Приятного прочтения! Надеюсь эта глава ответит на часть вопросов, а возможно, создаст новые)

Я всегда испытываю счастье

Там, где я могу быть настоящим,

Где в толпе возможно затеряться,

И не нужно кем-то притворяться.

Пусть судьба ведет меня кругами,

Треснул пополам философский камень,

Но отчаянно к огню стремится

Хрупкий мотылек-самоубийца.

Би-2 «Философский камень»

«Сапсан», как обычно, пришел по расписанию, и без четверти полночь Кира уже стояла у здания Московского вокзала, с удовольствием прикуривая первую после четырехчасового воздержания сигарету, и вместе с дымом вдыхая свежий воздух северной столицы. За время ее отсутствия жара спала, уступая место более привычной комфортно-пасмурной погоде. Балтийский ветер нагнал туч, превратив белую ночь в серую, и теперь рваными короткими порывами ударял в лицо, раз за разом гася огонь зажигалки, но в этот вечер девушке даже это было приятно.

- Здесь даже дышится легче, – вполголоса проговорила она стоящей чуть позади нее Олечке, удовлетворенно вздыхая и оглядывая оживленную даже в этот поздний час площадь Восстания.

- Вы каждый раз так говорите, когда мы возвращаемся домой, – с улыбкой ответила Оля, не отрывая взгляд от телефона, – За мной Андрюша приехал. Вас подвезти?

Громова терпеть не могла Олиного жениха Андрея, которого считала неудачником с раздутым самомнением и отвратительно-провинциальным чувством юмора. Как и ко всем приезжим, она относилась к нему с пренебрежением и подозрением, считая, что самой большой удачей в жизни парня, приехавшего ни с чем из Северодвинска, не блещущего интеллектом или особыми способностями, было зацепиться за такую наивную дурочку, как Оля. Помощница же, к великому раздражению и недоумению Киры, души не чаяла в своем Андрюше, в голос смеялась над его недалекими шутками, преданно смотрела в глаза и трепетно ожидала заветного колечка на пальчик. Почему ее не смущало то, что ей приходится в одиночку тащить на себе ипотеку и делить с потенциальным женихом одну на двоих машину, Громова понять не могла.

- Нет, вы, наверное, соскучились, не хочу мешать, – деликатно ответила Кира, не желая, разбивать это светлое впечатление от возвращения в свой город беседой с человеком, который половину слов произносит неправильно, – Я на «Убере» доеду.

Распрощавшись с помощницей и игнорируя налетевших привокзальных таксистов, охотившихся на плохо ориентирующихся в местных ценах гостей города, девушка направилась к пешеходному переходу, на ходу вызывая машину через приложение. Для извозчиков, как и для всей сферы услуг города, сейчас наступила горячая пора. Чемпионат мира давал фантастические возможности, и только ленивый не пытался заработать на нем свою копеечку. На этом карнавале финансового изобилия, Кира не была исключением, ловя каждую возможность ухватить свои комиссионные, но оправдывала себя тем, что обводить вокруг пальца многомиллионные корпорации или само государство не так преступно, как обманывать простых людей. Ей было стыдно за свой город и искренне жаль нерадивых иностранных туристов, которые с благодарной улыбкой выкладывали за ночь в отеле, прогулку на катере или даже фотографию с ряженным в костюм Петра Первого суммы в несколько раз больше, чем это стоило бы для россиян.

Проходя мимо припаркованного в неположенном месте «Рено», Громова краем уха услышала, как предприимчивый таксист кавказской наружности, расслабленно крутя на пальце ключи и гостеприимно улыбаясь трем растерянным молодым арабам, на ужасном английском с азербайджанским акцентом убеждает их, что поездка от вокзала до станции метро «Ладожская» стоит три тысячи рублей. Парни переглядывались и пожимали плечами, скромно пытаясь торговаться, но водитель с такой непрошибаемой искренностью уверял их, что дешевле они ничего не найдут, что ребята уже нехотя начали протискиваться на заднее сиденье автомобиля.

