— А? Что? — пробормотал Попов, открывая глаза.

Черкасов, сжимая в руках тюбик, замер на уровне его паха. Вновь взгляд снизу вверх, от которого пересыхало в горле и хотелось ещё, ещё, ещё…

— Растягивать с мине… — попробовал пояснить Сергей, но Ромка, мгновенно очнувшись, закрыл ему рот ладонью, вздёргивая на колени.

— Просто. Возьми. Меня, — выпалил Попов, перемежая слова с поцелуями. — Не нужно никакой…

Теперь договорить не смог уже он, потому что был резко развёрнут к Черкасову спиной. Серёжа слегка нажал ему на поясницу, заставляя выгнуться и опереться о стену, и целуя, целуя, целуя — изучая губами каждую косточку спины, каждый выступающий позвонок. Срывая с губ стоны и сжимая пальцами бёдра. Он ждал так долго не для того, чтобы слушать дурачка, желающего сделать всё поскорее, иначе бы трахнул его ещё тогда, «с маслом», как бы глупо это ни звучало. А потом ещё век не смог бы есть жареную картошку и салаты. С маслом.

Разозлившись на собственные мысли и на глупого Ромку, когда-то предложившего подобное, Сергей оставил у Попова на плече яркий засос, заметно прикусывая кожу и яростно сдёргивая с него джинсы вместе с плавками. Черта с два он послушается!

Когда на член легла горячая ладонь, а первый скользкий палец скользнул внутрь, Ромка всхлипнул. Не от боли, скорее от удовольствия, смешанного с разочарованием. Фак, он же сказал, что не нужно! Голову и так сносило от поцелуев, заставляя сильней выгибать спину и прижиматься грудью к прохладной стене с шершавыми обоями. Завтра уже от этого всё будет нещадно болеть, зачем тогда церемониться и ждать? Особенно если он…

Второй палец, успешная попытка оторвать руку любимого от своей возбуждённой плоти и разноцветные круги перед глазами от новой цепочки поцелуев, проложенной по позвоночнику. Дискомфорта не было, зато возбуждение достигло предела. Нет, это невыносимо! Так нельзя, это похоже на изощрённые пытки.

От волны наслаждения, захлестнувшей его, когда Сергей нащупал простату, не спасло ничего. Даже искренняя попытка самоконтроля и мысль, что он сейчас запачкает спермой диван. А отчищать её потом чертовски трудно. Спасибо, плавали.

Но что-либо исправить не было уже ни времени, ни сил. Удержаться от громкого стона тоже не получилось, потому что волна оргазма была просто беспощадной. Холодящей кожу, опустошающей…

— А вот теперь можно и продолжить, — раздался хриплый шёпот у самого уха, и мягкие губы осторожно прикусили мочку.

…но не спасающей от поглощающего возбуждения.

Губы на шее, зубы кусают за край челюсти, почти по-звериному, показывая, что второй хищник сильнее, ожидает подчинения. И он его получит. Сполна. Сильные руки обхватывают поперёк груди, прижимают к пылающей влажной коже, заставляют ягодицами ощутить всю степень чужого возбуждения и от этого желать ещё большего.

— Значит, продолжай, — выдохнул Ромка, подаваясь назад.

Давай! Вперёд. Чтобы закончить, почувствовать, поверить в происходящее и запомнить эту новогоднюю ночь. Пусть мороженое тает на столе, его можно будет заморозить снова, пусть остывает праздничный ужин. Потому что друг для друга ужин — это они сами.

Больно не было. Садняще — возможно, но не больно. Уровень возбуждения в теле Ромы явно превышал болевой порог, а ощущать любимого человека так близко, чувствовать его сокрушающие объятия, выгибаться, сильнее прижимаясь к его груди, и до предела поворачивать голову, напрашиваясь на поцелуй, — было подобно эйфории. И вот теперь Ромке было абсолютно плевать на диван, который придётся отчищать. Нужно, вложит все свободные средства, чтобы купить новый. Самый потрясающий, самый мягкий… только их. Личный.

— Торжественно клянусь, это действительно лучше мороженого, — выдохнул Серёжа, когда они, мокрые и разгоряченные после шикарного секса, валялись на диване, разглядывая потолок.

Вернее это Черкасов смотрел на потолок, Рома же удобно устроился, пряча лицо у него в изгибе шеи и вдыхая жаркий аромат любимой кожи. Каждый миллиметр. Самый обожаемый. И только его.

— Конечно, лучше. Мороженое-то растаяло, — с улыбкой пробормотал он.

— В морозилке есть другая чашка. Она точно снова застыла за то время, пока мы… — лукаво отозвался Сергей. — Будешь?

Попов задумался, прислушиваясь к себе, и с удивлением понял, что да, будет.

— Угу, я голоден, как волк.

— Не-ет, волк тут я, а ты всего лишь котёнок, мой милый.

— Как тебе будет угодно, — расслабленно согласился Ромка. — Но раз я котёнок, то кормить меня нужно с ложечки.

— О-о-о… как пожелаешь.

«Иногда с лёгкой подачи Серого Волка у Красной Шапочки даже появлялись иные прозвища… которыми она успешно пользовалась».