Литмир - Электронная Библиотека

– Нет. На моем участке тунгусы из тайги не выходили. Хотя слышать слышал, что туземцы где-то близко иногда показываются.

Разобрав после обеденного перекура инструмент, рабочие разошлись по насыпи. Послышались глухие удары путейских молотков о костыли.

– Здесь со временем станция будет? – спросил Магеллан.

– Да. Пока разъезд, но после непременно вырастет до станции. И место удачное. Не случайно отсюда и проложили узкоколейную нитку до Часовинской пристани. Двадцать с лишним верст.

Вынув часы, Магеллан прищелкнул языком:

– Скоро и дрезина подкатит, пойдемте к платформе.

– Минутку, – Покровский перекинул с ладони на ладонь широкую прямоугольную доску, что лежала в сложенном неподалеку штабеле. Нагнувшись, вынул из прогорающего костра стальной прут, острый конец которого раскалился до лиловой синевы. Магеллан хотел еще раньше спросить, зачем товарищ железку в угли воткнул?

Пристроив доску перед собой на снегу, Алексей принялся медленно выжигать название новой станции. Оторвавшись от задымившей доски, Алексей воткнул горячий прут в снег. Зашипело.

– Тап-ту-га-ры. Таптугары, – громко прочитал Магеллан, приняв доску в свои руки. – В честь их? – кивнул он в сторону севера.

Покровский словно не услышал. Повернув лицо, пристально стал вглядываться в белые, оплывшие морозным утренним туманом сопки…

9

На реке теснились тяжелые забереги. Ветер смел снег со льда, и тот тускло блестел, усеянный маленькими пупырышками. С обрыва когтятся черные корни наклонившихся над руслом лиственниц. По берегу тянется густой тальник. Заросли раздвинулись, и показалась темная фигура. Человек замер, оглядываясь вокруг. На корточках скатился на лед. Отряхнулся от снега. Затем долго шел вдоль берега.

На крутой возвышенности, словно сторожевой заставой, высился дом. За воротами высоченного забора взорвались лаем псы, гремя коваными цепями. Человек с минуту постоял перед воротами, топча снег, затем резко постучал чем-то металлическим в тесовую плаху. На высоком крыльце в полузамерзшем оконце веранды мелькнуло на секунду-две чье-то лицо и исчезло. Собаки смолкли. Человека впустили внутрь.

В горнице жарко. Пахнет свежей квашней. Человек медленно стал расстегивать верхнюю одежду, сырую от таявшего снега.

– А хозяина нет, – доложил чернявый парень незнакомцу. Тот перестал раздеваться. О чем-то задумался. Наверное, о том, что без хозяина едва ли впустили бы незнакомого человека в дом Емельяна Никифоровича Размахнина. Человек стоял, держа полушубок.

– Как же так, что нет? – хрипло проговорил он. Крючковатый нос дрогнул. – Емельян Никифорович завсегда в такую пору находится дома. Ждет заготовителей.

– Говорю же, в отъезде он, – повторил чернявый. Незваный гость, сжимая шапку в руке, скосил глаза в сторону, словно прислушиваясь к чему-то.

– Да вы раздевайтесь, не зазря же сюда столько верст киселя хлебали. Издалека, поди? Отдохнете, перекусите, а там, глядишь, и хозяин подоспеет. Обещал вернуться еще третьего дня. А если заготовители приедут, мы-то на что? – пожалел старика Алексашка.

– Кто это мы? – спросил пришлый.

– Приказчики. Вот я, например. Мне хозяин на сто процентов доверяет. У вас-то какое к нему дело? – парень взял из рук старика полушубок, шапку. – Да и зараз разувайтесь, у нас пол теплый.

– Браво у вас, – согласился незнакомец. Он присел на краешек лавки.

– Стало быть, ты заместо Емельяна Никифоровича?

– Стало быть, так, – гордо ответил парень, просунув ладони рук за тонкий наборный ремешок, перехлестнувший рубаху. – Вы тут посидите, – он вышел из горенки. Вскоре вернулся. Принес хлеба, сала, вареной картошки и большую кружку чая с сахаром.

…Пришелец пробыл в доме Размахнина часа полтора. Закусив, попросил разрешения посидеть у печки, отогреться. Курить отказался, сказав, что некурящий. Затем принялся одеваться. Алексашка то уходил из горницы, то возвращался. В очередной раз застал гостя уже застегнутым на все пуговицы.

– Что? Собрались? Так ничего и не передали хозяину?

– После. Раз сам отсутствует, так и передавать пока нечего. Благодарствую за хлеб-соль, – старик поглядел на Алексашку из-под кустистых бровей. – Проводи. Собаки тут у вас, глядеть страшно.

– Ага, – согласно кивнул Алексашка, набрасывая на плечи козью дошку.

