– Вы.. ir.. irren sich. Ich kenne.. - юная особа задумалась, скрестив руки на груди, переводя взгляд в окно, судорожно вспоминая нужные ей слова,– nur.. nur.. только несколько Sätze. Я ведь правильно говорю? Вы тоже понимаете русский. Меня обучила другая gefangen genommen. Deutsche frau. Что я умею? Много чего.. Как же это правильно сказать..- девушка перебирала худыми пальцами по рукам, когда не могла быстро сообразить, – Могу.. zubereiten.. еду,– она вспомнила, как немец изобразил этот процесс и повторила все то же самое: указала на рот, клацая зубами, словно пережевывает еду,– Могу aufräumen в вашем доме. Могу.. mit dir tanzen. Verstehen Sie? /Вы неправы. Я знаю только несколько фраз. Меня обучила другая пленница. Немецкая женщина. Могу готовить еду, могу убираться в вашем доме, могу танцевать с вами. Понимаете? /

Девушка присела в небольшое креслице, но расслабляться не стала, наклоняя ноги таким образом, что колени находились немного под углом, а так же скрещивая лодыжки. В училище их обучали не только различного рода танцам, но и литературе, искусствоведению, этикету. Последнее не позволяло юной особе сидеть как попало даже в условиях отдаленных от светского раута.

Он пронаблюдал за всеми нелепыми движениями девушки не скрывая своего любопытства. На фуражке образовалось светлое пятнышко — палец натер.

— Tanzt? Das ist gut. Ich werde sehen, wie du später tanzt, — спокойно сказал Беккер и обернулся на звук открывающейся двери. /Танцуешь? Это хорошо. Я посмотрю как ты танцуешь позже/

В гостиную зашла девушка средних лет. Она поклонилась в пояс и сложила руки на переднике, скромно рассматривая свои ноги, не в праве поднять глаза.

— Герр. Митагессэн, — коряво проговорила темноволосая и поспешно удалилась, семеня и постукивая неудобной обувью.

Василиса не думала, что на службе у офицера есть и другие пленницы. Хотя это не удивительно. В последнее время было модным нанимать к себе на службу плененных девиц, особенно славянок, потому что они отличались особенной красотой, единственным минусом был скверный характер, а так они становились отличными кухарками, готовили вкусно и работали на совесть. Оплата им не требовалась, лишь небольшая коморка для сна.

За время дороги в лагерь юная особа видела много евреек и могла поклясться, что вошедшая женщина средних лет так же этой национальности. Странно, что немец содержит в своем доме еврейку, возможно, он не так уж и плох, как кажется на первый взгляд. Женщина отчасти выучила немецкий язык, скорее всего, лишь полезные ей фразы. Интересно, она не испытывает ненависти? Возможно, она даже не знает, что творят с ее народом немцы за пределами этого дома, даже города, в тех же концлагерях.

— Gehen wir Essen, — Беккер поднялся со стула и встал у дверей в ожидании Василисы.

Он открыл перед ней дверь и пропустил вперёд и только в коридоре обошёл её и повёл в столовую. Столовая, пожалуй, была самой свободной комнатой. Минимум мебели и полное отсутствие картин, но вместо них была роспись на обоях или стене, девушка не стала подходить ближе и рассматривать внимательнее.

На столе было накрыто на двоих, однако мужчина даже не сел за стол. Он отодвинул стул для светловолосой и отошёл в сторону. Юная особа присела за стол, складывая ладони на коленях, внимательно наблюдая за передвижениями немца. Он явно испытывал неприязнь по отношению к русской за его столом, это выдавал каждый напряженный мускул на лице мужчины, каждый его жест и движение. Офицер отодвинул стул, казалось бы, проявление галантности, но обычно джентльмены и придвигают его ближе к столу, Васе же пришлось это делать самой.

— Яхнэ! — гаркнул немец и громко хлопнул в ладоши.

В помещение тут же вошла пожилая еврейская женщина с подносом. Она заботливо осмотрела лицо офицера и тихонько приулыбнулась, видя, что он дома. Она разложила приборы и тарелки сначала со стороны хозяина, и только потом для гостьи.

Еще одна еврейка? Сколько же в этом доме прислуги? Все они евреи? Девушка окончательно терялась в своих догадках по поводу того, зачем же немец привез ее в свой дом, провел по нему экскурсию, а сейчас пытается накормить.

