«Я не ем, спасибо», отмахнулся от ее предложения Дракула.

Она увидела, что отец посмотрел на пол, и наклонилась, подобрав с ковра лепесток борца. Увидев это и нахмурившись, он перевел взгляд на Люсиль и, похоже, уже приготовился задать вопрос. Она намеренно прервала возможные расспросы.

«Вина, папа?»

Она налила ему бокал, пока он делал себе бутерброд, задумавшись о чем-то, с отсутствующим видом. Люсиль наблюдала за ними обоими, не зная, чего именно она от них ожидала. Может быть, объяснения того, что произошло между ними тогда, сравнения легенды с реальными событиями, какого-то раскрытия истины, скрывавшейся за мифами и легендами.

Вместо этого произошло выяснение того, что произошло за то время, пока Дракула «отсутствовал». «Спал», по словам ее отца.

Профессор начал с бурской войны, продолжил испано-американской войной и закончил распадом Османской империи, что весьма порадовало бывшего князя Валахии.

Люсиль прервала его, коротко рассказав о теории социального дарвинизма и распространении демократии.

«Массы сами управляют собой», Дракула покачал головой. «Долго это не продлится. Массы это толпа, а она невежественна».

«Но мы просвещаем массы», возразила Люсиль.

«Просвещение не делает человека умным», сказал Дракула. «Невежество, намеренное невежество и умственная лень — вот характерные черты масс. Им нужны вожди.

Они жаждут лидерства и ничего не делают без вождей, объединившись путем общественного консенсуса».

Ван Хельсинг воспользовался этим моментом, чтобы описать процесс широкого распространения массового промышленного производства и его влияние на Европу и Соединенные Штаты. Он рассказал об изменениях, которые внес в общество автомобиль, о больших перспективах летательных аппаратов тяжелее воздуха.

Дракула, похоже, больше всего был поражен телеграфом и телефоном, особенно трансатлантическим кабелем — что можно говорить с другими людьми, находящимися на расстоянии сотен, если не тысяч километров, почти мгновенно.

В разговор вмешалась Люсиль, начавшая восторгаться потенциалом кино и радио; после чего она перешла к восторженным потокам похвал в адрес фонографа и звукозаписи.

Она вскочила было с места, чтобы это продемонстрировать, но отец остановил ее жестом руки.

«Это всё несерьезно», сказал Ван Хельсинг. «В другой раз».

И в своем профессорском стиле отец пустился в изложение обстоятельств Великой войны: газовые атаки, пулеметы, артиллерия, танки, хищные подводные лодки, миллионы погибших, почти семьсот тысяч трупов только при Вердене, вступление в войну Соединенных Штатов, изменившее соотношение сил, что привело к тяжелому, ненадежному и в конечном итоге не принесшему ожидаемых результатов миру.

Дракула слушал жадно, с любопытством, увлеченно, задавая острые вопросы.

Он выслушал описание русской революции, но отверг ее социалистические цели с еще большей горячностью, чем свое же собственное мнение о демократии: «Русские поклоняются своим царям, как иконам», сказал он. «Их тянет к безжалостному, сильному вождю, как пчелы не могут обойтись без матки».

«Еще один действующий биологический императив?» Люсиль улыбнулась, стремясь снизить едкость своего замечания.

Ее отец восторженно воспел Эйнштейна и попытался объяснить открытия этого гения, но Дракула явно запутался в глубинных философских сложностях, как в темном лесу. В конце концов он попросил прекратить обсуждение. «Всё это слишком мудрено для моего средневекового ума. Вы должны дать мне какие-нибудь книги для восполнения моих пробелов».

Ван Хельсинг согласился с ним и перешел к мировой депрессии, к тому, как Германия восстала из пепла Первой Мировой войны, к Гитлеру и его экспансионизму, к другим фашистским движениям, в Испании, Италии, и одновременно к быстрому проникновению японского империализма в Китай.

«Война. Война снова и снова. Человечество не меняется», размышлял вампир. «Эффективность его военных машин — может быть, но основной инстинкт убивать друг друга по причинам большим или малым никогда не перестает меня удивлять».

«Вы сами убили немало людей», отважилась Люсиль.

