Она бросилась к соседям напротив, забарабанила в дверь.

– Не видели вы мою дочку? – спросила она, когда дверь ей отворил хозяин-старик.

В ее голосе уже звучало отчаяние, она представляла, как будет бегать по всей околице, искать, расспрашивать, и все только будут разводить руками и качать головами. Холод потек по ее спине от этих мыслей. И этот старик, конечно же, будет первым, кто так ей ответит.

Но старик сказал другое:

– Девочку? – громко переспросил он. – Видел-видел, как же. Я ее видел в окно. Недавно.

– Куда она пошла? Не знаете, куда она пошла? – громко, чтобы услышал старик, спросила Ада.

– Она пошла куда-то туда, – он махнул рукой в сторону.

– Что? – не поняла Ада. – Вы ее давно видели?

– Да только что. Она все время ходит туда-сюда, туда-сюда. Берет мусор из кучи и куда-то его несет. Чудная такая малышка.

– Мусор? – озадаченно переспросила Ада, до которой, наконец, стало доходить, что ее маленькая упрямица решила все-таки сделать то, о чем она не раз заводила разговор.

Она вышла на дорогу и увидела чумазую Лизу с кроликом в руке и коробкой на веревке. Мать бросилась к дочери, подхватила ее на руки и расцеловала.

– Мам, ну ты что? – смутилась Лиза. – Я же не маленькая. Поставь меня.

Ада выпустила дочку и присела рядом на корточки.

– Я потеряла тебя. Куда ты делась? Где ты была?

– А ты не будешь меня ругать? – решила заручиться поддержкой девочка. – Не будешь? Скажи.

– Да я уже все знаю, что ты надумала, – засмеялась Ада.

– Знаешь? Откуда?

– Сосед видел тебя из окна.

– А-а-а. Ну ладно. Так что скажешь?

– Зачем тебе это, Лиза? Смотри, ты вся перепачкалась.

– Не знаю. Я хочу, чтобы было чисто.

– Как на картинке? – улыбнулась Ада.

Лиза кивнула.

– Не знаю, что тебе сказать, дочка. Тут целая гора мусора. Как ее уберешь?..

– Помаленьку.

Ада рассмеялась.

– Ну и куда же ты его носила? Мусор этот.

– В траву, – показала рукой Лиза. – Там в конце улицы. Он там никому не помешает.

– В такую даль, – покачала головой Ада. – А кролика-то зачем с собой таскаешь? Он только мешает тебе.

– Что ты, он помогает мне, – Лиза доверчиво заглянула матери в глаза: – Ну так ты не будешь меня ругать?

– Не буду. Ну идем кушать.

Они направились к дому и тут Ада обратила внимание на впадину в свалке. С самого края вместо нагромождения отходов зияла почва.

– Это все ты? – удивилась она.

Лиза гордо кивнула.

– Да ты утомилась, наверное? Столько перетаскать. Как ты смогла столько-то? Ты же еще маленькая.

– Нет, я уже большая, – с достоинством сказала Лиза.

Они ужинали и Ада украдкой наблюдала за дочкой. Она вдруг стала вести себя, как взрослая. За столом сидела спокойно, не вертелась, не разговаривала и думала о чем-то своем.

– Ты будешь продолжать? – спросила мать.

Лиза кивнула и испытывающе посмотрела на мать, думая, что она станет возражать.

– Знаешь, я тебе помогу, – добавила Ада.

– Будем вместе мусор убирать? – глазки Лизы загорелись радостью. – Правда? Ты тоже станешь таскать мусор?

– Ну я должна тебе помочь. Верно? Тебе ведь тяжело. Там его очень много. Ты не справишься одна.

– Да, там его целая гора.

– Не знаю только вот, что скажут соседи.

– А что они могут сказать? – поинтересовалась Лиза. – Они станут возражать?

– Нет, ну они не будут возражать. Разве это их дело. Но просто могут сказать, вот, мол, самые умные что ли или перед мэром выслуживаетесь, чтобы он вас похвалил, обратил на вас внимание.

– Да? Они так скажут?

– Не знаю. Могут сказать.

– А для тебя это важно? То, что они скажут.

Ада пожала плечами.

– В общем-то, нет. Но не хочется выделяться. Здесь никто так не делает. Понимаешь? И здесь не любят тех, кто не как все.

– Как это?

