— Вот ты где, Кейт! — Голос Алисии разлился наигранным сочувствием. — Боюсь, должна попросить тебя нас оставить.

Странное я испытала ощущение: голова пошла кругом, и огромное пространство, крытое ковролином, словно поплыло из-под ног.

— Оставить? — упавшим голосом переспросила я. — Что значит «оставить»?

— Мне очень жаль. У нас внепланово нарисовался еще один мужчинка из «ХемоДермы».

— А Чарли?

— Он остается. Все же, знаешь, он в сравнении с тобой несколько более профессионален.

Последнее слово она произнесла с явным удовольствием, даже не пытаясь скрыть улыбку.

Сколько вариантов воображаемой мести Алисии я уже пережила! Излюбленной моей фантазией было то, как она оказывается мошенницей и приводит наш банк к краху, таким образом громко и впечатляюще завалив свою карьеру — прямо Ник Лисон^[9] в бюстгальтере «пуш-ап» убийственных размеров. С той лишь разницей, что Алисия не трейдер — ну, не сильна мадам по части математики. Правда, моя радость от ее низвержения будет омрачена тем, что большая часть моих пенсионных накоплений хранится в акциях «Стерлинг Бейтс». А, ну да, еще и тем, что я тогда останусь без работы. И все же мне бывало неописуемо приятно представлять ее публичный позор в уютной тиши своего офисного отсека где-нибудь в три часа ночи — достойное всякого порицания наслаждение, в котором я обычно искренне раскаивалась днем.

Впрочем, теперь уже больше не раскаюсь.

Я в упор уставилась на Алисию, краем глаза замечая, однако, мужчин в темных костюмах, что один за другим втягивались в конференц-зал, дружески перешучиваясь.

— О’кей, — наконец сказала я и повернулась к Чарли: — Всё здесь, можно запускать. И поосторожней с новыми цифрами прироста.

— Мааать… — глухо простонал он.

— Не волнуйся. Говорить будет только Алисия. Если понадоблюсь — я у себя.

Я подхватила сумку от ноутбука и направилась к двери — мимо Баннера с его морщинистым, слишком загорелым лицом и снисходительной улыбкой; мимо забавно нахмурившегося генерального директора «ХемоДермы»; мимо еще двух-трех мужчин, которые, надо полагать, представляли «Саутфилд».

Последний, когда я проходила мимо, повернул ко мне лицо, точно вспышкой молнии, ослепив меня взглядом изумленных глаз и яркой, невиданной красотой, однако я даже не замедлила шаг.

Напоследок я лишь услышала, как Баннер нас представляет:

— Это наши труженики-аналитики: Чарли Ньюкомб и Кейт Уилсон, которые и подготовили для вас эту презентацию… М-м… Кэтти?..

Однако дверь за мной быстро закрылась, напрочь отсекая от меня Баннера и компанию.

Как я и обещала Чарли, я отправилась к своему рабочему месту, за перегородку, положила на стол перед собой телефон. Делать мне было нечего. Ноутбук остался в конференц-зале, двумя этажами выше, для показа презентации.

Мне бы только радоваться: я никак не могла привыкнуть к подобным совещаниям — для меня эти бизнес-встречи с презентациями всегда были сущим бедствием. Эти ошибки правописания, высвечивающиеся на экране в шестидюймовую высоту, перепутанные отметки на графиках, секторные диаграммы, показатели которых в сумме ну никак не дают ста процентов! Прогнозы доходов, явно взятые с потолка, такие точные и солидные — и так отдающие откровенной фикцией! В общем, идеальная мишень для хеджевиков, чтоб поупражняться в мозговитости.

Однако и нынешний вариант был не лучше — это унылое, разжижающее дух безделье, это скверное подозрение, будто я не уложилась в сроки или в решающий момент не справилась с ответственным делом.

Не находя себе покоя, я протянула руку к фотографии в рамочке, стоящей на столе. Ничего разоблачающего на ней не было — всего лишь Мишель с Самантой на фоне замка Нойшвайнштайн^[10] — одной из точек нашего совместного путешествия на поезде по Европе по окончании колледжа. Саманта обхватила Мишель за плечи, пытаясь лишить равновесия; пальцы Мишель торчат над головой Саманты — эти непременные на всех фотках рожки. Совершенно очевидно, что барышни с похмелья. Я почти уверена, что накануне вечером мы хорошо посидели в одном мюнхенском биргартене. Точнее, в трех. С той счастливой поры, кажется, минула целая вечность. Прищурившись, я попыталась вспомнить ту беззаботно смеющуюся Кейт, что сделала этот снимок, и сравнить ее с затянутой в деловой костюм особой, которую я являла собой сейчас. Манхэттенская Кейт, непроницаемый инвестбанкир.

