Литмир - Электронная Библиотека

– Чем ты думаешь?! Нежели до тебя не доходит?!..

Александр Сергеевич после таких вопросов сразу проснулся и долго не мог уснуть. Слишком уж темные получались вопросы, непостижимые. Словно подсказать что-то хочет Ирина, хотя Александр Сергеевич и без подсказок знает, что дело швах: за какие-то месяцы свернуло в вопросительный знак. Аппетита нет. Голова шумит. То у него беспробудный сон, а то вдруг блуждание по комнатам. Диагноз – старческая болезнь. Дистрофия мозга…

Квакнул квартирный звонок, и Александр Сергеевич вздрогнул. А ведь раньше не дрожал, по первому сигналу бежал к самолету, садился и взлетал.

Он развернулся от иконы и пошагал к двери. На углу он едва не упал – слегка занесло.

– Кто? – спросил тусклым пещерным голосом.

– Не бойся! Я свой! – бойко ответили из-за двери. Кажется, Гирин.

– Сейчас открою. Ключи потерял…

Проговорил и отошел за ключами, вернулся неспешно.

– Уснул там, что ли?! – орал Гирин. – Обоссышься с тобой, пока ждешь!

Дверь отворилась. Гирин толкнул ее, отодвинул с пути хозяина и побежал в туалет, не оглядываясь. Закончил дело и вышел со счастливым лицом. Потом прошел в зал, сел в кресло. Нисколько не изменился. Крепенький, низенький, кругленький. Обычный майор-вертолетчик. А что ему будет, если он теперь не летает.

Александр Сергеевич, шаркая тапками, подошел, сел напротив. Мимо дивана не промазал – и то хорошо.

Гирин в удивлении хмыкнул: виделись вроде недавно, а кажется, что вечность прошла – одни уши остались от «истребителя».

– Как дела? – спросил Лушников.

– Нормально! У тебя-то как? Собрался на списание?! И сынок, выходит, не пишет… А ты ему сам-то писал?! Звонил, я спрашиваю?!

Гирин нарочно говорил громко, будто Лушников плохо слышит.

– Какой я писатель…. Тамара пишет…

– Кто такая?! – прикинулся Гирин.

У Александра Сергеевича на лице мелькнуло подобие улыбки. О гражданской жене забыл, а еще друг называется…

– Филькина у нее фамилия, – напомнил Сергеич. – Медсестра из поликлиники. Живем с ней…

– Да что ты говоришь! А я и не знал! Она хоть ночует когда?!

– Раньше ночевала, – признался Лушников. – Теперь нет. Укол сделает, посидит немного… Дела у нее тоже, дочь приехала.

Гирин тяжело смотрел на товарища. Был человек – и не стало. Одна видимость сохранилась пока что.

– Почему он не пишет, Колька-то? Почему не звонит? Неужели ему не стыдно?

– Не могу сказать…

– Может, он до сих пор не в курсе?! А ну, взгляни сюда! Что ты глазами елозишь?! Сотворил с квартирой?! Пожертвовал?!.. А медсестра?!.. Какую она роль играет в твоей жизни, Санёк?! Тоже не можешь сказать?!

– Не могу…

– Ясненько!.. Чем тебя потчуют?

– Чего?

– Чем, говорю, лечат?!

Александр Сергеевич выкатил глаза:

– Чем лечат… Как и всех! Таблетками, уколами. Разве я виноват, что внезапно захворал.

– Можешь не оправдываться…

Гирин оттопырил нижнюю губу, живо соображая. Для начала надо связаться с сыном. А потом и к подружке присмотреться.

– Дай мне его адрес – я ему сам напишу! – потребовал Гирин. – Что-то здесь не чисто! Не может он молчать!

– В живых, может, нету. Тамара говорит…

– Наскажет тоже! Больше слушай!

– Не трогай мою жену! – ощетинился вдруг Сергеич.

– Пошел-ка ты знаешь куда?! – Гирин подпрыгнул на месте. – Ирину твою знал, а эту не знаю и знать не хочу! Адрес Николашин гони! И телефон, пока я в психушку не заявил…

Напрасно просил Гирин. Ничего не сохранилось у старого перца. Словно не писали ему никогда. Перерыв все бумаги в письменном столе, Сергеич развел руками.

– Интересно! И тебя это вроде как не смущает…

– Сам не могу понять, – трясся над бумагами Александр Сергеевич. – Вроде здесь были.

– Напряги извилины! – орал Гирин. – Как можно забыть адрес сына?!..

Оказалось, тот переехал в другой город, и адрес выветрился из головы. Область Сахалинская. А город, кажется, Кыш. Александр Сергеевич ничего не мог больше вспомнить. Как отшибло. Даже фамилию стал свою забывать.

