Но выплывший из-за двери Серёжа был до безобразия доволен. Он что-то ответил подскочившим к нему девчонкам, пожал руки паре приятелей, с которыми не успел пересечься утром, и двинулся прямиком к Роме. Подошёл почти вплотную и помахал перед носом Попова зачёткой.

– Итак, уважаемый Роман… как вас там по батюшке?

– Андреевич, – отозвался Рома, зачарованно следя за зачёткой.

– Уважаемый Роман Андреевич, – повторил Черкасов, – хочу торжественно объявить, что на ближайшие три часа вы в моём полном пользовании, – и заграбастал свою “добычу”, закинув руку ему на плечи. – А зачётку отдам после этого, – и он, легко приоткрыв её одной рукой, продемонстрировал Попову заполненную преподавателем строчку.

Ромка стоял, замерев, как истукан, не мог ни шага сделать, ни сказать что-нибудь. Горло словно невидимая рука сжала, а сжимающие стаканчик пальцы подрагивали.

– Как ты сделал это? – парень даже проигнорировал замечание по поводу “полного пользования”, хотя в другой ситуации обязательно бы смутился и принялся отшучиваться.

– Ооо… – мечтательно протянул Черкасов, – я платил натурой.

Попов закашлялся, подавившись очередным вопросом. Черкасов деликатно похлопал его по спине, взирая на Рому с искренней заботой. Что он сказал? На-ту-рой?

– Натурой? – отдышавшись, выдавил Попов, дублируя свои мысли.

Только сейчас ему в голову пришла адекватная мысль, что Серёжа просто смеялся и на самом деле платил совсем не той “натурой”, о которой изначально подумалось. Мало ли что он мог сделать для Мымры?

– Угу, – серьёзно кивнул Сергей. – Не самое приятное дело, но за пять минут можно справиться. Этой даме хватает.

На этот раз Ромка не подавился, но покраснел просто неистово. Но после таких слов, мысль о натуре была единственная – та самая. И самое обидное, что воображение у Попова было отменным, идеально получилось представить, как Сергей и пятидесятилетняя Мымра… вместе…

– Та-ак, – ехидно протянул Черкасов, подхватывая застывшего Рому под локоток и утягивая прочь с чужих глаз, за угол, к лестничному пролёту, где в такое время и в такой день никого уже не было. – И о чём же ты подумал, раз цветом сравнялся с помидором?

Попов вскинул взгляд, пытаясь не выдать своих дурацких мыслей:

– Ни о чём! – торопливо воскликнул он.

– О да-а… так я и поверил, – со смешком. – А может, поспорим? Или расскажешь, что там уже напредставлял, или… продемонстрируешь на мне. Отплатишь за зачёт. Натурой.

Рома даже не думал, что Черкасов умеет смотреть ТАК. Хищником, истинным Волком Попов его уже видел, но вот таким – ехидным, самоуверенным, авантюрным и порочным… впервые. Во взгляде его читался вызов, поблескивали яркие смешинки. Не издевательство, не насмешка, скорее, безмолвный вопрос: “Ну что, дерзнёшь?”

Но именно это и привело Ромку в чувства. Вызов. Попытка взять “на слабо”. В подобных спорах Попов никогда не проигрывал, просто не вёлся на подначки.

– Как-нибудь в другой раз, – усмехнулся он, взяв себя в руки и вернув умение говорить.

– Не-не-не, – возмутился Черкасов, – именно сейчас. Поверь, я упёртый, а впереди целых три часа. Хотелось провести их с пользой для нервов и желудка – Сергей хмыкнул, опускаясь на ступеньки и вальяжно вытягивая ноги, – но раз такой повод, придётся сидеть здесь.

Рома покачал головой и мысленно застонал. Да, он тоже упёртый, но жутко голодный – с самого утра ничего не ел и даже закуску никакую не взял. Идея провести ближайшее время с пользой для желудка определённо вдохновляла. В кафешку какую-нибудь попасть, например. Или нет! У Черкасова же квартира рядышком, можно заскочить в магазин, купить продуктов и устроить шикарный ужин. Но для этого придётся сдаться и рассказать…

Попов тяжело вздохнул, судорожно придумывая менее пошлый вариант, чем пришёл в голову изначально. Натурой, натурой… Окна помыть? Нет, не то, за пять минут бы Серёжа не справился. Массаж? Идиотизм. Цветочки полить? Слишком легко, не поставила бы за такое.

– Окей, наверное, ты просто её чем-то подкормил, – ляпнул Рома, сразу же прикусывая язык.

Ну не придурок ли? Подкормил, ага. Мымру, которая вечно сидит на диетах, чтобы в свои годы выглядеть лет на сорок, а в идеале – на тридцать. Лучше б про массаж предположил.

– Врёте и не краснеете, Роман Андреевич, – покачал головой Сергей, словно бы читая мысли Попова. – Во-первых, Вера Васильевна ничего лишнего не ест, у неё строгая диета: кашка утром, огурчик – днём, рыбка – вечером и листочки салата во время перекусов. Не верю, что не помнишь, она ведь раз в неделю обязательно это повторяет. А во-вторых, как же я её должен был “кормить”, чтобы ты так смутился? – усмешка. – Нет, Роман Андреевич, раз чистосердечно признаться не решились, будете демонстрировать свои пошлые мыслишки. И точка.

Рома промолчал, только вновь тяжело вздохнул и опустился на ступеньки рядом с Черкасовым, понимая, что из вуза они не уйдут ещё долго. Не признается же он, что себе представил при словах о расплате натурой. А уж не покажет – тем более. Черкасов не знает, чего требует!

– Ну, чего пригорюнился? – Сергей ухватился пальцами за подбородок Ромки, пытаясь заставить посмотреть на себя.

Или знает?

Ладонь поднялась чуть выше, пальцы осторожно коснулись щеки, огладили скулу. Взгляд прямо в глаза, пристальный, внимательный, завораживающий – и больше невозможно отвернуться, как бы ни хотелось. А потом самого уголка рта коснулись губы, обжигающие, словно кипяток.

Ромка от неожиданности дёрнулся, отшатнувшись, и едва не сверзился вниз, но вовремя оказался перехвачен за шкирку Серёжей. Видимо, сегодня – не самый лучший день для того, чтобы пересчитать носом все ступеньки лестничного пролёта. По крайней мере, Черкасов, похоже, думал именно так. Рома же… он теперь вообще не мог связно думать, только нещадно краснел и хлопал глазами, пытаясь осознать, что только что произошло.

– Эй, Попов, ты чего шуганулся? – осторожно поинтересовался Сергей.

Рома тряхнул головой, сильнее завешиваясь волосами, чтоб Черкасов не смог заметить его дикое смущение, и хрипло проворчал:

– Да где уж тут не шуганёшься?

Получилось слишком уж резко и недовольно, но иначе не получилось. Увы, тело за Ромку всё решило само, и теперь голос предательски сел, а пальцы дрожали. Попов шумно сглотнул, пытаясь расслабиться, но где уж там, когда тебя практически прижимают к себе, удерживая от падения, и при этом ещё весело хохочут? От смеха грудная клетка Серёжи приятно вибрировала – у Ромы от этого ощущения совсем перехватывало дыхание.

Тут сильные пальцы вновь ухватили подбородок Попова, поднимая его голову к потолку.

– А ты вот это видел? – отпуская Попова, Сергей указал на потолок.

Лестничная клетка рядом с кафедрой международных отношений была украшена гирляндами, мишурой и редкими игрушками, а среди всего этого великолепия висела скромная веточка…

– Омела… – выдохнул Ромка.

– Ага, – протянул в ответ Черкасов. – Ну как её проигнорить? Святое дело! Так что по роже мне давать нельзя, – и для убедительности он ещё покивал, словно китайский болванчик.

– Да уж, – голос у Попова окончательно сел, но на этот раз от разочарования.

Потому что на долю секунды он допустил мысль, что не ошибся в тот раз, несколько недель назад, и всё понял правильно: Черкасов действительно не против мальчиков. И ещё этот его внутренний Волк, которого Ромка смог разглядеть… Но всё оказалось куда проще – омела. Грёбанная, чтоб её, омела!

– Ну не кисни ты! – раздалось сбоку виноватое, и Сергей слегка толкнул его в плечо. – Просто не лезь больше под омелу, у меня привычка. Тётка переводчица, она с детства прививала любовь к европейским традициям – но Рома в ответ молчал, так что Черкасов продолжил ещё более жалобно: – Ну… ладно, потом покажешь, что подумал насчёт Мымры. Можем прогуляться, перекусить где-нибудь. Хочешь, сам выбирай!

Попов посмотрел на внезапно поникшего Сергея. Значит, казнь с “показательным выступлением” откладывается, а что делать дальше, он сам может выбрать? Хмм…