Говоря иными словами, я не был тем, кто вынудил его порезать себе горло, когда ему в руки попал кухонный нож.
Само-собой, его отправили, наверное, в психушку, а у меня почти неделю пустовала койка.
К тому моменту я уже отсидел пять лет и два месяца. И почти махнул рукой и на надежды на то, что ошибка исправится, и на призрачные мысли о свободе. Я мог без помех передвигаться по тюремной территории после того фокуса, который я выкинул. Учитывая еще и то, что я выжил после ответного хода. Несколько друзей Рекса пытались припереть меня к стене вскоре после того, как я вернулся из камеры-одиночки, но я был рад этому. Потому что это была возможность доказать, что я могу причинить боль не только зубами. Я был в меньшинстве, один против трех, но было ясно, что у парней нет боевых навыков. Все они с серьезными травмами оказались в лазарете. Я отделался сломанным носом, вывихом запястья и подбитым глазом.
Я не хотел быть альфа-самцом в тюрьме; альфа-самцу стремится бросить вызов любой мудак, считающий, что он хоть что-то из себя представляет. В конце концов, я так и не стал альфой, но до остальных дошло, что я могу постоять за себя, если меня спровоцировать. Кроме этого, они поняли, что я вполне цивилен, если меня не трогать. Кое-где я обзавелся несколькими приятелями: некоторые ребята из тех, с кем я работал в дни, когда мы трудились на открытом воздухе; а также один из врачей, Юсуф, и медсестра Ариадна из лазарета, где я частенько бывал. Удовольствия от жизни в тюрьме это не прибавляло, но делало ее более сносной. Мы приглядывали друг за другом, когда появлялся какой-нибудь новенький мудила, который пытался самоутвердиться, избив кого-нибудь.
Мне повезло подружиться с несколькими надзирателями. Если честно, не уверен, что стоит рассказывать о том, как это произошло. Я не любил общаться с тюремщиками — ощущение власти било им в голову. Но то там, то тут я предпочитал замять конфликт до того, как он перерастет в драку. Не потому, что я хотел помочь охране, но потому, что я очень устал от грызни. В остальных случаях у меня просто была необходимая охранникам информация, или я мог выдать хорошую шутку, скрасив их скучный рабочий день.
Когда Артур только прибыл, он ни с кем не разговаривал. Я лежал, растянувшись на нижней койке, полистывая контрабандный журнал, который Джимми достал для меня. Надзиратель, который привел нового сокамерника к моей камере, находящейся в самом конце блока, был одним из тех, кто хорошо ко мне относился — или, по крайней мере, не ненавидел меня, в отличии от большей части тюремщиков, непереносящих на дух заключенных. Черт возьми, в первый вечер я знал только то, что его зовут Артур, потому что Кельвин назвал долговязого и тощего парня по имени, пока конвоировал мимо решетчатых стен. Кельвин предупреждающе взглянул на журнал, а кроме этого, похоже, безмолвно попросил не прикончить пацана в первый же вечер.
— Я Имс, — представился я, даже не подумав встать со своего неудобного матраса.
До сих пор не знаю, почему чувствовал желание познакомиться — до этого я никогда ничего не предпринимал для того, чтобы следовать приличиям. Но не в тот раз. Хоть Артур и долго смотрел на меня, в ответ он ничего не сказал, сбросил вещи и поднялся на верхнюю койку. Я замолчал, подумав, что новенький хочет, чтобы его оставили в покое. Первая ночь в тюрьме — самая трудная, и я знал, что не могу сказать ничего такого, что сделало бы ее легче.
Исходя из того, что увидел, я предположил, что Артуру не больше двадцати; он выглядел как я, когда оказался в тюрьме пять лет назад. Но в отличии от меня, сохранившего свою мускулатуру благодаря тюремной работе, он был невероятно тонок. Я немного беспокоился о том, как юнец будет выживать в тюрьме. Было очевидно, что Артур не слишком хорош в драке. Но взгляд этих его темно-карих глаз, несмотря на тень недоверия и страха, еще был острым, независимым и решительным.
После отбоя я убрал журнал под кровать, лег на спину, вперив взгляд в матрас надо мной. Я слышал, как Артур иногда ерзает, ища удобное место на нём. В конце концов, поймет, что такого не существует.