– Ладно, пойду! Засиделся я у тебя! – решил Гирин. – А ты сиди и вспоминай. Город Кыш? Ну, ладно. Хотя бы так.

Гирин пожал Сергеичу руку и двинулся к выходу. У двери остановился, ткнул пальцем хозяину в грудь:

– На твоем месте я бы подумал – стоит ли употреблять эти лекарства? Особенно в твоем положении. Ты же у них вроде нахлебника…

– Как это?

– А так, что какой им с тебя теперь толк. Так себе, одна маята…

Александр Сергеевич выкатил глаза.

– А ты бы как думал?! – продолжил Гирин. – Рады они, что ли, еще одному иждивенцу?!

Лушников пожал плечами.

– Вот и я думаю, что не рады. Так что уж ты постарайся… Чтобы раньше времени в ящик не сыграть, а я тем временем Николая буду разыскивать…

– Как же ты будешь искать?

– Не о том думаешь, Саня… Ты ночью-то не открывай! Никому! Даже супруге этой… Тьфу! Язык не поворачивается…

Кажется, Гирин знал, о чем говорил. Александр Сергеевич затворил за ним дверь, вернулся в зал и сел на диван. Что-то быстро срубила его болезнь. И, что характерно, в сон постоянно тянет. Врачиха, что работает с Тамарой Борисовной, утверждает, что это вроде как возрастное. У врачихи огненно-рыжие волосы. А в ширину она, эта дама, – прямо кадушка. Пришли недавно и давай обрабатывать – подпиши договор и всё. Тебе же легче потом станет. Обещали добавку к пенсии, медицинский патронаж, телевизор. И копию договора обещали подвезти. Впрочем, договор не к спеху. И телевизор тоже не к спеху: свой хороший. Да и смотреть там нечего, одна реклама: «Настает дачный сезон, а у тебя артрит! Купи немедленно «нестарит»! Одна надежда – весна и дача! Надо лишь выехать и трудиться в меру сил.

Он посмотрел на настенные часы: секундная стрелка бежала по кругу. Три часа дня. Филькина должна опять подойти. Но нет к ней былого трепета. Придет, хвостом вильнет – и снова за порог. Словно у нее семеро по лавкам.

Кажись, опять скребется за дверью. Сергеич напряг слух. Встал и пошел к дверному глазку. Действительно, стоит. В сумках роется. Лекарство, видать, забыла.

Пардон, ошибся. Филькина вынула из сумки сотовый телефон и тихонько пошла от двери. Затем вжалась ухом в трубку и произнесла фразу, от которой мурашки по спине: Сергеич слушал, стоя на сквозняке.

– Я на объекте… – бормотала Тамара. – Иждивенец, повторяю, давно созрел!..

Последнюю фразу она выкрикнула, вероятно, от наплыва чувств.

Вот оно! Иждивенец! Нахлебник!.. Ваня Гирин как в воду смотрел.

Сергеич тихо прикрыл дверь и защелкнул замок. Тамара на площадке продолжала чирикать. Ну и шельма!

За дверью вновь послышался шорох. Потом прозвенел квартирный звонок. Лушников не знал, что делать. Пригрел змею… Потом вдруг кашлянул:

– Кто там?

– Я это, Сашенька…

Сергеича передернуло: нашла дурачка! Открыл дверь и пристально посмотрел в лицо. Не для того договаривались, чтобы бросать в одиночестве.

– Как ты? – спросила Филькина. А в глазах холод.

Лушников прошел в комнату, но виду не подает, что слышал разговор. Он и про мобильник впервые узнал. И она еще говорит, что концы с концами едва сводит.

Филькина села на краешек стула. Опять ей некогда. Укольчик в жопу – и бегом по асфальту.

– Знаешь, мне тоже некогда, – сказал Александр Сергеевич.

– Ты что это, Сашенька! Разве же можно тебе?..

– Нет!

– Что с тобой?

Но тот был неумолим. Некогда ему тоже сегодня, решил в баньку сходить, попариться…

– Тогда подпиши бумагу, что отказываешься от инъекций! – тявкнула Филькина. – Чтобы никто за тебя не отвечал!..

– Вам надо – вы и подписывайте. Где квитанция об отправке письма?

– Какого?! – встрепенулась Филькина и глядит святыми глазами. Словно впервые слышит. Но потом спохватилась: – Ты не веришь мне, что ли?!

– Не надо, Тома… Дай квитанцию, чтобы я знал. Почему мне не отвечает никто?

– Это ты у него спроси.

5
{"b":"641449","o":1}