Для герцога, принца Рудольфа, она была женой – и не имело значения то, что Калли унаследовала эти земли, а он лишь пришёл сюда по приказу короля.

Так было уже настолько давно, что иногда Калли казалось, что так было всегда.

– Не останавливайся, – приказал он, – Ты должна знать своё место, жена.

Калли села на кровати.

За окном, заливая призрачным светом заброшенный двор, тускло мерцала луна – кажется, до рассвета оставался ещё час или около того.

Калли перевела взгляд на изъеденный молью полог кровати, и ей показалось, что темнота наступает на неё со всех сторон. А где-то там, в перекрестье теней, ожидает её Он. Рудольф.

Головой она понимала, что попросту сходит с ума. Что Рудольф мёртв и уже никогда не тронет её. Что страхи эти терзают её лишь потому, что она позволяет им жить внутри себя – но никакие доводы разума не помогали. Ей хотелось бежать, не разбирая дороги, и она сбежала бы – если бы знала, куда.

– Спаси меня, Звезда… – прошептала Калли и, уронив лицо на ладони, с трудом подавила душивший её всхлип. Даже здесь, наедине с собой, нельзя было отдавать боли власть над собой.

– Госпожа…

Калли вздрогнула, услышав знакомый голос в тишине, и мгновенно выпрямилась, поняв, что находится в комнате не одна.

– Керве? Откуда ты здесь?

– Да, моя госпожа.

Прошуршали в темноте чужие грубые одеяния, и Калли увидела во мраке лицо слуги. Керве стоял на коленях, подле её кровати, и Калли невольно подумала о том, как давно тот находится здесь и не говорила ли она сама во сне?

Калли облизнула губы.

– Принеси мне попить.

– Простите, госпожа, здесь нет стакана для воды. Станете ли вы пить из моих рук?

Калли издала сухой смешок.

– Они боятся, что я покончу с собой?

– Даже я этого боюсь.

Калли качнула головой.

– Нет. По крайней мере, не сейчас.

Наступила тишина. Каждый думал о своем.

Затем Калли произнесла:

– Керве, я рада, что ты здесь. Не уходи далеко, посиди со мной.

Керве кивнул.

– Попытайтесь уснуть. Завтра будет тяжёлый день.

Уснуть Калли, конечно же, так и не удалось. Она лишь проворочалась с боку на бок, не в силах избавиться от опасений, что Керве сумеет подсмотреть её сны, пока за окном не зарделся рассвет.

– Сколько времени? – спросила она, неподвижными глазами глядя в потолок.

– В третий раз прокричали петухи, и часы на башне пробили восемь раз.

Калли кивнула.

– Четыре часа… – медленно произнесла она. – Прикажи подать воды. Скажи им, что я не утоплюсь.

– Полагаю, они не разрешат мне помогать вам. Сами знаете почему.

Калли поджала губы, но кивнула. Она знала Керве так давно, что казалось, тот сопровождает её всю жизнь, хотя на самом деле Керве посвятили ей, когда тому было двенадцать лет – а самой Калли шестнадцать. Через два года после того, как Рудольф стал её мужем, и жизнь Калли превратилась в Ад.

– Пусть пришлют эту девочку, – сказала она, – она уже видела всё, что могла. А ты… – Калли пощупала скулу, где продолжал наливаться синяк, – скажи, что я отказываюсь появиться на церемонии так. Мне нужна маска или ещё что-нибудь.

Керве вышел, а Калли произнесла в пустоту над собой:

– Четыре часа. Твой план был бесподобен, Калли. Здравствуй, новый день.

И эти четыре часа она провела за туалетным столиком, сначала пытаясь загримировать синяк, потом – прикрыть его волосами. Наконец, бросив гребень на пол и пинком отправив в дальний угол, она взялась за белую фарфоровую маску, скрывавшую пол-лица. Наложила её и поморщилась от боли, но затем завязала шёлковую ленту на затылке и, немного успокоившись, решила:

– Пойду так.

Калли не хотела снова предстать перед публикой поверженной, униженной и покорной. Ей было страшно. Больше всего на свете она не хотела и боялась заключать новый брак, ещё не успев вкусить и одного дня свободы. Снова отдавать себя в руки человека, которому было на неё наплевать. Которого сама она не знала и которому не могла доверять.

