— А ты без него уже и минуту не можешь прожить? — недовольным тоном протянул скривившийся от яркого солнца Артём, внимательно наблюдая за тем, как вода стекает по ее груди и животу.

— Тём, не вредничай, а! — ответила за подругу Кристина, мягко толкая мужа в плечо, и с понимающей улыбкой обернулась к Кире. — Он за мороженым для мальчиков пошел.

— Им не мороженое нужно покупать, а ремня всыпать, — проворчала Громова, хватая рукой дуло направленного на нее водяного пистолета и разворачивая его на самого стрелка.

Кое-как урезонив маленького террориста, девушка вытерла лицо и руки полотенцем и взяла с края шезлонга свой телефон, раскрасившийся от первого же прикосновения пестрой лентой новых уведомлений о звонках и сообщениях.

— Вот черт! — выругалась Кира, внимательно просматривая новую информацию о работе по подготовке праздника, которая не останавливалась ни на минуту, и тут же набрала Олечке, исполняющей сегодня обязанности куратора проекта. — Оля, это что еще за хрень?

— Кира Юрьевна, я сейчас все объясню, — затараторила помощница в трубку. — Они говорят, что площадка оказалась больше, что они не учли боковые трибуны, поэтому смета на звук немного выросла, но можно остаться в рамках общего бюджета за счет сокращения расходов по свету…

— Это не мои проблемы! — взвизгнула Громова, до хруста в пальцах сжимая телефон. — У них было достаточно времени на диагностику и расчеты! Я не собираюсь оплачивать чью-то невнимательность и некомпетентность! Смета не изменится, она согласована и будет исполнена в точности!

— Да, Кира Юрьевна, я все поняла, я все передам, я сейчас же им позвоню, — пробубнила Олечка откуда-то издалека, словно отодвинула телефон от лица в стремлении приглушить вопли начальницы в динамике.

— Стоит отойти на минуту, она уже ругается с кем-то, — услышала Кира за спиной мягкий смешок и почувствовала, как теплая ласковая рука ложится ей на талию. — Мороженое будешь?

— Я жду отчет. Это все, — торопливо буркнула девушка в трубку и, отключив вызов, повернула голову вполоборота к мужчине, утыкаясь носом ему в подбородок. — Я тебя буду…

Она прижалась спиной к его груди, вбирая в себя тепло напитанной солнцем загоревшей кожи и тая от волны нежности, растекающейся по всему телу от этого прикосновения. Проблемы со сметой, нерадивые подрядчики и Олина наивность, все ушло на второй план, уступая место единственно важному и ценному в этот момент — взгляду этих небесно-голубых смеющихся глаз, полных любви и восхищения, радости и счастья. Это счастье было заразным, липким, проникающим и ей под кожу и заставляющим кровь бежать по жилам быстрее, сердце -колотиться отчаяннее, мысли – сводиться к простому естественному желанию: питаться этим источником света и сиять его отражением.

Черышев развернул ее к себе и жадно приник к ее губам, будто они не виделись вечность, с силой вжимая в себя еще влажное от соленой воды тело.

— Она не любит мороженое, — закатывая глаза, недовольно проворчал Дзюба, искоса наблюдая за целующейся парочкой. — Пора бы уже знать.

— Правда? — слегка отстраняясь и с улыбкой вглядываясь в глаза девушки, переспросил Денис. — Я думал, все любят.

— Я — не все, — кокетливо повела плечом Кира и улыбнулась в ответ.

— Это я уже понял, — снова притягивая ее к себе, прошептал Черышев и ласково коснулся ее губ своими.

— Вы что, каждую секунду целоваться собираетесь? У вас вообще-то для этого номер есть! — возмущенно воскликнул Артём, садясь на шезлонге и скрещивая руки на груди. — Приличия соблюдайте, хотя бы при детях!

— Может, ты уймешься уже, наконец, блюститель нравственности? — не выдержала Кристина. — Оставь людей в покое! Пусть наслаждаются друг другом!

— Так я разве против? Наоборот, я позволил им быть вместе и очень даже поддерживаю! — театрально прикладывая раскрытую ладонь к широкой груди, пропел Дзюба. — Но надо же меру знать!

