Внезапный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть, что чуть не привело к печальным последствиям не только для макияжа, но и для целостности глаза. Кира чертыхнулась и со злостью бросила в раковину кисточку от подводки. К ней крайне редко кто-то приходил, за исключением въедливой пожилой соседки, являющей собой неиссякаемый источник нелепых придирок и абсурдных просьб, поэтому сомнений в том, кто так вовремя возжелал общения с ней, у девушки не возникло.
— Чтоб вы были здоровы, Елизавета Аркадьевна! — злобно прошипела Громова, спешно натягивая на себя черное короткое платье на одно плечо, заранее приготовленное для вечеринки и дожидающееся своего часа на спинке стула.
Готовясь предельно вежливо, но быстро и эффективно избавиться от общительной дамы, Кира распахнула дверь и застыла на месте, перестав дышать. На пороге стоял Денис, внимательно глядя на девушку потускневшим взглядом бездонных голубых глаз. Мужчина сделал шаг вперед, вынуждая ее инстинктивно отступить и пропустить его внутрь.
— Куда-то собираешься? — не здороваясь, спросил он, проходя в квартиру и оглядывая ее явно не будничное платье.
— Да, ребята устраивают для меня вечеринку, — сумев, наконец, вдохнуть воздух, не своим голосом произнесла Кира и прошла на кухню. — Будем праздновать мою новую работу.
— Поздравляю, — глухо отозвался Черышев, следуя за ней.
— Не очень искренне прозвучало, но спасибо, — криво улыбнулась Громова, нервно заламывая пальцы и не решаясь поднять на него взгляд.
— Не волнуйся, я больше не буду тебя уговаривать или в чем-то убеждать, — тихо произнес Денис после долгой паузы и глубоко вздохнул. — Ты взрослый человек, в состоянии сама понять, что для тебя лучше.
— Неужели, — с неуместной надменностью бросила Кира, и дрожащей рукой схватив со стола сигареты, закурила и отошла к окну.
— Я очень люблю тебя, Кира, и хочу, чтобы ты была счастлива, — проговорил Черышев, глядя ей в спину.
— Может, у нас с тобой разные представления о счастье? — поворачивая к нему голову вполоборота, но не глядя на него, сказала девушка.
— Может быть, — обреченно выдохнул мужчина и тихо добавил. — Через четыре часа мой самолет, я больше не могу задерживаться.
— Клуб нуждается в лучшем бомбардире сборной России? — неестественно хихикнула Громова, делая глубокую затяжку и выпуская облако застывающего в воздухе дыма.
— Вот твой билет, — не реагируя на ее шутку и кладя на стол сложенный втрое листок бумаги, произнес Денис. — Я не хочу улетать без тебя.
— Как ты смог его купить… — заинтересованно протянула Кира, одной рукой отрывая билет и просматривая информацию о пассажире. — Откуда у тебя данные моего паспорта?
— Кира, подумай, — снова игнорируя ее вопросы и накрывая ее руку на билете своей, вполголоса проговорил Черышев. — Я буду ждать тебя в аэропорту. Буду ждать до самого конца.
Девушка вздрогнула, как от удара током, и увидела, как цифры и буквы на распечатанном электронном билете, включая ее собственные имя и фамилию, расплываются перед глазами, сливаясь вместе с комнатой в одно бесформенное пятно. От его ладони, ласково касающейся ее руки, исходило такое уверенное и уютное тепло, что ему невозможно было сопротивляться, и даже когда она соскользнула с ее запястья, так же легко и невесомо, как дотронулась до него, кожа продолжала пылать горячей отметиной его бескорыстной и всепрощающей любви. Кира закрыла глаза, пытаясь удержать в себе это ощущение, вместе с солнечным запахом его кожи, запомнить его навсегда.
Он вышел неслышно, так же, как обычно и появлялся, обозначив свой уход лишь едва различимым щелчком автоматического дверного замка. Кира обернулась и окинула взглядом пустую кухню. Медленно дойдя до входной двери, она повернула ручку замка на второй оборот, как делала всегда, когда закрывала за кем-то дверь и, прислонившись к ней лбом, бессильно сползла на пол.
