— Я бы советовал тебе забыть о пафосном походняке, если не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь нагнул и выебал, — тихо, на одном дыхании сообщил я.

Краем глаз я видел, как Артур стрельнул взглядом в мою сторону, а после снова уставился вперед. Он не ответил ни слова, но продолжил стоять ровно и напряженно. Я мог только мысленно пожать плечами, пока охранник называет наши имена и номера, а потом снова направляется к центру блока: я сделал все, что мог — и, кстати, даже больше, чем должен был — остальное было за Артуром.

Всю следующую неделю он даже не пытался еще раз завести разговор. Как я понял, парень замкнулся в себе — так обычно и проводишь первые недели в тюрьме: ты всерьез занимаешься самокопательным дерьмом, задаешься вопросом, почему ты оказался здесь, и что делать теперь, когда заперт тут. Я оставил его в покое, жизнь шла своим чередом. Такова тюрьма — монотонная рутина тяжелой работы и слишком много времени, чтобы подумать о совершенном тобой преступлении. Даже если тебя упекли по ошибке, как, например, меня, времени все равно остается достаточно, чтобы найти, за что себя винить.

Артур придерживался меня, но мы не общались. Вероятно, он понял, что только рядом со мной безопасно, учитывая, что я не интересовался тем, как бы запихнуть свой член между его прелестных губ, а также принимая во внимание и мой статус в тюрьме. Не поймите меня неправильно: я, конечно, дрочил, представляя, как это изящное, фарфорово-бледное личико раз за разом принимает мой хер — нельзя укорять человека за интерес к новичку. Но после собственной первой ночи в тюрьме, зная, каково это — быть совершенно беспомощным, в общем, мне не настолько хотелось Артура, чтобы изменять собственной руке.

Я познакомил его со своими друзьями, когда стало очевидно, что он собирается остаться тут и выживать достаточно долго, чтобы это знакомство имело смысл. Он неловко, тихо поздоровался и снова замолчал, гоняя еду по тарелке. За это мои приятели не приняли его всерьез, приметив, что он уже давно ведет себя тихо. Тюрьма меняет людей, не нам судить, что было нормальным.

До сих пор не понимаю, что в конце концов заставило Артура заговорить со мной. Может, основной причиной было любопытство. А может, он наконец понял: я был так же безопасен, как выглядел — никаких тайных намерений. Может, он устал от тишины и почувствовал необходимость переброситься с кем-нибудь парой фраз. Спустя неделю и два дня после прибытия Артур заговорил. Уже закончилась вечерняя перекличка, решетки заперли, но за час до отбоя оставляли немного включенного света, чтобы можно было читать книги, взятые из маленькой и жалкой тюремной библиотеки.

Я лежал на своей койке, опустив руку на глаза, мечтая о том, чтобы уже выключили этот гребаный свет. Все тело болело и ныло после драки, в которую я ввязался перед обедом, когда один хамоватый новенький из другого тюремного блока решил, что хочет мою пачку сигарет, вместо того, чтобы заработать на собственную. Мужик был минимум на двадцать лет старше меня; если я правильно понял, бизнесмен, привыкший получать все, что захочет. Ему все-таки удалось поставить мне синяк под глазом, до того как я вывел его из строя и прописал ему путевку в лазарет.

— Я видел, как ты побил того парня сегодня днем. — Раздался надо мной бестелесный голос. Судя по нему, Артур сейчас находился на своей койке, и мне совершенно не хотелось подниматься к нему.

— Да, и что? — устало огрызнулся я. — Хочешь сказать, что я был не прав? Наставить на путь истинный? — Я был не в настроении спорить с кем-то, кто прямо сейчас собрался читать мне нотации, особенно если этот кто-то — сопливый пацан, считающий, что в тюрьме ему друзья не нужны.

Повисла долгая пауза, которая против воли подогрела мой интерес.

— Нет, — наконец произнес Артур. — Я понимаю, что пока ты здесь, тебе приходится демонстрировать свою силу и власть.

Мои брови удивленно поползли вверх. Я поерзал, чувствуя себя немного неловко и напоминая, что это первый раз, как Артур сам начал разговор.

— Это ты к чему? — спросил я.