«Как правитель — да. Потому что я понял кое-что, что знали также и Кайзер, и этот ваш Гитлер, и Муссолини, император и премьер. Зачастую единственная возможность сделать так, чтобы все что-нибудь поняли — это свалить трупы в самую высокую груду, чтобы все могли ее видеть». Дракула пожал плечами, таким абсолютно человеческим жестом, что это даже смутило Люсиль.

Она отвернулась от него и заметила, что на противоположной стене уже показались лучи рассвета.

«Боже мой, уже утро», воскликнула она.

«Ты должна немного поспать, Люсиль», сказал ей отец, надеясь держать свою дочь на некотором расстоянии от вампира.

Люсиль озабоченно повернулась к Дракуле: «Вам же не нужно забираться… в гроб или что-то в этом роде?»

«Нет-нет». Дракула улыбнулся. «Но за комнату, где я смогу задернуть шторы, чтобы не проникал солнечный свет, я был бы очень признателен».

«Это можно устроить», ответил Ван Хельсинг. «Комната для гостей сгодится, не так ли, дорогая?» Люсиль кивнула в знак согласия.

«И могу ли я воспользоваться вашей библиотекой?», спросил Дракула. «Чтобы скоротать время. Книги всегда были моими добрыми спутниками. Они подарили мне многие часы наслаждения».

«Конечно». Ван Хельсинг улыбнулся. Он гордился своим собранием, и по праву, и подвел Дракулу к полкам.

«Посмотрим, посмотрим… может, стоит начать с «Майн Кампф». Это даст вам представление о нашем враге».

«С Фрейда!», воскликнула Люсиль, найдя его том и передавая его вампиру. «Чтобы по-настоящему понять и распознать ненавидящего самого себя солдафона».

«И кое-что из Шоу, позабавиться легким чтивом», добавил ее отец и передал книгу Дракуле.

«Тогда уж Герберт Уэллс», возразила его дочь. «И Оскар Уайльд! Вам понравится Уайльд». Она с воодушевлением принялась его искать и нашла среди стопок собрание его пьес.

«Так, немного [Джозефа] Конрада, Чехова, Тагора. Пруст?» Ван Хельсинг выхватывал книги с полок с такой же готовностью, как и его дочь.

«Пока нет», сказала Люсиль. «Но Джойс — конечно».

«Ах! Пиранделло!»

«Ибаньес!»

«Карел Чапек!»

«Ф. Скотт Фицджеральд!»

«Ремарк!»

«Кафка!»

«Грейвс!», выпалил в ответ ее отец. «Жизнь Фишера!»

«Джойс!»

«Ты уже вытащила Джойса, милая», заметил ее отец, и они оба посмотрели друг на друга, а затем на Дракулу, державшего в руках толстую стопку книг, достигавшую ему до подбородка. Они рассмеялись, и вампир тоже присоединился к ним.

Вид этого легендарного существа, смеющегося, как школьник, над шуткой в классе, заставил Люсиль изумленно уставиться на него.

«Что ж, думаю, мы как следует вооружили вас достаточным количеством материала для чтения на ночь на добрых пару недель, не говоря уже о днях», сказал Ван Хельсинг. «Люсиль, покажи, пожалуйста, нашему гостю его комнату. Я должен лечь отдохнуть. Какой бы забавной и веселой ни была эта ночь, мое старое тело уже не так выносливо, как когда-то». И он пошел к дверям. «Желаю вам спокойной ночи, хотя, скорее, спокойного дня». И он вышел из библиотеки.

Люсиль посмотрела на своего уходящего отца, со сгорбленными плечами, явно уставшего. Она пожалела, что так долго держала его на ногах. Но она бы не променяла эту ночь ни на что другое в своей жизни.

«Пойдемте со мной», сказала она Дракуле и повела его в гостевую спальню наверху. Ему пришлось пригнуться, чтобы не оказаться под лучами солнца, бившего сквозь окна на лестнице. Люсиль вошла в спальню первой и задернула шторы, а он подождал ее в коридоре, пока она это не сделает.

«Теперь можете входить», сказала она, включив прикроватную лампу. «Может, сегодня вечером нам удастся поговорить. Нам с вами наедине. Не об уроках истории, а о чем-то… более личном».

«С нетерпением буду ждать», прошептал Дракула. Его акцент придал его словам характер почти кошачьего мурлыканья.