Сколько за e-mail бен Ладена?

Сколько за порезы на венах?

Сколько за “Imagine” Леннона?

Много ли за мой литр крови,

Там, где наркотики с алкоголем?

Сколько стоит первым в топах быть?

Сколько тех, кто их создал, убить?

Разрежьте же нас на интриги

Ножами разных религий.

Сколько стоит, чтобы все простить,

Чтобы снова ты могла любить?

Дайте сигарету невесте!

Сколько стоит все это вместе?

Перезагрузись, начнем сначала,

И тех, кто выжил, осталось мало.

Видишь, с нас срисованы герои

Их кинофильмов – я продал нашу историю.

СегодняНочью «Проституция»

Чемпионат мира набирал обороты, а две подряд победы сборной России заставляли даже самых закоренелых скептиков открывать ему свои сердца. Город преображался на глазах, из сурового и равнодушного наблюдателя превращаясь в эпицентр радостного карнавала единства наций и дружбы народов. Улицы наводнили приехавшие на следующий матч турнира бразильские болельщики, раскрасившие Северную столицу желто-зелеными цветами и громким южным смехом. И будто поддаваясь этому бесхитростному обаянию, петербуржцы тоже постепенно расцветали, меняя вечно угрюмые и недовольные взгляды на гостеприимные улыбки.

По мнению Громовой, Петербург был самым сложным, с точки зрения податливости любой пиар-технологии, городом. Наверное, более скептически настроенную аудиторию можно было найти разве что в Нью-Йорке или в Лондоне. То, что отлично заходило в регионах, в умы местных жителей пролезало со скрипом, проталкиваясь сквозь мрачные стены из недоверия, холодности и окутанного туманным дождем равнодушия.

Но сейчас Кира, наконец, почувствовала, что город поддался, впустил в себя это радостное волнение, позволил себе и своим жителям стать частью объединяющего весь мир футбольного праздника. Девушка ощущала это даже на себе – пробки, толпы людей, очереди, бесконечные щелчки фотоаппаратов и довольные улыбки, которые обычно так раздражали, теперь вызывали только ответную улыбку и приятное сознание собственной причастности к великому событию.

Лучшего момента для городского праздника и придумать было нельзя. Кто, как не Громова, прекрасно понимала, что Питер будет первым, кто начнет топить футболистов, стоит им допустить малейший промах. А они допустят, рано или поздно допустят. Надо было ловить момент, пока общественное мнение было так благосклонно, пока люди были готовы поддерживать своих героев, пока спонсоры были готовы платить за возможность быть частью этой волны патриотизма и национальной гордости.

Свернув с набережной, Кира резко затормозила у пешеходного перехода, пропуская многочисленную группу бразильцев, разноцветной толпой заполнивших проезжую часть. Высокий симпатичный парень картинно поклонился ей, одаривая лучезарной улыбкой, и девушка, вопреки своему обыкновению, улыбнулась ему в ответ и даже помахала рукой.

Настроение было отличным, и даже писклявый голос Олечки, которая сидела рядом на пассажирском сиденье, и последние пятнадцать минуть монотонно перечисляла выполненные пункты программы подготовки к празднику, совершенно не раздражал. Громова слушала помощницу в пол-уха, думая о хранившемся в ее телефоне сокровище.

Макс не звонил, но зато написал. Он поинтересовался ее самочувствием и предположил, что «Джемесон» был паленым, сославшись на то, что «по ходу умирает». Кира пожелала скорейшей кончины и сообщила, что платье для похорон уже выбрала. Липатов ответил, что ей «не может так повезти». Все было, как всегда. Как раньше, когда это жонглирование словами было неотъемлемой частью ее жизни, составляло чуть ли не ее главную эмоциональную суть.

От этого было так светло и радостно, хотелось петь и, по возможности, очень громко, совершать подвиги и делать глупости. В отличие от Макса, она чувствовала себя великолепно, выспалась и отдохнула. Сейчас для нее не было ничего невозможного, потому что невозможное уже произошло. И доказательство этому висело в телефоне шутливой смской на грани привычного между ними черного юмора.