Гость ушел. Проводив до ворот, Алексашка вернулся. Не снимая дошки, мигом очутился в спаленке Размахнина, что на другой половине дома.

– И ничего не сказал? – все еще шепотом переспросил Емельян Никифорович и поморщился, распрямляясь на кровати. – Кости затекли все к черту. Полежи-ка без движения. Как бы не скрипнуть, думаю. – Размахнин приподнялся с постели, выглядывая в окошко. Черная фигурка пришельца постепенно уменьшалась на снежном спуске к реке.

– Да вы и так все слышали, Емельян Никифырыч, – Алексашка тоже поглядел в окно. – Странный какой-то этот пришлый.

– Не пришлый, а ушлый, – поправил Размахнин.

– Чего говорите?!

– А ты слушай внимательно, Алексашка. Чего знаю, о том и гутарю, как хохлы говорят. – Размахнин продолжал смотреть в окно. Фигурка нежданного гостя уже скрылась. – В следующий раз собак на него спущу. Тут такая фиговина выходит: или я его, или он… нас всех… Понял, Алексашка? Я не сказки сказываю, а реалии говорю…

Размахнин тяжело вздохнул, прошел в горницу, сел у стола.

– Шкалик неси.

Через минуту Алексашка поставил на стол квадратный шкалик темного стекла, тарелку с закуской.

– Стакан забыл.

Парень принес и стакан.

– Не мельтеши, сядь, – выпив, Размахнин долго жевал кусочек холодной жареной зайчатины.

– Я ведь давеча полагал, что, пока чаюет, о чем-нибудь да обмолвится, – вслух рассуждал Размахнин, обращаясь к парню.

– Емельян Никифырыч, а чего он должен был сказать-то? – сгораемый от любопытства Алексашка глядел широко открытыми глазами на хозяина.

– Да уж, – махнул тот рукой, наливая из шкалика. – Все, унеси! – указал на выпивку.

Все? – удивился тот.

– Все!! – отрезал Размахнин и зашарил по карманам, ища кисет с табаком. – Займись делом! Скоро обоз подойдет. Приготовь бочонок. Тот, что намедни начат. Как бы китаец Ю-сун-фа нас не опередил. Мало ему золотарей приискательских, так он еще за охотников взялся. Ну, я его еще образумлю, – Размахнин сердито тряхнул головой с всклокоченными волосами. Какая-то потаенная тревога овладела Емельяном Никифоровичем.

«И Кешки нет. Скоро темнеть начнет. Верно, обоз подойдет завтра. Заночуют промысловики в зимовье у переката. Кешка, поди, с ними остался. Встретиться с охотниками он должен на Медвежьем ключе. Там и лабазы срублены. Только бы на реке в пустолед не угодил, есть там шибко опасные места. Однако, про это Кешка наслышан. Не должен ворону поймать…»

Размахнин вымеривал горницу маленькими шагами. «Все к одному. Тут этот молодой запропастился с обозом, а здесь того старого черта принесло некстати», – чертыхался он про себя.

Заранее отосланный навстречу обозникам Кешка должен предупредить на Медвежьем ключе охотников о том, что вот-вот подойдет провиант. А затем, встретив и обоз, завернуть его сюда, на усадьбу Размахнина. Таким образом, Емельян Никифорович убивал сразу двух зайцев. Можно рассчитаться, как и обещал, с промысловиками провиантом, заполучив обозников на пару дней. Чего доброго, обоз могли перехватить на строительстве «железки». Говорят, у них там с харчами туго. Тогда совсем в нехорошем свете предстанет перед охотничьей артелью Размахнин, обещавший и провиант, и боеприпасы. А не будет обоза, нечем расплачиваться за мех. Старых запасов не осталось. Только спирт пока есть…

Нужна большая торговля в нынешний сезон. Вынашивал Размахнин один сокровенный план. И все бы ничего, да появился проклятый старик и посеял серьезные опасения…

* * *

…Емельке едва исполнилось двенадцать лет, когда подоспела пора самостоятельно зарабатывать на пропитание. Мальчишка пас лошадей у богатого бурята-скотовода в южном улусе Забайкалья. Рядом у границы с Монголией. В семнадцать лет слюбился с дочерью хозяина. Она была постарше года на два. Отец девушки жестоко посчитался с дерзким пастухом, почти застукав молодых в самый неподходящий для постороннего глаза момент. Парня крепко отстегали кнутом. Еле доплелся Емелька до первого казачьего села. Нашлись сердобольные люди. Приняли. Определили в работники. Долго не было охоты заглядывать на девок. Задумал поднакопить деньжат и завести хозяйство. По ночам часто снились светлый дом, лошади, теснящиеся на привязи в загоне. Не жалел себя Емелька. Брался у новых хозяев за любую работу. Весь почернел. Небольшого был росточка, но жилистый. Не давал себя в обиду никому.

19
{"b":"641595","o":1}