Еще раз огляделся, чтобы хоть примерно оценить обстановку. Следов на пыльной грунтовке – никаких, в смысле – следов шин, зато есть строчка отпечатков подкованных копыт. Окурков и пакетов по обочинам – ни одного. Быть такого не может, чтобы столь чистое место оказалось где-то на Земле. Лес тоже значительно гуще, чем тот, что растет возле Дона в нашей местности. И кустами вдоль обочин земля заросла так, что в глубину метров на шесть видно, а дальше все сливается в коричнево-зеленый фон. Едва удалось найти место, где можно было просочиться с мотоциклом, чтобы при этом не навести аборигенов на мысли о том, что здесь что-то тащили.

Закатив мотоцикл поглубже в заросли, стараясь при этом не сильно ломать ветки, я достал из тайника Наган, проверил патроны в барабане, сунул револьвер под куртку, в наплечную кобуру и пешим порядком выдвинулся в сторону поляны, которую по кромке леса огибала дорога. Прислушивался ко всем звукам, стараясь определить источник, был готов в любой момент нырнуть в придорожные кусты – мало ли, как тут отнесутся к моей одежде? Обойдя поляну полукругом, дорога снова нырнула в лес. Примерно минут через десять пути справа вынырнула еще одна колея, влилась в ту, по которой я топал. Следов покрышек и мусора цивилизации на ней тоже видно не было, что наводило на некоторые мысли. Однако обдумать ситуацию я решил позже, а пока просто увеличил бдительность.

Километров через пять дорога, приняв еще два проселка, вывела меня на перекресток с трактом. У перекрестка стоял указатель – полосатый черно-белый столб высотой метра три, и три доски на вершине, крашеные в белый цвет. Черной краской, шрифтом вроде чертежного, на каждой доске было выведено слово. На той, что смотрела влево, слово читалось примерно как «Лопор». Указывающая вправо несла на себе надпись «Виллибург», а смотрящая в сторону той дороги, по которой пришел я – «Мирен». Алфавит – вроде как смесь латиницы с греческим. Нашел, конечно, по какому примеру узнавать, понимаешь язык или нет. Названия населенных пунктов не переводятся. Надо садиться в засаду и ждать проезжих, с уже определенными целями. Так что я выбрал себе место в развилке ветки кряжистого дуба. Со всех ракурсов, кроме направления градусах в тридцати от отходящего в сторону Мирен (или Мирена, не знаю, как правильно) проселка, наблюдательный пункт закрывали листья.

В две минуты забравшись в развилку и устроившись там поудобнее, я начал анализировать уже случившееся со мной.

Итак, дано – неизвестный мир, однако сила тяжести и атмосфера аналогична земной, разве что кислорода в воздухе побольше, пару раз вдохнешь глубоко – голова кружиться начинает. Или просто на Земле воздух столь сильно загажен? Пока не важно. В моем активе – револьвер, из которого в мишень размером в голову я уверенно попадаю с полуста метров, и тридцать семь патронов к нему. Также – мотоцикл с запасом бензина и масла километров на триста пятьдесят хода. При перестройке карбюратора – на четыреста пятьдесят. Также – КПК в военном исполнении, то есть без выступающих и хрупких элементов в конструкции. Также – ятаган и умение им владеть. На первый взгляд немало. Что же предлагает этот мир?

Местные жители перемещаются на гужевом транспорте и пешком, технологический уровень с наскока не определишь, допустимо предположить, что люди. Больше о жителях ничего не известно. Значит, ждем, пока по дороге кто-нибудь проедет или пройдет, и только тогда думаем дальше, а то можно много чего надумать. К слову, по наступлении ночи надо будет перекатить мотоцикл ближе к наблюдательному пункту, пока его (мотоцикл) не нашли автохтоны.

Ну-ка, ну-ка, что это за штука? Со стороны «Виллибурга» слышен звук… цоканье, скрип… никак телега с лошадью? Ждем-с…

Действительно телега. Самой народной внешности – плетеный из каких-то прутьев короб, в нем— аккуратно уложенная глиняная посуда самых разных форм, но все в принципе знакомо – горшки, крынки, миски. Спереди поперек короба лежит доска, а на ней – двое пацанов лет по пятнадцать, на вид скорее жилистые, чем накачанные, о чем-то оживленно разговаривают, но пока слов не разобрать – далековато. Тянет телегу лошадь серой, в «яблоках» масти, даже мне понятно – немолодая уже. Телега подъехала ближе, и я начал прислушиваться и приглядываться.

Одеты эти двое примерно одинаково – серые штаны из грубой ткани, рубахи почти белые, оба босые. У одного из-под рубахи торчат ножны небольшого ножа, у второго примерно в том же месте что-то выпирает. На виду лежат два длинных, под два метра, шеста с отполированной от часто употребления средней частью. Вот уже стало возможным разобрать разговор…

— …и тогда я хватаю шест, штаны с рубахой – и в окно. Хахаль ее – сначала следом кинулся, а потом решил через дверь. Ну мне только того и надо – я сразу на чердак, и притих. Он выскакивает из хаты, и по дороге к полю. Ну, окно как раз на поле выходило. Я натягиваю штаны, рубаху, тихо спускаюсь, и в другую сторону. Одна мысль – только бы псы не учуяли.

Значит, все же люди. На вид – от землян совершенно не отличаются. Росту в обоих сельчанах (городские явно по-другому одеваются) навскидку метр шестьдесят пять – метр семьдесят. Разговаривают с каким-то аканьем. Однако – до чего схожие интересы у молодежи в разных Мирах.

— И как? Утек?

— Буквально чудом! Кто же знал, что они на окраине собак ночью не привязывают? Из-под ворот высовывается аппанец,— местная порода? – и внимательно на меня смотрит. Веришь, нет – его мысли я без напряжения прочел!

— И чего же он хотел?

— Жрать он хотел. Так что я потихоньку двинул к лесу, взгляд с кобеля не спуская…

Телега уже отъехала метров на сорок, и теперь до меня долетали только обрывки слов.

Интересное кино получается. Или местные умеют читать мысли, или рассказчик загнул для красного словца. Но кое-что уже начинает складываться.

Уровень технического развития, ориентировочно, век семнадцатый. Причем ближе к началу, чем к концу. Хоть на телегах с деревянными колесами на Земле передвигались местами до середины двадцатого века, на мысли о веке семнадцатом наводит отсутствие обуви у пацанов. При себе у них нет ни луков, ни арбалетов. Или крепкое государство, поддерживающее безопасность на дорогах, или оба запросто разберутся с дорожной бандой и без метательного инструмента. Однако же, для полноты картины лежать мне на ветке, прикидываясь ветошью, до самого вечера как минимум.

Еще минут через двадцать по тракту прокатились четыре… паровых тягача с прицепами. Бодро так прокатились, километров под тридцать. Ошибся я с определением уровня развития…

Напоминали тягачи нечто среднее между рамным прицепом без бортов и локомобилем – действительно имелась рама, спереди на этой раме лежала горизонтально бочка, из передней части которой выходила и тянулась вдоль всей рамы труба сантиметров десяти диаметром. На бочке – зеленые буквы, вроде аббревиатура, читается примерно как КВСС. За бочкой располагалось кресло, занятое персонажем, которого иначе, как мехводом было не назвать, около кресла – два больших рычага и несколько (сколько именно – не разобрать, но никак не меньше четырех) маленьких. Прямо за креслом труба поднималась вверх метра на два, и из нее тянулась струя синеватого дыма, щедро разбавленная паром. За креслом, чуть позади трубы, имелся паровой мотор, на слух выдававший оборотов сто. Задние колеса были побольше передних раза в два, и даже имели протектор в виде привинченных к стальному ободу каких-то брусков.

Сами мехводы были одеты в штаны плотной серо-синей ткани, сильно напоминающие заношенные до безобразия джинсы, куртки зеленого цвета, на глазах – очки-консервы. Обуви не разглядеть.

В прицепах – какие-то ящики, накрытые брезентом. На ящиках лежат товарищи в коротких сапогах, зеленых штанах, зеленых куртках с какими-то знаками различия, у каждого меч и арбалет под рукой. Ага, это уже напоминает армейский конвой. И буквы наверняка расшифровываются как «какие-то военные силы». Возможно даже, королевские, ибо у меня мечи и арбалеты с выборной властью не сочетались никоим образом.