Юная особа не знала, что будет с ней, если офицер и вправду умрет. Нет, она догадывалась, ее отправят снова в концентрационный лагерь. Если Вивьен вместе с русской еще смогут там существовать некоторое время, то Яхнэ – вряд ли. Она довольно стара по меркам немцев, ее могут убить почти сразу.
Он смотрел и тонул в её глазах, проклиная русскую красоту. И если ему уготована не смерть от пули завтрашним утром, то он вытерпит все издёвки и избиения на полигоне. Одни её слова о вальсе, о том, что она будет ждать его возвращения и что он нужен ей, вселяли в Беккера нечеловеческую надежду и готовность терпеть. Он потянулся замотанной рукой к лицу девушки и смахнул пару слезинок, нежно и в то же время робко проводя ладонью по её щеке. Брови Беккера сами по себе шли наверх от тоски. Он медленно и ненавязчиво потянул к себе Василису и уложил рядом с собой. Положив ее голову к себе на грудь, мужчина стал аккуратно перебирать её золотистые локоны, накручивая иногда на пальцы и отпуская.
— Если они сочтут меня хорошим офицером и не расстреляют, обещаю, Василиса, я вернусь домой .
Сердце билось в бешенном ритме, а дыхание срывалось. Голос, доносящийся ушам пленницы прямо из груди офицера, звучал всё так же хрипло. Рихард устал. Он закрыл глаза и провалился в сон.
Василиса опустилась на кровать рядом с мужчиной, прикрывая глаза. Его сердцебиение, такое быстрое, но оно все равно успокаивало, усыпляло. Девица подложила под щеку ладонь, тихо вздыхая. Она не хотела отпускать мужчину завтра утром на работу, была готова удержать его любыми средствами рядом с собой, даже если его придется привязать к кровати. Но все это такие глупости.. конечно, пленница ничего не сделает, она еще могла трезво оценивать ситуацию, понимала, что если Беккер не явится на работу, то наказание застигнет его дома и наверняка это будет пуля.
Мужчина пообещал вернуться, это вселяло тень надежды, и Вася смогла уснуть со спокойной душой.
========== Глава 14 ==========
Проснулся Беккер незадолго до восхода солнца. Он аккуратно вытащил руку из под русской и тихо подошёл к шкафу. Пока он застегивал пуговицы на одежде и некрепко завязывал галстук, глаза его неотрывно любовались красавицей, лежащей в его постели. Только что выступившие солнечные лучи скакали по её золотым волосам, ослепляя на короткое время офицера. Утром она выглядела так умиротворенно, тихо посапывая в кровати, едва озаренной солнечными лучами. Казалось, что вчерашнее им только приснилось, дурной сон. Но, увы, все это было правдой. Офицер мог больше не вернуться домой, а девушка.. каждая из женщин в доме теперь была под угрозой.
Одевшись, Беккер почти на мысочках подошёл к спящей и укрыл её ноги одеялом. Это утро было совершенно не таким, как обычно. Он не пошёл в ванную, не пошёл и в столовую. Яхнэ поймала его в дверях прихожей. Её глаза полнились скорбью и слезами. Женщина утерла их передником и всхлипнула: ” Риша, вернись домой”. Мужчина поцеловал её в макушку и отодвинул в сторону. Он гордо вышел из тени в яркий свет. Солнце нещадно палило в спину. Машина уже заждалась…
Вася спала недолго, пробуждение было тяжелым, голова гудела, она с трудом поняла, где находится, еще сложнее было вспомнить, почему она в спальне офицера, но постепенно все картинки собирались в единый пазл. Девушка спохватилась и тут же соскочила с кровати, подходя ближе к часам, внимательно всматриваясь в них. Юная особа опоздала, она даже не провела его…
Представ перед главнокомандующими и тем самым генералом, Беккер стиснул зубы и прикрыл глаза. Будь у него возможность, ещё бы навалял этому кожаному мешку с жиром и похотью. Мужчины за столом начали обсуждать и обговаривать всё дело. Они уже были в курсе всего, что произошло. Кое-где генерал успел приврать, но это даже сыграло на руку Беккеру и Василисе. Сказав, что она была страшной уродиной и сама полезла к нему, хряк спас Васю от проверки. Никому не было дела до страшилки.
— Избить! — гаркнул главнокомандующий и хлопнул папкой с бумагами по столу.