Я слышал, как другие новенькие плакали и скулили в своих камерах, а бывалые заключенные подтрунивали над ними.
Я внимательно слушал, но в ту ночь не услышал от Артура ни единого всхлипа.
========== III ==========
Все изменилось, когда Артур решил, что со мной есть смысл общаться.
Утром первого, для Артура, дня в тюрьме я проснулся за десять минут до переклички. У меня уже вошло в привычку подниматься к нужному времени, но, судя по ровному дыханию на верхней койке, я мог поспорить, что Артур не намерен прерывать свой беспокойный сон. Я заставил себя подняться с тюремного матраса и несколько минут разминал напряженные мышцы; всегда было тяжело вставать с кровати после целого дня принудительных работ.
Приближалось время покинуть тюремную камеру, я снова обернулся к койкам, крепко взял Артура за плечо и хорошенько встряхнул. Артур тут же распахнул карие глаза, сонная дымка в которых моментально рассеялась. Я почувствовал, как его рука до боли сжала мою, несмотря на то, что ладонь новичка была меньше моей; пацан еще не успел пообломать ногти, работая руками. Я вздрогнул и отстранился, зато Артур развернулся ко мне всем телом, в его глазах плясали яростные отблески.
— Ты не заставишь меня что-либо сделать, — предостерегающе прошипел он как загнанный в угол дикий зверь, готовый напасть.
— Да не собираюсь я тебя заставлять! — огрызнулся я, возмутившись тем, что мое редкое проявление доброжелательности воспринято так негативно. В конце концов, тут никто не даст тебе путеводитель по тюрьме и не чмокнет в щеку на дорожку.
Я понизил голос, чтобы не привлечь лишнее внимание, и поднял руку, чтобы осмотреть оставшиеся на коже — там, куда вцепился Артур, — вдавленные следы от ногтей в виде полумесяцев.
— Я хотел удостовериться, что ты поднимешься и не проспишь перекличку, а не то надзиратели надерут тебе задницу.
Артур сузил глаза, изучающе глядя на меня, думая, говорю ли я правду или просто выжидаю удобный момент.
— Какого хера тебя это волнует? — в конце концов спросил он, додумавшись понизить голос до шепота.
— Предполагается, что сокамерники будут строить друг друга, у надзирателей от этого работы меньше. — До сих пор не понимаю, почему я не потрудился это объяснить. Я нравился тюремщикам и, скорее всего, меня бы не избили за выходки Артура. — Один проёбывается, а расплачиваются за это оба. Легко понять, что те, кому не нужны проблемы, охотно держат друг друга под контролем.
Артур ничего не ответил. Только смотрел в ответ, словно на какую-то задачку, которую надо решить, чем еще больше вывел меня из себя. Я просто повернулся к нему спиной и начал переодеваться в свой комплект одежды для работы в прачечной. Как бы глупо это не звучало, такому, как я, поручали работу в прачечной в те дни, когда я не колол и не ворочал камни на улице. На самом деле, в прачечной и нужен кто-то с мышцами. Мокрая ткань может быть на удивление тяжелой.
Прозвучал сигнал на перекличку, и, чуть позже, металлическая решетчатая дверь автоматически отъехала в сторону. Я вышел и встал на свое место, не глядя, идет ли за мной Артур. Несколько заключенных поймали мой взгляд, когда я бегло осматривал секцию тюремного блока, в котором находился; они знали, что ко мне подселили новенького, но их любопытству придется ждать до завтрака. Я продолжил осматриваться и заметил тех, кого не видел раньше: один на первом этаже, другой на втором. Лицо первого было красным и заплаканным, но стоял он молча. У второго был подбит глаз и разбита губа.
Надзиратель уже двинулся по центру первого этажа, выкрикивая имена по мере того, как видел заключенных. Мои плечи были напряжены, я знал, что отсутствие Артура сразу заметят. А потом, вдруг, Артур оказался рядом, встал плечом к моему плечу, глядя прямо перед собой. Он грациозно выскользнул из камеры, словно шел на деловую встречу. Я скрипнул зубами:
