Как их теперь вновь выкорчевать?

– Ничего ты не карлик! – возмутился Сергей. – Я же всякую фигню нёс! Вот сколько ты? Метр семьдесят или семьдесят пять? А Нинка без каблуков как раз сто шестьдесят восемь.

– Метр шестьдесят семь, – со вздохом отозвался Рома.

– Да не, шестьдесят восемь, я же знаю её. Это Нинка.

Попов вновь тяжело вздохнул – с очередным недовольством подмечая, что некую брюнетку Нинку Сергей, оказывается, и так знает – и рассказал уже подробнее:

– Нет, это я – метр шестьдесят семь. Карлик.

Черкасов словно язык проглотил, наконец-то хоть раз за весь разговор обратив внимательный взор на Рому. А потом шагнул ближе, проводя ладонью по его макушке… и ещё ближе…

– Убедился? – усмехнулся Попов, когда Сергей подобрался вплотную, и дыхание его щекотало макушку.

– Убедился! – мгновенно отреагировал тот. – Идеальный рост. Высоким девчонкам как раз понравится.

– Почему? – Ромка прикрыл глаза, скорее ощущая, чем замечая, что собеседник сейчас улыбается.

– Нуу…

Попов почувствовал, что Сергей зашевелился, но глаз открывать не стал. Раздражение, наконец, прошло, и не хотелось вновь им проникаться. К тому же, любопытство – зло.

Правда, не всегда.

Черкасов вдруг резко подался вперёд, и тёплые губы коснулись лба Ромы. Парень дёрнулся, отшатываясь, сердце зашлось в яростном стуке, поддерживая свихнувшееся подсознание, а разум деликатно подсказал, что последнее слушать нельзя. Лучше было бы действительно взять и познакомиться с девушкой, а потом ходить с Черкасовым на двойные свидания.

Чёрт побери! Что. Это. Было?

– Вот, видишь? – самодовольно возвестил Черкасов, как ни в чём не бывало потрепав его по волосам. – Именно этим и идеален твой рост. Если девушка на каблуках, она ощущает себя главенствующей и офигительно заботливой. А это им только по кайфу, если честно. Ниночка точно будет в восторге.

Ромка сглотнул, отводя взгляд.

– Зато я нет.

Краем глаза он заметил, как сник Сергей, мгновенно теряя вид истинного гения, как раскрыл он рот, собираясь что-то сказать… и промолчал, лишь вновь потрепав Ромку по голове. Замер так на пару секунд, не убирая ладонь от чужих волос, а потом вновь приблизился почти вплотную, заставляя Попова вздрогнуть.

– Блин, ну прикольно же, когда вот так… – задумчиво пробормотал Сергей.

Ромка фыркнул. Да уж, прикольно. Когда выше ты.

Но брошенная вскользь фраза всё равно согрела душу, а лоб так и горел от прикосновения тёплых губ.

“Но Волка интересовала другая добыча: пирожки, бабушки, точно не маленькие девочки, бредущие по лесу. Красной Шапочке следовало бы радоваться этому, но почему-то ей было ужасно обидно?”

========== Глава 4 - Голод не тётка ==========

Нет, я был уверен, что не втюрился, не втрескался, не влюбился! Просто не мог перестать любоваться Черкасовым. Было в нём… что-то. Особое, красивое, завораживающее. Такое, что вкупе с недавно охватившим меня сумасшествием притягивало взгляды и мысли.

Эта улыбка в уголках глаз, тёмная чёлка, вечно падающая на лицо, и губы, обнимающие сигарету. Да, чёрт побери, нельзя отрицать, что он сексуален. Жутко сексуален!

Но я искренне старался не думать об этом. Просто любовался, наслаждался эстетической красотой.

…

Они стали весьма неплохо общаться, но это не означало, что Ромка имеет право распустить себя и не выгонять из головы мысль о невероятной сексуальности Черкасова. Нет, нет и ещё раз нет! Сергей… красив. С него можно было бы рисовать картины. По крайней мере, сам Ромка обязательно нарисовал бы, если бы умел. Но делать его объектом своих тайных страстей и желаний – не стоило.

Попов всегда считал, что всё в голове. Влюблённость, все чувства и помешательства. Человек сам позволяет себе думать об этом, сам впускает идею в душу. А потом уже всё – выкорчевать сложно, избавиться нереально. Вот он разрешил себе думать о Серёже, и что в итоге? Форменное сумасшествие, когда и сам не можешь глаз отвести, каждое свободное мгновение жаждешь видеть “цель”, и мерещится, что Черкасов в ответ тоже прожигает взглядом, когда никто этого не видит. Даже тот лёгкий поцелуй в лоб, который был призван показать, что могут хорошего найти девушки в низкорослом ухажёре, тоже казался намекающим…

Но Попов упорно сопротивлялся, выбрасывая из головы даже малейшие воспоминания. Нет, никаких “о-мой-бог-он-так-охренителен-я-его-хочу”! Такого Ромка себе ни за что не собирался позволять. Как и мыслей о возможной влюблённости.

А вот всякие вкусняшки собственного приготовления в вуз всё равно таскал. Уже третий день кряду.

С чего всё пошло? Да всё с того же злополучного дня, когда состоялся разговор “о девушках”. Пары у них в тот день стояли зверски: с восьми утра и практически до восьми вечера. Преподаватели решили сделать двадцать пятое число последним днём учёбы в этом году – спасибо кафедре международных отношений и их шикарным попойкам на католическое рождество, – и теперь загружали всё по максимуму. Только не учли, что столовая с буфетом закрываются в четыре, а студентам, беспробудно занимающимся умственной деятельностью, кушать хочется неимоверно.

Зато учёл Корнеев. Лучший друг Ромки “Незнайку” в детстве зачитал до дыр, потому, наверное, и уважал правило Пончика: “режим питания нарушать нельзя”. Сказано – сделано! Сам Денис готовить не умел, зато мог вовремя мотивировать Попова, который с радостью потакал кулинарным прихотям лучшего друга. А что? Ему не сложно, так в чём проблема? К тому же Дэн всегда так радуется…

В итоге, в тот день у Ромки с собой было печенье. Домашнее, воздушное и хрустящее, с шоколадной крошкой, только утром из духовки! Специально по заказу Корнеева.

Забыл Попов только об одном. О Сергее и его отличном нюхе. А также о том, что преподаватель по статистике ненавидит тратить перемены впустую. С половины первого до шести их не отпускали не то что кофе попить – в туалет сбегать, и когда началась, наконец, долгожданная двадцатиминутная перемена перед парой менеджмента, все в группе были злые, дёрганные и голодные.

– Я знаю, что у тебя есть еда, – раздался над ухом Ромы пылкий шёпот.

Попов всего лишь шёл обратно в аудиторию, когда его схватили за запястье и резко дёрнули, утягивая в тёмную нишу под лестницей. Там было узко, тесно, а потому обладатель проникновенного шёпота практически вжимался в Рому всем телом, перехватив его поперёк груди. Попов не сопротивлялся, мгновенно узнав своего похитителя, но мысленно костерил себя на чём свет стоит. Вот какого чёрта у него дыхание перехватило от такой близости?

– Я чую этот запах, – продолжал Серёжа, практически касаясь губами его уха. – Уже вторую пару, если не третью. И за эти часы успел полностью разложить его на составляющие.

Кое-как поборов неадекватную реакцию собственного тела, Попов усмехнулся, так же шёпотом спрашивая:

– И на какие же?

– Так важно? – кажется, у Сергея не только нюх был хорошим, но и слух, он услышал-таки в словах Попова нотки вызова, привычную защитную реакцию парня.

– Ага, – Рома сглотнул. – Если угадаешь, что у меня есть и из чего оно состоит, поделюсь.

Черкасов глухо рассмеялся, утыкаясь носом ему в шею и опаляя её горячим дыханием. Ромка едва удержался от того, чтоб не вздрогнуть от очередных не самых привычных ощущений, и мысленно досчитал до десяти, успокаиваясь. А потом ещё раз – для верности.

– Обещаешь? – спросил, наконец, Серёжа.

– Обещаю…

Сергей замолчал, задумавшись. Он чуть разжал захват, зато – видимо, машинально – принялся рисовать пальцами узор на тонкой ткани пуловера, который Попов по своей излюбленной привычке натянул на голое тело, проигнорировав положенную под низ рубаху. Ромке всегда было жарко в институте. Теперь же, когда вроде бы прохладные пальцы Черкасова изучали живот, стало жарче вдвойне.

Счёт для успокоения пошёл уже на шестой десяток и грозился начать седьмой, если Попов срочно не придумает, что делать, или Сергей не перестанет творить всякую фигню, пока думает.