— Чем тебя наш центр услуг не устраивает? Дорого?

— Неприятно, — скривилась Лида. — Есть такие сапожники, на которых смотришь и видишь: он тебе рад и он точно починит! А к нашим как ни придешь, только и чувствуется, что ты принес обувь, не соответствующую надписи «Ремонт элитной обуви». Элитной!

Лида переобулась в туфли без каблука и выставила в проход за стойку босоножку на шпильке. Вряд ли, чтобы об нее спотыкались, скорее, чтобы не забыть сходить к сапожнику.

Гата присмотрелась — набойки действительно не было.

— В чем ты обратно поедешь? — спросила она. — В этих, плоских? Ты же говорила, что в них по улице ходить невозможно, каждый камешек чувствуется.

— Там есть услуга, ремонт при клиенте. Я попрошу, чтобы сапожник мне набойку поставил поскорее. Так что домой я вернусь без проблем.

— А о проблемах, с которыми ты до этого сапожника доберешься, ты забыла?

Судя по удивленному лицу Лиды, она о них даже не подозревала.

— Ладно, — вздохнула Гата с улыбкой. — Возьмешь в перерыв мои уличные туфли, в них дойдешь со своими до рынка. Обратно — наоборот.

Лида расцвела.

3

Шестиугольная высокая стойка администраторов торчала посреди зала, куда сходились три больших коридора, блестящих глянцевым кафелем и длинными лампами на потолке. Рабочее место Гаты было на грани с надписью «Переход в Корпус-2», Лидина часть называлась «Exit» с согнутой вниз стрелкой. Их кресла были развернуты спинками друг к другу, но места хватало, чтобы не тесниться.

Если кому-то из посетителей нужно было обратиться к администратору, отвечала та, к которой ближе подошли. Если же человек вставал строго посередине, напротив грани с общей надписью «Информация», то обычно отзывалась Гата, как более опытный и стрессоустойчивый человек.

— Здравствуйте, девушка. Где в вашем заведении можно купить нормальные джинсы? — раздалось со стороны «Информации».

Гата поднялась со стула и отработанным плавным жестом указала на эскалатор:

— На третьем этаже магазины одежды.

Дама так быстро повысила голос, что стало ясно — она только и ждала возможности покричать:

— Я там была! Там одно барахло. Я вас спрашиваю про нормальные джинсы!

— Магазины одежды на третьем этаже, — терпеливо повторила Гата.

— Безобразие, никто ничего не знает! — фыркнула дама, отворачиваясь, и с чувством хлопнула ладонью по стойке.

На синей столешнице остался темнеть влажный след.

Гата молча подождала, когда след исчезнет, высохнув, потом протянула руку к упаковке влажных салфеток для мебели. Они всегда держали их под рукой.

Случаи, когда салфетки пригождались, бывали часто.

То какой-то мамаше надо будет спросить, где туалет, при этом она посчитает нужным поднять своего ребенка, чтобы показать его администраторам. Будто без ребенка они ей дорогу не подскажут. А у этого ребенка непременно будет в руках стакан из кафе при кинотеатре. И из стакана торчит трубочка. И ребенок вне зависимости от возраста, едва завидев чистую столешницу с веером разложенных ярких каталогов, непременно перевернет свой стакан с молочным коктейлем и с радостными визгами будет смотреть, как из трубочки льется липкая жидкость. Делать замечание мамаше, чтобы она убрала свое дурное чадо, бесполезно и даже опасно. Это усваивал каждый администратор торгового центра очень быстро.

То молодая модница с сумкой дорогого бренда остановится напротив их стойки и примется искать что-то в этой своей сумке, выкладывая имущество на их стойку. И лишь попробуй, попроси ее убрать забитую волосами расческу или раскрывшуюся и рассыпавшуюся пудру. Администратор может даже не успеть шелохнуться, как на него эта модница набросится, чтобы не смел трогать ничего из ее дорогущих вещей, немедленно положил обратно то, что уже успел спереть, пока она отвлеклась, и вообще она сейчас охрану позовет!

Звали.

