом на мою приставку! Все землей засыпал.

– Прекрати ругаться, – она легонько шлепнула по его мокрым, ускользающим губам. – Сейчас я все уберу.

Но мальчик не желал успокаиваться. Метнув в Данила полный ненависти взгляд, он проорал:

– Какой козел тут клубков накидал? Рыжий разыг- рался и начал с ума сходить.

Не выпуская сына, Даша примиряюще проговорила:

– Это я – козел. Это я их тут оставила. Недодумалась, ты уж прости.

– Да?! А если внутрь земля попала? Ты же мне в жизни новую не купишь!

– Я все почищу, – негромко сказал Данил. – Вскрою и уберу всю землю.

– Как будто ты умеешь! – презрительно процедил Сережка, глядя перед собой.

Он с первой минуты стал говорить Данилу «ты», но получалось не доверительно, а пренебрежительно. Дашу это коробило, однако, глядя в наивные глаза этого взрослого человека, трудно было представить, что кто-то может обратиться к нему иначе.

– Я умею, – спокойно ответил Данил и, взяв с журнального столика газету, расстелил на полу возле окна. Осторожно приподняв аппаратик для игр, он ссыпал с нее землю и легонько потряс. Потом оглянулся на Дашу: – Где можно…

– Иди на кухню, я сейчас принесу инструменты. У отца их было полно…

Отыскав в кладовке знакомую коробочку с маленькими отвертками, пинцетами и прочим, Даша торжественно поставила ее перед Данилом. Не испытав ни малейшего замешательства, тот выбрал нужную отвертку и принялся уверенно откручивать блестящие шурупы.

«Ух ты, как ловко! – восхитилась Даша, наблюдая за ним. – Видно, он занимался этим тысячу раз».

– А ты не посмотришь потом наш плеер? – осторожно спросила она. – Что-то цвет иногда пропадает.

Не прекращая работы, Данил согласно кивнул:

– Посмотрю.

«Ничего себе! – подумала Даша, на цыпочках выходя из кухни. – Если он с этим справится, ему просто цены нет!»

Она смела всю землю обратно в горшок и, осмотрев корни несчастного кактуса, который и так не хотел расти, воткнула его туда же. Презрительный взгляд Рыжего покалывал макушку, но Даша все еще сердилась на кота, который, даже не будучи черным, ухитрялся то и дело вносить разлад в их жизнь.

– Для тебя я достала эти клубки, да? Паразит чертов, – повторила она слова сына, который умывался в ванной и не мог слышать.

Обернувшись, она убедилась, что кот пропустил слова мимо ушей; как поступал всякий раз, когда ему выговаривали за провинность. В такие минуты у него случались приступы чистоплотности, и Рыжий принимался вылизываться так тщательно, будто надеялся стать блондином.

– Паразит, – подтвердила Даша и с неохотой взялась за тряпку.

Протирая подоконник, она глянула в окно и жалобно воскликнула:

– Только не это!

У подъезда стояла черная «Волга» Федора. Он с язвительной усмешкой заявлял, будто ездит на этой машине, чтобы поддержать российский бизнес. Не слушая его, Даша мрачно думала: «Да плевать тебе на всех российских бизнесменов, кроме себя самого! Кому бы рассказывал…»

Пока она обреченно тащилась к входной двери, в мыслях, тесня друг друга, пробегали черные волны. Одна из них накатывала упреком, что Даша не удосужилась даже поставить Федора в известность, уехав на похороны. А другая поддразнивала: «Ну, объясни ему, объясни, что это за мужик сидит у тебя на кухне в спортивных трусах?» Зато третья обдавала холодным безразличием: «Да не все ли равно, что подумает о тебе это ничтожество? Не считаешь же ты, что он тебе верен? Смешно даже думать об этом!»

Даша на такое и не надеялась. Впрочем, ей и не хотелось на это надеяться.

– Привет, лапуня, – по обыкновению томно протянул Федор, когда она открыла дверь.

Он утверждал, что именно так говорят на Украине, откуда Федор был родом. Даша не могла этого оспорить, поскольку с детства не выезжала из Сибири, но была убеждена, что эта неестественная, неприятная манера – его собственная. Дашу от его скучающего голоса неизменно тянуло в сон, поэтому уложить ее в постель оказывалось проще простого.

– Ты не больна? – без интереса спросил он и, не дожидаясь приглашения, которого Даша могла и не сделать, прошел в комнату. – А то я тебя потерял. Вчера пришлось собственноручно снимать совершенно идиотский праздник в каком-то училище… Как у вас в Сибири их называют? Шараги? Настоящая шарага. Плечи до сих пор болят, между прочим! Так что придется тебе масси…

Федор вдруг замолчал на полуслове. Едва не повизгивая от восторга, Даша со злорадством наблюдала, как он, застыв с приоткрытым ртом, разглядывает Данила такими глазами, будто у того было по меньшей мере две головы.

– Это… что? – утратив манерность, спросил он заикаясь.

– Это не что, а кто, – сдержанно поправила Даша. – Познакомьтесь, пожалуйста.

Данил улыбнулся так радостно, словно только и ждал появления гостя.

– А я вычищаю землю, – гордо сообщил он.

Федор медленно перевел на Дашу взгляд, полный такого неподдельного изумления, что даже стало слегка его жаль.

– Что он сказал?

– Пойдем, я тебе все объясню, – она не удержалась от смеха, поглядев на сияющее лицо Данила.

«Я вычищаю землю, – повторила она про себя. – Это звучит внушительно…»

Выскочив из своей комнаты, Сережка вежливо сказал:

– Здрасте. Заменили стекло?

С первого же дня Федор запретил мальчику называть его «дядей», потому что сказки Успенского были у всех на слуху. Но обратиться к нему просто по имени Сережка до сих пор не решался.

– Пришлось, – понемногу приходя в себя, отозвался Федор. – Как там моя красавица? На месте?

Сережка отпрыгнул к окну и прижался к стеклу носом.

– Стоит. Вокруг ни души, – бодро отрапортовал он.

– Смотри-ка, что я тебе принес, – вспомнил Федор и запустил узкую ухоженную руку за пазуху.

– Во, класс! – завопил Сережка, выхватив маленького робота. – Он заводной, да?

– На батарейках, – рассеянно сказал Федор и, повернув мальчика, слегка его подтолкнул. – Ну иди, поиграй. Нам с твоей мамой нужно кое-что прояснить.

Хитро прищурившись, Сережка мотнул головой в сторону кухни:

– На счет этого? Да это так, дурачок один. Не берите в голову.