— Ich werde nicht mit Ihr an einem Tisch Essen, — он брезгливо посмотрел на Василисину часть стола и отошёл к окну. /Я не буду есть с ней за одним столом/

Яхнэ лишь закатила на это глаза и подмигнула русской. Она глазами показала на дверь кухни, мол, можешь заходить, когда тебе захочется кушать. Женщина перевела взгляд на гордо вытянутую фигуру офицера и отрицательно покачала головой, явно в чём-то раздосадовавшись.

Вася с неким любопытством следила за полноватой женщиной, придумывая на ходу ей историю, не факт, что правдоподобную. Для себя юная особа решила, что это нянечка офицера, уж слишком тепло она относится к нему, словно мужчина в ее глазах все еще маленький мальчишка. Девушка едва заметно улыбнулась в ответ на подмигивание женщины и кивнула на приглашающий жест головой.

Как только кухарка скрылась за дверью, ведущей в кухню, Беккер развернулся и четкими шагами прошёл к левой двери от камина.

Юная особа осмотрела начищенные до блеска серебряные столовые приборы и, пока мужчина обернулся, стащила со стола нож, аккуратно прикрывая его складкой платья на коленях. Василиса не собиралась использовать его для нападения, скорее для защиты, если то потребуется.

В отсутствие хозяина дома из двери в кухню снова показалась старая женщина. Она на секунду остановилась, окидывая взглядом помещение. Скорее всего её напрягло резкое исчезновение мужчины. Она подошла к Василисе и начала расставлять скромные блюда на стол. Она сразу же заметила отсутствие одного ножа, но промолчала.

— Как тебя зовут, дитя? — поинтересовалась кухарка, — Тощая совсем, голодом морили? Сколько годков-то?

И не было в ней чего-то мерзкого. Наоборот, Яхнэ скорее располагала к себе людей своей открытостью и добротой.

Василиса, при виде женщины, хотела встать, помочь ей и расстановкой блюд, пока офицер ушел, но нож, спрятанный в складке платья, не позволял ей действовать так опрометчиво, она осекла себя, оставшись сидеть на месте.

– Извините, что доставила вам хлопот.. – девушка опустила пристыженно голову, стараясь не смотреть на кухарку, дабы чувство вины перед ней не становилось больше.– Я Василиса. Голодом не морили, но и кормили совсем худо. Мне девятнадцать лет,– юная особа мягко улыбнулась, все же осмелившись посмотреть на женщину, прежде чем та ушла по приходу хозяина.– Спасибо вам..

Старая еврейка сложила руки на фартуке и назвала все блюда, слыша приближающиеся шаги хозяина. Она покорно кивнула и ушла на кухню, оставляя пару наедине.

–Если я вам.. nicht mögen.. зачем.. du mich..к себе..Hause gebracht?– девушка едва сжала пальцами ткань платья, под которой лежал нож, словно перепроверяя, до сих пор ли он там. /Если я вам так не нравлюсь, зачем вы привезли меня к себе домой?/

— Ich glaube, du hast gefragt, warum habe ich dich genommen? Зачием забрать? — пояснил мужчина, возвращаясь к вопросу Васи, — Du bist schön wie eine Blume, die bei schlechtem Wetter blühte, — мужчина сложил пальцы в бутон, а затем распустил их подобно кувшинке. /Ты прекрасна, как цветок, который цветет в непогоду/

— Ich mag es nicht, wenn jemand schöne Blumen reißt… Плохо рвать, — он сломал в руках воображаемый прутик и покачал головой. /Мне не нравится, когда кто-то срывает цветы/

Беккер снова отошёл к окну и принялся разглядывать клумбы.

Офицер стал говорить метафорами, это не могло не раздражать, он уже в который раз ловко ускользает от ответа. Хитрый лис. Все ли немцы такие?

Девушка заерзала на стуле, умащиваясь удобнее, убирая руки с коленей, дабы наложить себе в тарелку еды. Немец рассказывал занимательные сказочки, но чувство голода от этого никуда не исчезало, тем более раздразненное ароматами, исходившими от блюд.

– Вы сами.. schöne Blumen reißt?– юная особа начинала заметно нервничать, то и дело посматривая на свои колени, готовая в любой момент сорваться с места и извлечь нож. /Вы сами срываете красивые цветы?/