Опустившись на колени, Громова уперлась головой о деревянную поверхность и тихо заплакала. Слезы, безжалостно душившие ее весь разговор с Денисом, беспрепятственно хлынули из глаз, темными пятнами туши расплываясь на полу.
— Прости меня, Денечка. Прости! — сквозь слезы шептала девушка в запертую ею же самой дверь.
Она плакала о нем — о лучшем человеке, которого ей доводилось встречать в жизни, о его чистой и красивой душе, которая не знала предательства, изворотливости, хитрости и вранья. Не знала до встречи с ней. Плакала о себе — о своей неполноценности, ущербности, неспособности использовать свой шанс на новую жизнь, о своем бессилии перед необъяснимой зависимостью от другого человека, который никогда не будет принадлежать ей целиком. И о Максе, который был вынужден сражаться с собственным телом, а заодно и с женщиной, которую полюбил против всех правил и собственных запретов, которую так истово старался защитить, не замечая, что этим же и убивает ее.
Кира не знала, сколько времени просидела вот так на полу, уставившись на светлые полосы дешевого ламината и потертый порог своей съемной квартиры. Телефон, оставленный на кухне, разрывался позывными от друзей, заждавшихся ее в «Парусах». Громова игнорировала сигналы о новых сообщениях и звонки до тех пор, пока трель входящего вызова в третий раз назойливо не взбудоражила тишину пустого дома.
Девушка нехотя поднялась на ноги, с трудом разгибая затекшие колени, и медленно дошла до кухни. Настойчивым абонентом оказалась Олечка, без устали продолжавшая трезвонить начальнице по, видимо, невероятно срочному делу.
— Что? — раздраженно бросила Кира в трубку, размазывая ладонью слезы по щекам.
— Кира Юрьевна, я вам переслала последние версии по флагманам «Зенита», — довольным голосом отрапортовала помощница. — Мне держать дизайнеров? Вы будете сегодня вносить правки?
— Это ты дала Черышеву мои паспортные данные? — металлическим голосом спросила Громова, пропуская ее вопросы мимо ушей.
— Да, а что, не надо было? — испуганно отозвалась Олечка и затараторила в свое оправдание. — Он сказал, что это нужно для ваших билетов в Испанию. Я даже предложила ему самой купить для вас билеты, но он сказал…
— Ты уволена, — холодно оборвала ее Кира.
— Кира Юрьевна, я… — сбивчиво залепетала помощница. — Кира Юрьевна, вы же сами с ним собирались лететь… Я думала, что…
— Это все, — равнодушно произнесла Громова и отключилась, не давая девушке договорить.
Она устало опустилась на стул и закурила, глядя на стол перед собой невидящим взглядом. Все ее мечты – все, к чему она так упорно шла столько лет, локтями расталкивая соперников и конкурентов, обрастая прочной броней хладнокровности и профессионализма, все это было теперь у нее в руках. Но почему-то именно сейчас, в этот долгожданный момент, так нестерпимо хотелось раствориться в этом облаке сигаретного дыма, исчезнуть, перестать существовать.
Кира скользнула взглядом по лежащему на столе электронному билету и провела кончиками пальцев по пункту назначения, только сейчас обращая внимание на то, что рейс был не самый удобный, со стыковкой во Франкфурте, но по другому из Питера до Валенсии было не добраться.
— Last call for ms. Gromova, — задумчиво произнесла она, имитируя интонацию информатора в аэропорту и легонько подтолкнула билет к краю стола.
Лист бумаги с отогнутыми по линиям недавнего сгиба краями на долю секунды завис на краю, а затем полетел вниз, скрываясь из вида. Громова проводила его взглядом и, глубоко и прерывисто вздохнув, снова взяла в руки телефон.
— Так, ну ладно. Что там у нас… — вслух проговорила девушка, откидывая рукой волосы от лица и открывая почту.
Кира пролистала присланные Олечкой варианты флагманского макета для рекламной кампании «Зенита» на будущий сезон и сразу же отправила дизайнерам свои комментарии, чтобы к утру у нее была обновленная версия. Несмотря на переход в другое агентство, она отнюдь не собиралась заваливать работу на старом месте или относиться к своим обязанностям спустя рукава. Наоборот, она стремилась до последнего дня держать планку профессионализма на высоте, прекрасно понимая насколько тесен рекламный мир, и как многое в нем зависит от репутации и реноме.
