- Я дал тебе время отвыкнуть, – также тихо ответил Липатов.

- Ты убил меня, – едва различимо сквозь слезы, проговорила Кира.

- Прости, – прошептал он, опускаясь перед ней на колени и забирая ее руки в свои, – Зато теперь ты сможешь жить.

Кира узнала о страшном диагнозе Липатова примерно через неделю после знакомства. Они сидели в ночном кафе, распивая коньяк и спешно доделывая план участия в выставке, который должен был быть сдан на утро. Речи о каких-либо отношениях между ними, кроме зарождающейся дружбы, тогда еще не было, и он сказал ей об этом просто так, в обычном разговоре, ответом на какой-то ничего не значащий вопрос, от которого можно было при желании легко отшутиться.

Громова должна была насторожиться в ту самую секунду, когда он произнес это уничтожающее судьбы людей словосочетание «ВИЧ-инфекция». Нет, не бежать в невежественном первобытном страхе заразиться через прикосновение руки или одну на двоих сигарету, но хотя бы задуматься – почему он вдруг рассказал ей об этом. Они были слишком мало знакомы для того, чтобы делиться такой личной информацией, да и для уровня их отношений, это совершенно не имело значения. Закон защищал его право хранить свою тайну, но он раскрыл ее для нее. Он пытался предупредить ее, но опоздал. Возможно на пару дней, на пару часов или секунд, а может и на целую вечность. Потому что, даже не осознавая этого еще до конца, она уже была безоговорочно влюблена в эти оленьи глаза и надменно приподнятую бровь, в эти тонкие длинные пальцы и худые плечи, в этот мелодичный голос и насмешливую интонацию в каждом слове, в невероятную силу и власть, скрывающуюся в хрупком, измученном безостановочной терапией теле.

Максим с завидным терпением и постоянством повторял ей, что между ними ничего не может быть, Кира кивала в ответ, говорила, что все понимает, но продолжала тонуть, с каждым днем увязая в нем все глубже и глубже. Он просил у нее прощения и умолял забыть его после первого поцелуя, он исчез почти на неделю, не отвечая на ее звонки и сообщения, после их первого секса. Он делал шаг ей навстречу, давая каплю вымученной ласки и внимания, а затем три шага от нее, всеми силами демонстрируя равнодушие и холодность. Кира умирала каждый раз, когда он уходил, и воскресала вновь, как только он возвращался. Он боролся и с ней и с собой, пытаясь защитить от себя, но так и не смог дождаться от нее хоть какой-то помощи. Вопреки любой логике и инстинкту самосохранения, она совсем не боялась болезни, ее страшило только одно – его нелюбовь. И он сделал ставку на нее.

- Иди ко мне, – Максим встал и потянул ее за руку за собой.

Кира послушно поднялась, сквозь нависающие на ресницах слезы, вглядываясь в его лицо. Он был рядом, самый родной и близкий человек, такой опасный для тела и такой целительный для души. Единственный, кого она любила всем сердцем, больше себя и больше самой жизни, и именно тот, с кем она никогда не могла быть по-настоящему вместе. Какая ирония судьбы!

Липатов притянул ее к себе и обнял, прижимая к груди ее заплаканное лицо. Она обвила руками его тонкую талию, вжимаясь всем телом и растворяясь в аромате его тела, таком знакомом, будто это был ее собственный.

- Трудно любить монстра? – с горькой усмешкой в голосе спросил он, утыкаясь губами ей в макушку.

Кира молча покачала головой, не отрывая носа от его груди.

- Глупый барсучок, – тихо проговорил Макс, – Мой маленький глупый барсучок.

Он аккуратно приподнял ее лицо за подбородок и, посмотрев несколько секунд в ее заплаканные глаза, будто еще раз пытаясь получить ответ на вопрос, который и без того был очевиден обоим, поцеловал. Она откликнулась молниеносно, позволяя его мягким ласковым губам, захватывать свои в почти забытый, такой невыносимо сладкий плен. Голова закружилась, все мысли вылетели из головы, не осталось ни планов, ни целей, ни опасений. Только он, только его прикосновения, только его запах.

Они стояли обнявшись на маленькой кухне в центре огромного жилого комплекса на окраине мегаполиса, вдвоем в этом муравейнике людей, вдвоем во всей вселенной. Два человека, одинаково счастливых и несчастных, которым не суждено быть вместе и которые не могли оторваться друг от друга.