– Ну как тебе объяснить?.. Если у кого-то есть что-то, чего нет у других, то он уже не как все, он не со всеми, на него смотрят косо.

– А что это? Чего нет у других?

– Например, деньги. У всех их мало, а у некоторых они есть. И это уже плохо для всех остальных.

– Но хорошо для того, у кого они есть? Правда же? Вот, помнишь, нам мэр дал денег? Мы тоже были не как все. Да?

– Да, но об этом никто не знал. Вот если бы он стал нам давать деньги каждый день, то об этом бы все прознали и стали бы нас избегать, говорить о нас плохо.

– А-а, я поняла, – сказала Лиза. – Если мы уберем мусор, у нас будет чисто, будет расти травка. А этого нет у других и они станут на нас злиться.

– Да, правильно.

– Но они же могут такое устроить у себя. Чтобы чисто и травка росла. Для этого только нужно убрать мусор и все.

Ада рассмеялась и потрепала волосы на голове у дочки.

– Какая ты у меня умная.

– Так мы завтра пойдем, мама?

Ада кивнула и стала убирать посуду со стола. А Лиза отправилась чистить своего кролика, который порядком испачкался, пока они возили мусор в траву за околицу.

Пока Алина прозябала в топком болоте серых будней, до начала своего второго романа с фермером Анджием, в доме ее было трудно дышать от зла и ненависти, проливаемой ею на своих домочадцев и, в особенности, на детей.

– А ну-ка замолчали! Быстро! Кому я сказала! – со злостью кричала, по обыкновению, Алина на своих троих детей.

Те ненадолго притихали, растаскивая каждый в свою сторону игрушки на полу. Впрочем, вынужденное молчание не могло быть долгим: после окрика матери их извечное недовольство друг другом выливалось сначала в ворчание, затем вновь переходило в яростные крики.

И тогда она налетала на них, как коршун, драла за волосы и расталкивала по углам. Поднимался невообразимый детский вой, смешанный с ее истеричными криками, ругательствами и проклятьями. Ненадолго наступала тишина, прерываемая сдерживаемым плачем и всхлипываниями. Потом всё начиналось заново. И так продолжалось весь день.

Алина тяготилась своими детьми, считала, не будь их, она могла бы еще попытаться устроить свою жизнь. В своих собственных глазах она видела себя достаточно привлекательной женщиной. У нее была хорошая фигура, которую не испортили ни роды, ни кормление детей грудью. К сожалению, Филипп не очень-то ценил достоинства своей жены, всегда находил к чему придраться: то посуда грязная, то еда плохая.

– Что ты приносишь, то ты и ешь. Не нравится еда, неси другие продукты.

– Другие! – взвился он. – Скажи спасибо, что еще это перепадает.

– Ну вот, так и не жалуйся на еду тогда, – отрезала она.

– Имею право! Ты сидишь дома и могла бы получше готовить, между прочим. Что тебе еще делать?

– Да, мне делать вообще нечего! – яростно подбоченилась Алина. – Сижу и отдыхаю. Просто вот сижу и ничего не делаю.

– Откуда я знаю, чем ты занята? Приходишь, здесь всегда бардак и еда приготовлена кое-как. Не нравятся мои продукты, катись к своему фермеру. Поняла?

– К фермеру!? К какому-такому фермеру, хотела бы я знать?

– К такому. Думаешь, я ничего не знаю? Мне все рассказали добрые люди.

– И что же такого они тебе рассказали твои добрые люди?!

– Всё рассказали. Что ты болталась с фермером, да только он тебя не взял. А я вот дурак взял. Знал бы, что ты такая шлюха, ни в жизнь бы не взял!

– Шлюха?! Я – шлюха?! Да? Я – шлюха?!

– Да, ты. И еще неизвестно, может, ты и потом бегала к нему. Или бегаешь.

– Да, бегаю! Как же, конечно, бегаю! Ты за порог, а я так сразу и побежала! Делать-то мне больше нечего! Бегай себе по фермерам!

Упоминание о фермере, с которым у нее, действительно, был роман, полностью выбило ее из колеи. И не то, чтобы она боялась, что ее в чем-то уличат, но странно было услышать от Филиппа об этом.

На фермера она возлагала в свое время большие надежды. Однако надежды остались надеждами, а выйти замуж ей пришлось отнюдь не за обеспеченного фермера, а за нищего Филиппа. И тот не знал главного: под венец она пошла не одна, а с чужим ребенком в утробе.