— Нет, Кирюша, так не пойдет, — останавливая ее за талию и не давая сдвинуться с места, спокойно проговорил Черышев и вполголоса добавил, нежно касаясь ладонью ее щеки. — Давай уже потихоньку эти ваши узелочки развязывать, хорошо? По чуть-чуть хотя бы.

Кира надулась и опустила голову. Он был прав, впрочем, как и почти всегда, и это немного раздражало. Ей было трудно избавляться от старых привычек, но и не признать необходимости менять их на новые она не могла.

— Надо будет купить тебе белых футболок, — проворчала она, нехотя натягивая на себя зеленый хлопок. — Пока меня в этом виде никто в Инстаграм не запостил! А потом все будут говорить, что девушка Дениса Черышева похожа на лягушку!

— Главное, чтобы девушка Дениса Черышева нравилась самому Денису Черышеву, — многозначительно произнес футболист, с улыбкой поправляя на ней футболку и смыкая руки в кольцо за ее спиной.

— А она нравится? — игриво стреляя глазами и неожиданно розовея щеками, вдруг спросила Кира.

— Он от нее голову потерял, — прошептал Денис, ловя ее губы и погружая их в нежное тепло поцелуя.

— Снимите номер! — взревел Дзюба, от внимательного взгляда которого не укрывалось ни одно их движение.

— Может, и правда пойдем в отель? — сквозь смех произнес Черышев, скользя носом по скуле девушки и красноречиво сжимая ее бедра.

— Пойдем, — томно промурлыкала Громова, поднимая на него масляный взгляд.

Черышев шумно выдохнул, и быстрыми движениями покидав в сумку их вещи, взял Киру за руку.

— Дзю, спасибо за идею! — кинул он позеленевшему от злости ярче той футболки Артёму, уводя девушку с пляжа.

Возвращение сборной в Москву по накалу эмоций вполне могло бы составить конкуренцию возвращению советских солдат из Берлина, с той лишь разницей, что футболисты, в отличие от своих прославленных и героических предков, не одержали победы над фашизмом, а по факту вылетели из плей-офф чемпионата мира, с успехом перешагнув лишь одну восьмую финала. Но для набравшей обороты и сметающей все на своем пути народной любви это уже не имело ровным счетом никакого значения. Люди распевали гимн страны, заходясь в приступах патриотизма, обожествляли своих кумиров, растаскивая на кадры и цитаты каждое интервью и пост в соцсетях, до дыр засматривали каждый голевой момент, впитывая в кровь этот невиданный спортивный праздник, неотвратимо превращавшийся в воспоминание.

Громова смотрела на это безумие с гордостью и сдобренным известной долей скепсиса удовлетворением, осознавая свою причастность к эйфории, в которую погрузилась страна, но в то же время, отдавая себе отчет в том, какую крошечную вершину айсберга всей мощи государственной агитационной машины ей позволили увидеть. Народ пребывал в таком забытьи, что сейчас можно было не только увеличивать ставки налогов и пенсионный возраст, но и вовсе отменить пенсию, а заодно и бесплатную медицину с образованием, и никто бы не этого заметил. Все были слишком увлечены чествованием своих героев, за несколько недель возродивших в уставших от сложностей и борьбы за выживание сердцах людей веру в величие своей страны. И это стоило намного дороже, чем гонорар Киры Громовой за этот проект, включая все бонусы и комиссионные.

Единственное, что находило настоящий отклик в ее душе, минуя все препоны профессиональной деформации, — это неподдельная радость в глазах футболистов. Они больше не были для нее ленивыми зазнавшимися миллионерами, прославившимися из-за лимита на легионеров и отсутствия достаточной конкуренции в плохо развитой отечественной системе футбола, это были мальчишки, искренние и светлые, которые впервые в жизни одержали победу над самими собой. Никто не верил в них, никто не рассчитывал, что они пройдут так далеко, даже они сами. Люди с самого начала чемпионата точили под столом свои ножи злословия и готовили ушаты грязи, готовые в любую минуту вылиться на головы нерадивых спортсменов, турнир за турниром приносивших своим болельщикам только горечь разочарования. Но только не в этот раз. Теперь они увидели в этих ребятах неподдельное желание победить, страсть к игре, которую они сделали своей профессией, готовность биться до конца, не жалея себя, биться ради них, ради своих соотечественников, ради своей страны. И страна отвечала им всей любовью и благодарностью, на которую была способна.