— Просто интересно, болит ли твой глаз так же сильно, как выглядит. — Я мог слышать равнодушие в тоне голоса сокамерника; это звучало едва ли не скучающе, словно это было единственной темой для разговора, какую он смог придумать.

Я не мог сдержать смех. Это совсем не было похоже на беспокойство, и все же, самое близкое к нему, что я слышал за последние пять лет.

— Не волнуйся за меня, за столько времени бывало намного хуже.

Артур не ответил, а я, несмотря на то, что приближался отбой, чувствовал себя заметно бодрее.

— Артур, ты когда-нибудь дрался?

Сначала я подумал, что Артур уснул; он не отвечал минут пять, я уже и не надеялся на продолжение разговора. А потом услышал, как матрас надо мной заскрипел, и раздался звук ног, ступающих на холодную металлическую лестницу. Я убрал руку с глаз как раз вовремя, чтобы увидеть Артура, вставшего у моей кровати, смотрящего на меня сверху вниз. Я тут же занервничал, почувствовал прилив адреналина от местоположения Артура, пока не прогнал это ощущение беспокойства; поза моего сокамерника не выглядела угрожающе.

— Однажды, — выдал Артур.

Честно говоря, я не знал, что сказать.

— И за это ты здесь? — услышал я собственный вопрос.

Я успел увидеть, как он усмехнулся как раз перед тем, как погас свет. Теперь, когда он говорил, я видел только силуэт его фигуры, замершей надо мной в свете аварийного освещения с нижнего этажа.

— Ты думаешь, я здесь потому, что ввязался в драку и кого-то убил?

— Так я угадал? — спросил я нейтрально; здесь у каждого своя история.

— Не совсем. — Ухмылка еще слышалась в голосе Артура. — Просто я оказался очень хорош в сборе нелегальной информации, время от времени это приводит к тому, что кто-то умирает.

— Оу, ясно, — прошептал я, потакая его неожиданно пробившемуся доверию. — Зачем ты начал заниматься таким хобби?

Наступившая минута тишины затягивалась, все это время я чувствовал, что Артур тяжело смотрит на меня. А потом в его голосе снова послышалась насмешка.

— Почему ты думаешь, что я только начал этим заниматься? Может, я скрывался лучше, чем ты. — Артур взялся за лестницу, чтобы вернуться в свою кровать до того, как я придумал остроумный ответ. Я не стал сдерживаться, растянув губы в усмешке, прекрасно зная, что нет никого там, в темноте, чтобы увидеть и осудить.

После этого случая мы стали больше разговаривать. У Артура было отличное от моего расписание принудительных работ, а также совершенно другая работа в оставшиеся дни. Но Артур продолжал подсаживаться за стол, где сидели мы с приятелями. Иногда, во время еды, он даже вступал в разговор. Парни испытывали к нему смешанные чувства: одним нравилось соревноваться в остроумии с сообразительным пацаном, в то время как другие все сильнее разочаровывались в нем. Тем не менее, они его приняли. Доминик словно проявлял к нему особую симпатию; признаю, меня это немного раздражало. Дом всё время бредил этой прекрасной Француженкой, якобы, дожидающейся его на воле. Мы до сих пор не знали, был он свихнувшимся или нет, но как мне видится, будь у него на воле кто-то вроде нее, он мог хотя бы не посягать на моего нового знакомого.

Кроме этого, мы стали больше общаться во дворе и в нашей камере, в час до отбоя. Обычно, к концу дня, измотанные долгими часами работы, мы оба пластом лежали на своих кроватях и обсуждали все ту бесполезную хренотень, какая приходила в голову. У Артура были острый ум и язык, и было очень весело стараться поспевать за ним. То и дело мы случайно признавались в чем-то личном относительно себя — истории из-за тюремных стен или хобби, которое не было возможности поддерживать в тюрьме. Но никто из нас этого словно не замечал.

Наши разговоры делали дни менее скучными.

========== IV ==========

Все изменилось, когда Артура изнасиловали.

Это случилось почти через два месяца после того, как он появился. Сначала именно такой выбор времени показался мне странным, но после того, как я пораскинул мозгами, это обрело смысл. Ублюдки смотрели и ждали, буду ли я претендовать на Артура. Как бы они ни хотели новую игрушку, им не хотелось ради нее наступать мне на пятки.