- Не понял. Что я?
- Ну, это... Шура мне все рассказал. Извините. - Повернулся к двери, сейчас уйдет.
- Стой. Где меня держат?
- Комсомольский городок знаете?
- Да я в двух кварталах от него жил.
- Мы в подвале школы МВД, тюрьмы переполнены. Все школы и ДК теперь тюрьмы. Расстреливают в парке "Юбилейном" и за старым мясокомбинатом.
Тихо затворилась дверь.
Ай да Шура! Ай да Бортников! Молодец! Значит, девки мои где надо. Слава Богу! Стоп. Охранник, получается, свой? Шура ему доверяет? И в сливном бачке есть свои люди!.. Из какого это анекдота?.. Посмотрим, что в свертке. Так. Колбаса, хлеб! Алюминиевая миска на краю стола... Ха! Перловый суп! Тот самый! Значит, еду приносят. Только... Только я почему-то совсем не хочу есть. Странно. Четвертый день на исходе, а я не хочу есть! Воду пью, а есть не хочу. Получается... Вот колбаса и хлеб белый, а я даже желания понюхать не испытываю. Ладно, пусть полежит. Вдруг проголодаюсь.
Газета. "Алтайская правда"! Самая реакционная и тупая газета Сибири! Интересно, редколлегии других газет расстреляли? "Алтайка" свежая. Оп-па! Обращение временного правительства к жителям Алтайского края...
"Жители Алтайского края! Патриоты Родины! Происки мирового капитализма..." - это уже традиция. - "...Повышайте бдительность..." та-а-ак. А вот уже конкретно: "...Последнее время, как в самом краевом центре, так и в отдельных населенных пунктах края стали появляться люди, выдающие себя за членов некой Чрезвычайной Комиссии. Эти люди, якобы используя полномочия, данные им этой несуществующей Чрезвычайной Комиссией, саботируют работу органов правопорядка и органов власти на местах..."
Что-то я слышал о Чрезвычайной Комиссии, кто-то мне рассказывал об этих "чекистах".
"...Их, как правило, всегда двое. Оба высокого роста, головных уборов не носят, одеты в черные плащи или легкие черные пальто с эмблемой - белый круг с буквами ЧК. Появляются на темно-вишневой иномарке без номеров. При появлении в вашем поселке или просто при встрече на улице задержите их и сообщите в комендатуру по телефону 02. Премия за поимку - 5000 сингапурских долларов..."
Слухи о чекистах поползли после начала путча. Вспомнил, на базаре бабки друг другу рассказывали. Мол, шел автобус пассажирский из Барнаула в Новосибирск, и на тракте остановили его спецподовцы. Всех вывели, обыскали, забрали все ценное, выстроили на обочине - дело ясное, расстреливать будут. А там ведь и дети, и женщины были... Бабы вой подняли. Спецпод - рожи у всех дубовые, они же только с гражданским населением воевать умеют, - автоматы подняли. И тут подъезжает по проселку темно-вишневая иномарка. А на тракте как раз пурга страшная поднялась. Иномарка останавливается, из нее выходят двое. Высокие. В черных плащах, без головных уборов, на левой стороне плащей у обоих белые круги и две черные буквы "ЧК". Ни слова не говоря, подходят к спецподовцам. Лейтенант сначала за кобуру схватился, потом вытянулся по стойке смирно и стоит не шелохнувшись. И остальные солдаты по стойке смирно встали. Эти двое неторопливо, заглядывая каждому в лицо, прошли мимо строя, постояли перед лейтенантом и повернулись к пассажирам, смотрят, стоят, ничего не говорят. Тут бабы сообразили, что надо скорее садиться в автобус и возвращаться в Барнаул. Так и сделали. А спецподовцы там и остались стоять...
Судя по обращению к жителям края, слухи не лишены основания. Партизаны какие-нибудь, бывшие афганцы.
А Шура Бортников молодец. Если бы не он, вся семья сейчас сидела бы здесь, и вил бы товарищ подполковник из меня веревки любой длины, со мной совсем по-другому разговаривали бы.
Шура перебрал тысячу специальностей - и кочегаром он работал, и грузчиком, и проводником поезда, и еще какие-то профессии умудрялся находить, о наличии которых я даже не подозревал.
Я своих повел за Обь, через пойму к Ново-Алтайску, чтобы там посадить на поезд и отправить в Абакан, от которого до Аскиза автобусом полтора часа. Моя предлагала пробираться на поселок Южный, там жила ее сестра, мол, через нагорный лес можно пройти незамеченными. Моя надеялась пересидеть у сестры. Я забраковал этот вариант. На Горе телецентр, и, стало быть, он охраняется, и весь лес вокруг него постоянно прочесывается. И что там, на Южном, творится - никому не известно. Говорили, что в ту сторону вообще никого не пропускают. Оставался один путь - через Обь.
Обь перешли по льду рано утром. Младшую я нес на руках. Вертолет появился, когда мы уже шли по заливному лугу и до ивняка оставалось метров сто пятьдесят. Вертолет низко пролетел над нами, подняв тучи снега, затем сделал еще один круг. Я крикнул остановившимся жене и старшей, чтобы продолжали спокойно идти. Чем черт не шутит, вдруг сверху меня не узнают. Но на всякий случай расстегнул шубу и поправил автомат под полой. Вертолет кружил низко, я бы не промахнулся. Вертолет улетел. Я облегченно вздохнул. Благополучно добрались до диких зарослей ивняка. Я оглянулся. С того берега спускались на лед три УАЗика и большая группа людей. Обиднее всего то, что уже почти дошли, почти на свободе, и вот нб тебе. Оставалась одна надежда - запутать солдат в островах поймы. Только с детьми от солдат много не набегаешь, тем более, что я сам острова знал плохо, был здесь раза два и то в детстве.
Лая собак я не слышал. Значит, шансы оторваться от преследователей имелись. Мы шли по замерзшей протоке. Ветер дул в лицо, но было не холодно. Я поворачивался спиной к ветру, чтобы не продуло Настю на моих руках. Ориентировался по трубам химкомбината.
Протока круто поворачивала. Женька идет впереди. Вдруг она остановилась и побежала назад. "Папа, солдаты!" Жена смотрит на меня, и в глазах у нее такая тоска.
Спокойно, говорю, девки, спокойно. Левый берег протоки сплошь зарос тростником. Повернули туда. Забрались в самую гущу.
И тут появились спецподовцы и курсанты, двенадцать человек. Они цепью шли по льду. Двое тащили на спинах что-то тяжелое. Они уже миновали нас, когда Настя проснулась и заплакала. Я накрыл ее полой шубы и стал баюкать. Солдаты остановились, смотрят в нашу сторону.
Уходим к зарослям, говорю своей. В тростнике огромное количество проходов от замерзших ручьев - настоящий лабиринт. Жена взяла Настю, Женька взяла сумку с вещами, а сам с автоматом пошел последним. Нас же могли без всяких задержаний просто пострелять, как дичь... Мы уже почти достигли островных зарослей, когда над головой раздался свист, и впереди с грохотом взметнулся снег с землей. Осколки с воем пронеслись высоко над головой. Ложись, зашипел я.
Так вот что тащили те двое, миномет! Это что же, против меня - жену и девчонок не считать - вертолет, машины, миномет и черт знает сколько автоматных стволов? Не жирно ли для одного писателя-фантаста?
Настя испугалась и заплакала. Жена пытается ее успокоить. И тут опять нарастающий свист, и опять взрыв, только немного правее. И еще одна мина уже левее. Я хоть в боевых действиях и не принимал участия, но соображаю, что от чащи отсекают.
Все, отец, мы не уйдем, говорит моя. А Женька - молодец! Видно, что боится, кулачки сжала, аж пальчики побелели - где-то рукавички потеряла, растеряшка, - но держится, не плачет. Отдаю ей свои перчатки. Эх, доча-доча, думаю, знала бы ты, что нас всех ждет. Я-то - ладно, я - мужик, а вот вы... Проверяю в кармане брюк второй рожок. Мать, говорю, сидите здесь. Я попробую увести их в сторону. Куда идти - ты знаешь. Вон там Ново-Алтайск. Как только услышите выстрелы, сразу уходите.
- Щербинин!
Моя аж взвизгнула от испуга, а я чуть автомат не разрядил в кусты, хорошо, предохранитель не снимал.
- Щербинин, это я. Не стреляй.
И вылезает из тростника Шура Бортников. Рыжая борода по грудь, какой-то треух на голове. Фуфайка. Валенки.
- Шура?!
- Что, доигрался, ястреб перестройки?! - Он сплевывает. - Я знал, что у тебя этим кончится. Еще когда ты в школе ботинки без шнурков начал носить, я уже предвидел...