И не было ничего удивительного в том, что на празднике, который курировала Кира, был стопроцентный аншлаг, что визг на Красной площади стоял такой, будто сбоила аппаратура звуковиков, а парни из сборной, выходя на сцену, светились так, что действительно можно было сэкономить на этом пункте сметы.

— Пойдем, это ведь и твой праздник тоже, — уговаривал ее выйти на сцену Денис, когда они готовились за кулисами.

— Не говори ерунды, Черри, — со смехом отмахнулась девушка, деловито расправляя ворот ее футболки с патриотическим принтом. — Такие, как я, должны оставаться в тени, иначе ничего не получится.

— Мне так хочется, чтобы все узнали, как много ты сделала для сборной, для чемпионата, — заключая ее в объятия, ласково проговорил мужчина.

— А мне достаточно того, чтобы они знали, сколько сделал ты, — улыбнулась Кира, проводя кончиками пальцев по его аккуратно уложенным волосам и любуясь сиянием голубых глаз. — Ты мой герой. Я так тобой горжусь.

— Дзюбе ты то же самое скажешь? — усмехнулся Черышев.

— Конечно! Как ты догадался? — рассмеялась Громова и тут же сменила тон, услышав в маленьком наушнике в ухе искаженный голос распорядителя праздника. — Готовность четыре минуты!

— Деловая, — покачал головой футболист, целуя ее в нос и нехотя выпуская из рук.

Кира подмигнула ему и направилась в сторону аппаратной студии, на ходу раздавая указания и получая отчеты по готовности от сотрудников через внутреннюю систему связи. Денис смотрел ей вслед и не мог не восхищаться ее грацией и органичностью. Это была ее стихия, в которой она чувствовала себя уверенно и свободно, становясь в его глазах еще прекраснее и желаннее, и ему оставалось только догадываться, как ей удается сочетать в себе эту резкость и динамичность с той податливой покорностью, которую он видит в моменты их близости. Еще никогда в жизни он не был так безоговорочно счастлив, так предан и почти растворен в другом человеке, никогда не чувствовал себя таким сильным и уверенным, как рядом с ней, но и никогда так безумно не боялся потерять кого-то. До неминуемого отъезда домой оставалось всего несколько дней, наполненных запланированными ею интервью и съемками, и с каждой минутой Черышев все острее чувствовал эту гнетущую неопределенность, тяжким грузом давящую на грудь и заставляющую мозг скрупулезно продумывать каждый свой шаг. Он уже достаточно хорошо знал Киру, чтобы понимать, что простыми уговорами или силой здесь ничего не добьешься, она сама должна прийти к этому решению, которое лично ему казалось единственно возможным, но как подтолкнуть ее к нему придумать пока не мог. Время неумолимо утекало сквозь пальцы, а решение так и не приходило, вынуждая рассчитывать на случай, божью помощь и любовь, которая окажется сильнее любых выдуманных преград.

После завершения чемпионата для сборной России необходимости возвращаться в Новогорск не было, но те футболисты, у которых в Москве не было своего жилья, предпочли провести эти несколько дней на знакомой базе, чем тратить время на поиски других вариантов. Денис с Кирой тоже не стали ничего выдумывать, чувствуя себя вполне комфортно в полупустом жилом корпусе, где никто не мешал им наслаждаться друг другом и проводить каждую свободную минуту в постели. Днем здесь почти всегда было полно народу — приезжали журналисты, игроки сборной с семьями, организовывались съемки и интервью, да и Громовой приходилось по много часов проводить на встречах и в московском офисе агентства, постепенно вливаясь в будничный рабочий ритм. Но зато вечером база практически принадлежала им одним, превращаясь из центра спортивной жизни в романтическое гнездышко, где никто не мешал им быть счастливыми.