Прибыв на базу в Удельном парке в районе обеда, девушки прошли прямиком в столовую, где рассчитывали найти разом всех футболистов, чтобы снабдить каждого подготовленной трудолюбивыми копирайтерами приветственной речью для праздника. Окинув взглядом шумный зал, Кира поручила Оле самостоятельно раздать спортсменам карточки с текстом, отправив к самому многочисленному столу, а сама направилась к дальнему столику в углу, за которым сидел только один человек.

Под мелодичный стук собственных каблуков девушка бодрым шагом приближалась к склонившемуся над элегантно украшенным двумя покрытыми шоколадом меренгами куском торта Дзюбе, на ходу прикидывая возможные причины его непривычной оторванности от коллектива. Самая очевидная из них, связанная со вчерашним «черешневым постом», была одновременно и самой предпочтительной. Когда дело было в ней, Громова всегда знала, что делать, чтобы исправить ситуацию и вернуть себе благосклонность друга, а заодно и его хорошее расположение духа. Сложнее было, когда дурное настроение Артёма было связано с семьей или с какими-то психологическими трудностями, но и в такой ситуации у Киры Юрьевны всегда находилось пара рычагов, способных сдвинуть эту упрямую глыбу с негативного мироощущения.

- Привет! С чем тортик? – задорно воскликнула она, с размаху плюхаясь на стул рядом с форвардом.

- С жиром на заднице, – пробубнил Дзюба себе под нос, не поворачивая к ней головы.

- Дай попробовать, – улыбнулась она, не обращая внимания на его надутый вид, и не дожидаясь ответа, схватила с верхушки пирожного меренгу и молниеносно сунула в рот.

- Громова, блин! – возмущенно взвыл Артём, отодвигая от нее тарелку, – Ненавижу, когда ты так делаешь!

- Тебе для меня тортика жалко, да? – обиженно протянула девушка, пытаясь заглянуть ему в глаза и снова протягивая руку к пирожному.

- Возьми себе свой, вон там они лежат! – подхватывая тарелку в руки и вставая, недовольно проворчал зенитовец, – Что за манера бесячая!

- Я не хочу целый, я одну ложечку только, – промурлыкала Громова, вставая вслед за ним и подходя ближе.

- А я хочу целый! – тоном капризного ребенка заявил Дзюба, поднимая тарелку выше, чтобы она не могла достать, – И ни с кем делиться не собираюсь!

- Ну, один маленький кусочек, самый малюсенький-премалюсенький, – продолжала канючить Кира, глядя на него снизу вверх невинным взглядом.

- Ты вчерашней черешней не наелась? – поджав губу, съехидничал Артём, продолжая держать тарелку с тортом выше ее головы, – Много сладкого вредно!

Девушка облегченно вздохнула, убедившись, что ее догадка была верна, и ничего серьезного не произошло, и улыбнулась, глядя в устремленный на нее из-под сурово сдвинутых бровей взгляд знакомых до мельчайшей черточки глаз.

- Ну, Тёма, – протянула она, растягивая гласные в его имени, и ласково провела руками по его животу сверху вниз, внимательно наблюдая за тем, как меняется выражение его глаз, – Ну, пожалуйста-пожалуйста…

- Ты мертвого же достанешь, – недовольно пробурчал Дзюба и, подцепив вилкой кусочек торта, поднес его к ее губам.

Улыбаясь одними глазами, Кира послушно приоткрыла рот и медленно захватила с вилки сладкий, пропитанный кремом, бисквит, не без удовольствия наблюдая за следящим за ней посветлевшим голубым взглядом.

- Ммм, с орешками! – промурлыкала она, демонстративно зажмуриваясь.

- Поросенок ты, Громик, – тихо сказал Артём, и аккуратно провел большим пальцем по уголку ее губ, снимая каплю застывшего там крема.

Громова стояла перед ним, не шевелясь, и молча смотрела, как он подносит палец ко рту и слизывает остатки крема, не сводя с нее внимательного взгляда, как расправляется морщинка между его бровей, как в глазах уже танцует улыбка, постепенно освещая все лицо.

- Не, поросенок у нас Кокора, – улыбнулась девушка и, облизнув губы, ласково добавила, – Это просто пост. Шутка. Ничего не значит.

- Я не спрашивал, – сказал Дзюба, не меняя выражения лица.