И всё же, если выбора не было, оставалось делать то же, что и всегда: хорошую мину при плохой игре. Этому она обучилась с малых лет, и, похоже, ей предстояло играть эту роль до конца своих дней.

– Ещё один… – пробормотала Калли и прикрыла глаза, заставляя успокоиться мускулы лица. Глубоко вдохнула и снова принялась за туалет.

Керве помогал ей, хотя местное одеяние, какое принесли для Калли около девяти часов, было незнакомо слуге так же, как и его госпоже.

С трудом он разобрался в застёжках белоснежного пышного платья, под которое к тому же одевался корсе, и если бы настроение Калли было чуть лучше, она не преминула бы отметить то, что отлично заметил Керве: платье с отделанным жемчугом открытым воротом, с белоснежными брызжами на груди и на рукавах, ей необыкновенно шло. Лицо её и фарфоровая маска казались ещё белей, а волосы шёлком струились по плечам. Закалывать их Калли не стала: у неё не было ничего, что она могла бы использовать для этих целей.

В одиннадцать в дверь постучали, и стража, состоявшая из шести кирасиров, повела их в собор – хотя Калли казалось, что её ведут на эшафот.

Жених опаздывал, и с каждым мгновением ожидания волнение Калли становилось всё сильней. Как ни старалась она унять дрожь, видения близкого будущего – брачной ночи и дороги домой – терзали её всё сильней.

Наконец, стук копыт раздался с другой стороны площади, толпа зевак расступилась, пропуская трёх вороных коней. Ещё шестеро всадников на гнедых лошадях сопровождали их, вооружённые до зубов.

Ехавший впереди всех мужчина в чёрном камзоле спрыгнул со своего коня и, ведя его в поводу, стал приближаться к невесте. С удивлением Калли обнаружила, что такая же маска, только чёрного цвета, скрывает и его лицо.

Она хотела спросить, как следует это понимать, но прикусила язык, обнаружив, что тогда ей придётся раскрыть и свои причины.

Калли разглядывала мужчину, и с каждым шагом жениха ей всё более казалось, что она уже видела его – но все последние дни слились для Калли в такую череду лиц, событий и имён, что где это было – вспомнить она не могла.

– Вы восхитительны, как я и ожидал, – произнёс мужчина, и улыбка скрасила его суровое лицо. У него тоже, как и у самой Калли, были чёрные волосы, только они едва достигали плеч и сзади были собраны в хвост. В тёмных, как сумерки над морем, глазах, клубился туман и едва заметно горел насмешливый огонёк.

Калли захотелось сорвать с него маску и растоптать, а затем увидеть целиком это лицо, чтобы понять, что у мужчины на уме – но она, конечно же, сдержала себя.

– Полагаю, вам не хватает одной детали, – он очертил в воздухе дугу и жестом фокусника достал из ниоткуда шпильку, украшенную сложенным из осколков бриллианта орлом, – позвольте, – он сделал быстрый шаг в сторону, заставив Керве потянуться к несуществующему оружию, и тут же облил последнего взглядом полным такого презрения, что Керве замер в неподвижности и чуть отступил назад.

Пальцы мужчины, длинные и тонкие, как у скрипача, захватили несколько прядок волос Калли, руки оказались с обеих сторон от её головы и принялись колдовать.

– Простите моего слугу, – хрипло произнесла Калли. Близость мужчины давила. Казалось, что руки вот-вот раздавят её. – Он привык меня защищать.

– Ему не удастся защитить вас от меня, – без тени сомнения заявил мужчина и наконец отступил назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. Затем потянулся к маске, но Калли тут же ударила его по руке.

– Я не позволяла! – выпалила она, тяжело дыша.

Мужчина поднял бровь и хмыкнул.

– Продолжайте в том же духе, – сказал он и затем, наклонившись к самому уху Калли, произнёс: – я скоро увижу вас всю. И мне будет позволено не только смотреть.

Сердце Калли стучало как бешеное, но она не находила слов, потому что знала, что этот незнакомец прав: ещё час или около того – и она, Калли, целиком будет принадлежать ему.