Дальнейшее зависело от того, кто был в смене из охраны. Если Галочка, слоняющаяся на крепких коротких ногах по большому холлу и двум ближайшим галереям, то волноваться не о чем. У Галочки опыт работы в детской колонии. Она таким тоном умеет спросить: «Что случилось?», что затыкаются даже собаки, визжащие с рук больших любительниц шопинга с животными. А если Михаил, похожий на похудевшего моржа, то дело заканчивалось неприятными процедурами. Михаилу оставалось до пенсии года три, как раз тот самый возраст, когда хочется показать остатки своей публичной важности. Если для решения конфликта звали его, он всегда норовил поставить в неприглядное и зависимое положение или девушек-администраторов, или продавцов из магазинов. С уборщицами вообще не церемонился. Его не любили за то, что он с отдельным удовольствием говорил скандальным посетителям «Если вы подозреваете, что кто-то из наших сотрудников что-то у вас украл, то я немедленно обыщу всех и все их вещи». Было в этом что-то гнусное. Сам Михаил на все жалобы на него отвечал начальству, что он всегда на стороне посетителей торгового центра, которых ему по должности поручено охранять и защищать от любых неприятностей на территории торгового центра. После бесед он выскальзывал из кабинета заведующего и принимался вышагивать по холлу перед стойкой информации с гордостью козла, осматривающего раскинувшийся перед ним огород.

Гата все годы работы недоумевала, провожая взглядом мамаш, модниц и крикливых покупателей, — неужели только склочные женщины посещают торговые центры или это им так повезло?..

Мимо на металлических набойках процокала женщина с фирменным пакетом «Lee».

— Ну вот, покупают же другие себе джинсы, и именно на третьем этаже, — тихо сказала Лида. — А эта особа чего хотела?

— Не знаю. Может, просто поговорить, — Гата пожала плечами.

Она знала, что вскоре эта женщина ею забудется, останется в вялом дне как элемент постоянный и бессмысленный. На своей работе Гата привыкла к людям, которые сами не знают, чего хотят и о чем спрашивают, как городские жители привыкли к шуму на улицах.

— Утро. Будний день. Люди ходят, ищут джинсы, покупают джинсы… Потом куда-нибудь едут в этих джинсах, загород, например… Тоже в будний день и сразу с утра… Иногда мне становится очевидно, что где-то в жизни я приняла неверное решение, — сказала Лида.

— Почему?

— Иначе я сейчас пила бы шампанское и ходила в трусах на своем рабочем месте. А не вот это все.

Гата заулыбалась:

— Лида, тебе бы определиться в желаниях. Джинсы и природа в будний день или шампанское и трусы на рабочем месте? Чего ты хочешь?

Но Лида не приняла ее шутки. Наоборот, погрустнев, она встала, посмотрела на разложенные широким веером каталоги торгового центра, вздохнула и собрала их в стопку.

— Перестань, — примирительно сказала Гата, возвращая положенный «веер». — Подумаешь, сделали выбор не в твою пользу.

Лида так зло сверкнула глазами, что Гата немедленно собственные слова отнесла к себе же.

— Сделали — и ладно, не в том дело, — проворчала Лида. — Но ведь они сказали, что для обложки июня мое лицо недостаточно символизирует цветущее лето. Вот это уже обидно! Зато, по их мнению, вот эти нарисованные впадины на щеках, — она ткнула ногтем в глянец, — символизируют цветение!

Взяв верхний каталог, она с огорчением посмотрела на улыбающуюся ей с обложки девушку в венке из ромашек.

— Ладно, черт с ними с джинсами и с трусами, — сказала она, грустнея еще больше. — И вообще, какая разница — хочу я чего-то или нет, когда уже кажется, что ничего не зависит от моего желания? Если бы я всегда получала что хочу, мне было бы скучно. Но если никогда не получать чего хочешь, это также скучно.

Уныние шло яркой Лиде так же, как леггенсы полной пенсионерке.

Гата покачала головой на эту речь, обдумывая, чем бы начать утешение. Вдруг тень упала на синюю столешницу, и приятный мужской голос произнес:

— Девушки, где тут у вас алкогольный бутик?

Лида встрепенулась, лучезарно заулыбалась, включив кокетливый режим «активного ожидания»: