— Я прекрасно видел, что ящер выронил его после выстрела, — подтвердил Макшеев.
В это время второй птеродактиль, до сих пор сидевший на выступе скалы, взлетел на воздух, спланировал к вершинам хвощей и подцепил на одном из них какой-то темный предмет, с которым полетел дальше.
— Черт возьми, — воскликнул ботаник, — это опять мой плащ! Мы искали его на земле, а он остался на деревьях.
Макшеев уже целился в пролетавшего мимо ящера, но внезапно плащ развернулся — сноп растений посыпался вниз, а испуганное животное выпустило из когтей свою добычу. Охотник опустил ружье.
— Эти птеродактили, очевидно, не отличаются особенной сообразительностью, если таскают несъедобные вещи, — сказал Громеко, направляясь к упавшему плащу.
— А может быть, они умнее, чем вы думаете. Не хотели ли они похитить ваш плащ и ваше сено, чтобы устроить своим детенышам более комфортабельное гнездо? — пошутил Макшеев.
— Сено? Как вы непочтительно выражаетесь о моих ботанических сборах! А чтобы доказать ум ящеров, не скажете ли вы, что он унес мой плащ, чтобы одеть своих голых детенышей?
— Нет, этого я не скажу! — рассмеялся Макшеев. — Разве что летучие ящеры играли роль царей юрского периода и стояли на очень высокой ступени развития… Но зачем вы набрали столько одинаковых растений? — прибавил он, увидев, что ботаник подбирает разбросанные по лужайке стебли, выпавшие из плаща и похожие на камыши.
— А вот догадайтесь, что это такое, — ответил Громеко, подавая своему спутнику один из стеблей.
— Какой-то камыш, по-моему, толстый и довольно колючий. Им могут питаться разве какие-нибудь игуанодоны.
— Вы угадали, игуанодоны едят его с удовольствием, но и мы не откажемся от этого камыша.
— Неужели? Он годится разве для супа?
— Нет, не для супа, а для чая. Разломайте-ка стебель.
Макшеев переломил стебель, из которого вытекла какая-то прозрачная жидкость.
— Попробуйте сок этого презренного камыша.
Сок оказался липким и сладким.
— Неужели это сахарный тростник?
— Если не сахарный тростник, растущий в настоящее время на поверхности нашей планеты, то во всяком случае сахароносное растение.
— Как же вы догадались, что оно сладкое?
— Во рту молодого игуанодона, которого задавил хищник на поляне, я видел стебель какого-то растения; на ощупь оно показалось мне липким. Я стал искать, где оно растет, нашел его в изобилии вдоль ручья и, конечно, попробовал сок. Наши запасы сахара на исходе. Можно заменять сахар соком этого тростника и даже вываривать из него сахар. Видите, мое сено в иных случаях приносит прямую пользу!
Вернувшись к убитому птеродактилю, Громеко показал и остальным товарищам свою находку, из-за которой произошло приключение с плащом. Все одобряли его план и решили на обратном пути нарвать побольше тростника, чтобы попробовать устроить выварку сахара.
Охотники направились дальше по ущелью, на дне которого протекал ручеек, окаймленный узкой полосой мелких хвощей и жесткой травы.
Скоро теснина превратилась в настоящую щель, все дно которой было покрыто водой. Стало темно, мрачно и сыро. Охотники шли гуськом: впереди Макшеев с ружьем в руках, позади Каштанов, пробовавший молотком утесы.
Но вот впереди стало светлее, показалась зелень. Щель быстро расширилась и превратилась в довольно большую котловину, окруженную скалами, внизу отвесными, а выше отступавшими уступами во все стороны, образуя амфитеатр. Дно котловины было покрыто сочной и зеленой травой, в центре находилось озеро, из которого и вытекал ручеек.
— Фу, как здесь воняет! — воскликнул Громеко, как только охотники подошли к озеру.
— Действительно, пахнет очень скверно, словно падалью! — подтвердил Макшеев.
— Уж не минеральное ли это озеро — например, с серными источниками? — предположил Папочкин, наклоняясь к воде.
Охотники начали оглядываться по сторонам и обратили внимание на странное шипение, чередовавшееся с визгом, напоминавшим визг пробки, водимой по стеклу. Эти звуки раздавались сверху, со стен котловины, но никого не было видно.
В это время над лужайкой мелькнула большая темная масса и опустилась на один из уступов, откуда навстречу ей визг и шипение раздались особенно громко.
— Птеродактиль! — воскликнул Макшеев.
— Очевидно, здесь гнезда летучих ящеров, — догадался зоолог.
— Ну вот вам и источник вони! Эти животные, вероятно, очень неопрятны.
Ящер, спустившийся на уступ, вскоре поднялся и, заметив в котловине людей, начал кружиться над ней, издавая отрывистое кваканье. На утесах визг и шипение сразу прекратились.
— Ишь, замолчали детеныши!
— Интересно было бы раздобыть яйца и молодых птенцов из гнезд, — сказал зоолог.
— Попробуйте-ка залезть на эти кручи, вступить в бой с родителями. Они вам покажут, где раки зимуют!
— Э, да их тут много! — воскликнул Каштанов, указывая на другого птеродактиля, высунувшегося из-за выступов, тогда как еще два уже реяли в воздухе.
— Что же, начнем пальбу? — предложил Макшеев, которому хотелось загладить свой промах.
— Зачем? Одного мы уже добыли и рассмотрели, а заряды нужно беречь, — предупредил Каштанов.
— И дадим лучше отбой. Налево кругом! Пока все гнездилища не встревожились, — сказал ботаник: пребывание в зловонной котловине было ему не по вкусу.
Над лужайкой летали и квакали уже несколько ящеров, и охотники сочли более благоразумным последовать совету Громеко. Проходя к выходу в щель, они заметили у подножия стены целые кучи костей разной величины, перемешанных с пометом птеродактилей.
— Мы попали в помойную яму гнездилища ящеров! — пошутил Макшеев.
— Они устроились тут в безопасном месте, — это настоящая крепость.
— Вероятно, на их яйца и детенышей покушаются другие ящеры, — пояснил зоолог. — Обратите внимание, что хотя это пресмыкающиеся, но повадки у них уже птичьи.
— Совершенно верно. Наличие крыльев позволило им изменить образ жизни своих далеких предков.
— Все-таки жаль, что мы не могли узнать, как устроены их гнезда и какой вид имеют яйца и детеныши, особенно насиженные яйца.
— Я думаю, что они не высиживают яйца, как птицы, — заметил Каштанов, — а предоставляют эту обязанность солнцу, как другие пресмыкающиеся.
— Не горюйте, мы где-нибудь найдем еще яйца игуанодонов или плезиозавров, — утешал Громеко зоолога.
— Если они будут свеженькие, устроим себе колоссальную яичницу. Воображаю, как велики яйца этих тварей — одного хватит на нас всех! — шутил Макшеев.
Вернувшись обратно через ущелье на поляну у подножия возвышенности и набрав по дороге сладкого тростника, путешественники направились к месту, где был убит хищный ящер.
Здесь царило большое оживление. В воздухе носились взад и вперед летучие ящеры разной величины; трупы цератозавра и игуанодона были покрыты этими животными. Отрывая куски мяса от туш, одни пожирали их на месте, другие же уносили на юг, к ущелью гор, где, очевидно, находились их гнездилища. Визг, кваканье и шипение раздирали уши.
При приближении людей вся стая, пировавшая на трупах, всполошилась. Одни взлетели и начали кружиться над поляной, другие, переваливаясь на своих коротких ногах и волоча полураспущенные крылья, отбежали в сторону. Они, очевидно, наелись так, что им трудно было летать. Папочкин успел сфотографировать два момента этого переполоха.
Наевшиеся ящеры не нападали на людей, нарушивших их трапезу, а только оглашали воздух различными звуками, выражавшими, вероятно, неудовольствие.
Захватив в чаще спрятанные окорока игуанодона, охотники направились через лес по тому же сухому руслу. Приближаясь уже к котловине, Громеко, шедший впереди, вдруг остановился и указал своим спутникам на отпечатки огромных ступней, глубоко вдавленные во влажный песок русла.
— Это не игуанодон, — заметил Папочкин. — Животное шло на четырех ногах. Смотрите, вот следы задних ног с тремя пальцами, а вот следы передних с пятью!