«Вот, говнюк», – подумала Кира, сверля злобным взглядом таксиста и следуя дальше своим маршрутом, но, уже дойдя почти до перекрестка, вдруг остановилась, – «Хотя, собственно, какого хрена?»

Кира Громова была не из тех людей, кто бросается на помощь ближнему при малейшей возможности, переводит бабушек через дорогу, или подбирает на улице бездомных котят. Ей вообще мало до чего и до кого было дело, кроме себя самой, впрочем, как и большинству в ее окружении. Максимум на что она была способна, это внутреннее негодование и резкие высказывания в кругу друзей или коллег. Но сейчас, то ли на волне эмоций от возвращения домой, то ли под влиянием собственноручно сфабрикованной патриотической пиар-кампании, обостренное чувство справедливости внезапно взыграло с такой силой, что девушка не выдержала.

- Любезный, – надменно проговорила она, возвращаясь к «Рено» и обращаясь к кавказцу, – А у вас не слипнется за три тысячи до Ладожской ехать?

- Иди, красавица, куда шла, – деловито проговорил мужчина, не обращая внимания на грубость и продолжая запихивать чемоданы арабов в багажник, – Не мешай работать соотечественникам.

- Давай хотя бы за тысячу, – примирительным тоном предложила Кира компромиссный вариант, укладывающийся в ее голове в рамки приличия.

- Они согласились, тебе-то какое дело? – разволновался за свой гонорар таксист.

- Ну, как хочешь, – ехидно ухмыльнулась девушка и, резко открыв пассажирскую дверь, бодро кинула сидевшим рядком на заднем сиденье арабам по-английски, – Привет, ребята! Хотите за триста доехать?

Парни заулыбались при виде симпатичной девушки, радостно загалдели и закивали, выбираясь из тесного салона «Рено». Сопровождаемая отборным матом некогда приветливого таксиста, Кира отвела арабов к уже ожидавшей ее машине и, переназначив место прибытия, отдала свою поездку.

- Триста шестьдесят пять рублей, – довольно улыбаясь, проговорила она норовившим на радостях обнять и расцеловать ее молодым людям, – Добро пожаловать в Санкт-Петербург!

Кира зашла в пустую квартиру и, скинув туфли, босиком прошла на кухню. Здесь все было так, как она оставила в день отъезда – на столе стоял недопитый бокал вина и грязная чашка из-под кофе, на стуле висела блузка, которую она погладила, чтобы взять с собой, но передумала в последний момент. Девушка достала из холодильника терпеливо дожидавшуюся ее бутылку «Совиньона» и чистый бокал, и улыбнулась сама себе.

- С возвращением, Кира Юрьевна, – касаясь наполненным бокалом бутылки, вслух сказала она.

Ничто не могло сравниться с этим радостным и одновременно расслабляющим чувством возвращения домой. Громова так привыкла к этому съемному жилью, что порой забывала, что на самом деле, это не ее дом. Нигде она не чувствовала себя так комфортно и спокойно, как в этой многоэтажке в спальном районе, нигде не могла полностью расслабиться и настолько быть самой собой, как здесь. Она любила свое временное пристанище и свое одиночество, в отличие от большинства людей, видя в нем не повод для уныния, а некую форму свободы. Ей не нужна была компания, она могла подолгу находиться одна, не скучая и не испытывая потребности в общении, которое все равно так или иначе настигало ее в современном перенасыщенном коммуникациями мире.

Кира окунулась в рабочие дни, наслаждаясь возможностью, наконец, уделить время проектам не связанным с чемпионатом мира. Как она ни старалась все успевать, но непосильный объем работ, который взвалил на нее и ее команду шеф, не мог не отразиться на результате. За время командировки многие кампании затормозились, лишившись ее бдительного контроля, и клиенты уже начали выражать недовольство. Этого никак нельзя было допустить, поэтому первые дни после возвращения Кира целиком посвятила встречам по действующим договорам.

Она вошла в привычный для себя ритм, начиная утро с ежедневной летучки у Златопольского, отчитываясь о результатах работы отдела перед шефом и получая ворох критики и новых задач, проводя весь день на оперативных совещаниях и переговорах с клиентами, а по вечерам занимаясь делами сборной и «Зенита».