- У тебя спина болит, – вдруг заботливо сказал Макс, проводя рукой по ее позвоночнику, – Я чувствую.

- На каблуках весь день, – оправдывающимся тоном, проговорила Кира.

- Пойдем, я сделаю тебе массаж, – тихо предложил он.

- Не надо, я хожу к врачу на массаж, это помогает, – начала отнекиваться девушка.

- Он не уберет ту боль, которую смогу убрать я, – слабо улыбаясь уголками губ, сказал мужчина, увлекая ее в спальню.

Громова повиновалась, как обычно. Безропотно переодевшись в предложенную им пижаму, она улеглась на его кровать и позволила оголить спину. Он гладил ее, так нежно и невесомо, сжимал совсем легко, не причиняя боли, а лишь приятно разминая усталые мышцы. Он едва касался губами ее позвонков, будто пересчитывал их, обдавая горячим дыханием и нежностью, которой она никогда не ждала от него. Кира таяла в его руках, тихонько постанывая и расслабляясь с каждым движением.

Он закончил и, невероятно довольный собой, улегся рядом, обнимая ее за плечи и прижимая к себе.

- Спокойной ночи, барсучок, – прошептал он, мягко целуя ее губы.

- Я очень скучала по тебе, – тихо сказала она, проводя рукой по его щеке и вглядываясь в глаза.

- Я тоже, – ответил он, не отводя взгляда, – Спи.

Кира закрыла глаз и прижалась к нему плотнее. Ей хотелось большего, но даже после всего выпитого, она отчетливо понимала, что он на это не пойдет. Девушка чувствовала его желание, прямым намеком упирающееся ей в бедро, но слишком хорошо знала этого мужчину, чтобы пытаться соблазнить его. Он выжидал год не для того, чтобы начать все сначала, а чтобы убедиться, что она здорова. Он не будет снова рисковать. Да и секс никогда не занимал ключевого места в их отношениях. То, что происходило в этой постели сейчас, было намного больше и важнее физической близости. Это была близость душ, бессловесное признание в вечной любви, которой никогда не суждено сбыться.

***

Кира проснулась от звонка будильника на телефоне, и пошарив рукой в привычном месте, лениво приоткрыла глаза. Тяжелая голова и пересохшее горло напомнили об изрядном количестве выпитого накануне «Джемесона», а сопящий рядом мужчина о неожиданно свалившемся на ее жизнь счастье.

Громова улыбнулась, вглядываясь в тонкие, будто нарисованные кистью иконописца, черты Липатова, в очередной раз удивляясь, почему Бог наделил такой красотой именно его, зачем вложил в его глаза и руки еще и это убийственное оружие. Ему сполна хватило бы ума и хитрости. Красота же делала его и вовсе непобедимым.

Девушка нехотя отвернулась от возлюбленного и села в кровати, оглядываясь по сторонам в поисках все громче дребезжащего телефона. Обнаружив его на стеллаже рядом с кроватью, она потянулась за гаджетом, как вдруг почувствовала на своей груди его руку, властно обхватившую тело и резким движением возвращающую в постель.

- Ну, Мася, – рассмеялась она, прижимаясь к нему спиной, – Мне надо на работу.

- Потом, – сквозь сон пробубнил он, сжимая ее плотнее.

Девушка совершила еще одну попытку встать, но ее постигла та же участь.

- Он звенит противно, я так не могу, – заныла она, не переставая улыбаться даже сквозь неприятную головную боль.

Максим резко поднялся и, забрав со стеллажа телефон, выключил звук и отключил будильник. С размаху упав обратно в постель, он спрятал ее смартфон к себе под подушку и снова притянул девушку к себе.

- Я так на работу опоздаю, – промурлыкала Кира, когда он уткнулся носом ей в затылок.

- Тебе нельзя на работу, ты еще пьяная, – авторитетно заявил он и, плотнее накрыл одеялом.

Окутанная теплом одеяла, его дыханием и размеренным убаюкивающим сердцебиением, девушка снова провалилась в сон, забывая обо всех обязательствах и делах, запланированных на это утро. Ее счастье было так велико, и так тактильно осязаемо, что в жизни просто физически не хватило места на что-то другое, включая работу и других людей. Он рядом, все остальное может и подождать.