Беккер понурил голову. Как несносный пятнадцатилетний мальчишка, которого ругает мать за позднее возвращение домой, но Рихард тихо улыбался. Его вывели на полигон и призвали десять крепких рядовых. Парни хищно уставились на задумавшегося одинокого офицера посреди площадки.
“Значит не смей умирать, говоришь?”
Резкий удар в челюсть выбил немца из транса. Он пошатнулся назад, но не упал. Мужчина умел крепко стоять на ногах. Парни начали окучивать молодого офицера, молча ударяя того в грудь, плечи, лицо. И Рихард молчал. Он ни разу не вскрикнул и не застонал, лишь выдыхал и вдыхал, когда удары были слишком сильные. Его буквально пускали по кругу как мяч. Плотное кольцо обхватило его и гоняло по сторонам, постепенно сбивая с него эту спесь. Они всячески кидали его на землю, чтобы он лёг и не встал, кто-то даже шептал: “liegen, ergebt Euch!”, но Беккер продолжал вставать как неисправная кукла. Рядовые пинали его до того, что Беккер начал сплевывать кровь. Если он продержится меньше положенного срока, его либо понизят до рядового, либо убьют, если он сам того пожелает. Поняв, что офицер ни за что не успокоится, пара парней решили сломать ему что-нибудь. Один на всякий случай держал свободную руку офицера, а еще два готовились ломать ему правую руку. Что ж, успешно. Беккер шикнул и зажмурился. Но не от боли, тела он своего не чувствовал, а звук ещё вполне. Когда его отпустили, мужчина медленно встал, качаясь и оступаясь иногда, но он стоял. Солнце также решило ударить ему, но попало точно в голову. Рихард упал без чувств на песок.
— Отправьте телеграмму его семье, — проговорил чей-то голос, убирая пальцы от шеи офицера. Этим голосом оказался Шнайдер. Он чувствовал еле ощутимый пульс Беккера, но соврал.
Тело так и осталось лежать на полигоне до обеда. Там Рихард очнулся впервые. Он был слишком слаб, чтобы подняться, а внутри словно выгорело что-то важное. Поэтому он просто закрыл глаза и тут же провалился в темноту сна… Он протерпел полчаса избиений. Этим можно было гордиться. Полчаса непрерывных ударов по всему, что попало. Беккер глубоко дышал и постанывал. Да, это больно, возвращаться почти с того света. Глаза были закрыты, он старался ни о чем не думать. Сознание путалось, перед закрытыми глазами пульсировала и переливалась мутными цветами темнота. Руки и ноги похолодели, стали ватными, к горлу подкатила тошнота. Мерзкий холод взбирался все выше, голова налилась свинцом, стало тяжело дышать, кровь гудела в ушах, и он понял, что совсем не чувствует собственного тела. Рихард попытался открыть глаза — и не смог. Или это зрение подвело его?
День тянулся медленно, словно специально, солнце безбожно опаляло землю и, казалось бы, ясный день должен стать чем-то хорошим, что вызывает улыбку, но юной особе казалось, что в доме как-то неожиданно стало мрачно. Ей постоянно хотелось раздернуть шторы, но как только она обращала на них свой взгляд, то понимала – они и так раскрыты.
Василиса занялась тем, чем обычно занимался немец – русская полила цветы в саду, она не догадывалась о том, что это сад его матери, но понимала, что он важен для мужчины, раз тот так трепетно заботился о растениях. Завтракать девушка не стала, попросту не смогла, кусок в горло не лез. Пускай юная особа и не показывала этого, выглядела излишне спокойной, даже в некоторые моменты безразличной, то внутри разгоралась настоящая буря. Пленнице казалось, что сидеть без дела – сродни самоубийству, ведь иначе она просто накрутит себя, доведет до очередной истерики.
Вокруг была только темнота, и он чувствовал, как с каждой секундой мучительно слабеет и как никогда острое чувство одиночества свело нутро, скрутило что-то еще живое внутри в один холодный склизкий ком. Угасающее сознание пронзил ужас, дикий, первобытный, от которого хотелось выть и бежать, спасаться и прятаться, но — мягкие когти сдавили горло — он не мог даже пошевелиться. Хотелось рыдать, но и на это не было сил. Невидимая лапа сдавила горло сильнее — казалось, прошла целая вечность…