— Позволил? — настороженно переспросил Денис, отодвигая Киру в сторону и бросая на товарища по команде гневный взгляд.

— И мы тебе за это, Тёмочка, очень благодарны, — встряла Громова, с улыбкой отвешивая другу гротескный поклон, и поспешно вставая между ним и Денисом, ласково прошептала. — Черри, время, да? Мы с тобой вчера об этом говорили, немного времени ему дай.

— Он не успокоится, пока мы не уедем, — поджимая губу и отворачиваясь в сторону, еле слышно проговорил Черышев.

— Не драматизируй, Денечка, — промурлыкала Кира, мягким движением касаясь его щеки и поворачивая к себе лицо мужчины. — По-моему, прогресс очевиден!

Денис посмотрел на нее и хотел еще что-то сказать о том, что сам факт ожидания какого-то прогресса в этом вопросе кажется ему абсурдным, что он не собирается просить благословления у человека, у которого нет для этого ровным счетом никаких полномочий, но промолчал. Его до невозможности злила эта манера Дзюбы выставлять напоказ свою значимость в ее жизни, козырять осведомленностью о ее привычках, вкусах, предпочтениях, неотступно следить за ней и комментировать каждое движение, и то, с какой легкостью и игривой непосредственностью Кира сама к этому относилась, только подливало масло в огонь. Но он понимал, что это время, которое она просила для Артёма, было нужно и ей самой — она сама не готова была разрывать связывающие их ниточки, увеличивать дистанцию между ними, отказываться от своего особого положения в сердце зенитовца. Это было странно, непостижимо, неестественно и, накладываясь на упорное нежелание девушки обсуждать их отъезд в Испанию, создавало неприятное ощущение неопределенности и недосказанности, которое мутной тенью омрачало светлое и чистое счастье от близости любимого человека. Вчера ночью, когда он заговорил об их будущем, и сейчас снова она уходила от прямого ответа, меняя тему либо отшучиваясь ничего не значащими фразами. Кира не говорила «нет», смотрела так преданно и нежно, отдавалась так горячо и страстно, касалась его так трепетно и ласково, что сомнениям просто не оставалось места между ними. Но где-то в глубине души Денис все-таки чувствовал, что она еще не принадлежит ему полностью, что ему еще понадобится немало мудрости и терпения, чтобы она не ускользнула от него, не повернула назад, не испугалась своих собственных чувств, которые для него парадоксальным образом были более очевидны, чем для нее самой.

— Громик, не боишься, что твой китайский фарфор превратится в керамику? — послышался откуда-то сверху задорный голос Климова, и все присутствующие задрали головы вверх, чтобы увидеть неугомонного пиарщика.

Вадик стоял на набережной, возвышавшейся над пляжем, и, облокотившись о парапет, свесил вниз прикрытую элегантной соломенной шляпой светловолосую голову. Паша, которого уже никто не мог представить в другой компании, стоял рядом, сверкая довольной улыбкой и налитыми бугорками мышц, почти не скрываемых открытой летней майкой.

— Сам ты китайский! — крикнула в ответ Громова и, подняв с шезлонга увесистый тюбик с солнцезащитным кремом, показала его другу. — СПФ пятьдесят! Корейский, между прочим!

— А чем корейский от остальных отличается? — неожиданно проявил интерес к вопросам защиты от солнца один из Миранчуков, оглядывая свое намазанное маслом для загара бронзовое тело.

— В Корее делают самые лучшие солнцезащитные средства! — гордо ответил Вадим, будто речь шла о его родине.

— И самых лучших девушек, — подхватил тему Черышев и, ласково проведя руками по горячим плечам Киры, добавил. — Тебе и правда лучше прикрыться чем-нибудь, чтобы не обгореть. А то ты такая беленькая у меня… Надень мою футболку.

— А других вариантов нет? — с недоверием рассматривая ярко-зеленую майку, которую ей протягивал Денис, пробубнила девушка. — Она ведь зеленая…

— Ты так говоришь, будто она отравлена, — рассмеялся Денис и встряхнул перед ней футболкой. — Не капризничай, надевай.

— Я лучше Тёмкину надену! Она белая! — встрепенулась Громова, радуясь тому, что нашла компромиссное решение и повернулась к уже о чем-то увлеченно спорившему с Вадимом зенитовцу.