В конце концов я поднялась с кресла, для разнообразия решив навестить туалет. Не то чтобы мне приспичило — просто это было хоть какое-то, да дело, к тому же относительно быстрое.

Очень долго, насколько меня хватило, я сидела на черном, под мрамор, «троне», потом не торопясь, с особой тщательностью мыла руки, потом до последней мельчайшей влажной капельки держала ладони под сушилкой для рук, выдувающей жаркую струю поистине ураганной мощи. Перед зеркалом снова скрутила волосы на затылке, закрепив резинкой. Отражение уставилось на меня тяжелым беспокойным взглядом. Неузнаваемое. Совершенно не мое!

Забрав со столешницы перед зеркалом свой затихарившийся «Блэкберри», я неспешно двинулась назад сквозь лабиринт одинаковых офисных отсеков, разгороженных лилово-серыми перегородками, к своему месту… и замерла на входе.

Спиной ко мне совершенно неподвижно стоял, положив руку на спинку кресла, высокий худощавый мужчина. В щедром офисном освещении его слегка вьющиеся темно-пшеничные волосы отливали золотом. Стройный широкоплечий торс незнакомца чуть наклонился над моим рабочим столом.

— Извините, — резко обратилась я, — могу я вам чем-то быть полезной?

Незнакомец выпрямился и повернулся ко мне.

— Кейт, — прошептал он.

От неожиданности я оторопела. Мужчина был красив — просто удивительно, непередаваемо красив. Его лицо, поражавшее на редкость правильными пропорциями эллинистической скульптуры, казалось поистине диковинным. Большие, блестящие зеленовато-синие глаза жадно вглядывались в меня, точно пытаясь поглотить. На нравом лацкане пиджака крепился желтый бейджик посетителя банка «Стерлинг Бейтс» — не будь его, я бы решила, что у меня галлюцинация.

— Я хотел сказать: мисс Уилсон, — поправился он изысканным, рафинированным тоном. Его аристократичный голос словно принадлежал кому-то из пятничного ночного марафона на канале классических фильмов, напоминая Гилгуда или, может, Берримора.^[11]

— Джулиан Лоуренс, — протянул он руку.

— О-о, — пожала я его ладонь. — Вы, я вижу, британец.

Ничего умнее мне на язык не подвернулось.

— Виновен по всем статьям, — тепло улыбнулся он.

— Разве вы не должны присутствовать на бизнес-встрече?

— Прошу простить, что вас побеспокоил. Я лишь хотел выразить свои извинения, что мне… что вас…

Голос Лоуренса оборвался, но взгляд стал еще проникновеннее. Странный, пристально-напряженный, изучающий, он словно силился проникнуть за кулисы моих глаз.

— Ну, в этом нет необходимости, — сухо отмахнулась я. — В том смысле, что это не ваша вина. Я уже привыкла к подобным щелчкам. Это даже входит в мою должностную инструкцию.

Возможно, у меня разыгралось воображение, однако мне почудилось, будто нескончаемый беспокойный гул, царивший на этаже «Капитал маркетс», вдруг сошел на нет. Над офисными перегородками, точно суслики из степной травы, повысовывали головы сотрудники. В шее у меня тревожно запульсировало.

— Как бы то ни было, — продолжал он, не отрывая от меня глаз, — я крайне сожалею, что вам так быстро пришлось уйти.

— Вижу, наша презентация показалась вам скучной? Наверно, надо было вставить туда пару-тройку фотографий каких-нибудь знаменитостей, чтобы поразвлечь ваших людей, — съязвила я и чуть сама не скривилась от неожиданно суровой едкости своего тона. Я ж хотела просто ввернуть шутку!

Лоуренс, похоже, тоже это почувствовал. Глаза его расширились, между бровями пролегла тонкая складка.

— Я вас обидел? Прошу меня простить. Я лишь хотел… Видите ли, я совершенно застигнут врасплох… — Он тряхнул головой, словно пытаясь собраться с мыслями, робко отодвинулся к выходу. — Похоже, я еще больше запутался… Короче говоря, я прошу у вас прощения.