Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Основной поток информационного воздействия был направлен на слушателя, находившегося на оккупированных территориях. И первые месяцы войны советская сторона не смогла организовать какого-либо существенного противодействия пропаганде противника.

Деятельность нацистских пропагандистских служб осуществлялась по нескольким направлениям: через печать (газеты и листовки); аудиовыступления (передачи проводного радио, налаженные во многих населенных пунктах уже через несколько недель оккупации, через репродукторы и рупоры); активные акции (экскурсии для населения в тюрьмы и торжественные похороны жертв НКВД); передвижные выставки «Кровавые злодеяния ЧК — ГПУ — НКВД», «Красный «рай»», «Так живут рабочие и крестьяне в Германии» (обычно для нее использовался специально оформленный автобус, который в воскресные дни парковался на базарных площадях областных и районных центров); кино (все художественные фильмы в обязательном порядке начинались просмотром немецкой хроники о положении в Германии, на Восточном фронте и в «освобожденных областях»); театральные и художественные постановки; адресно-тематическая подготовка для определенных категорий населения (занятия для функционеров коллаборационистской администрации, учителей школ, полицейских).

Из газеты «Новый путь»:

На выставке «Содействуй возрождению родины»

Около автовагона, в котором разместилась передвижная выставка «Содействуй возрождению родины», — шумно и весело. Несмотря на свой внушительный размер (22 метра в длину), автовагон не может вместить сразу всех желающих посетить выставку. Возле входных дверей выстроилась очередь. Играет радио. Мощные рупоры разносят слова новой русской песни про незадачливого советского маршала Буденного:

Эх-ма, сел на коня,

Да давай бог ноги!

Бедный свой народ

Бросаем средь дороги!

Кончается очередной киносеанс. Двери вагона-выставки гостеприимно распахиваются, чтобы принять новых посетителей. В кассе каждый посетитель выставки получает свежий, еще пахнущий типографской краской журнал или брошюру, рассказывающую простым и ясным языком о жизни трудящихся в Германии.

В автовагон входят две крестьянки и останавливаются у витрины, изображающей немецкий хутор в Вестфалии. Они внимательно рассматривают макеты силосных башни и ямы, комбайна, молотилки с двойной очисткой зерна от мякины и соломы. Их резко поражают чистые и светлые помещения, в которых живут немецкие крестьяне.

— Смотри, Манька, — шепчет одна другой на ухо, — телефон в хате, а в коровнике электрическое освещение!

— Дура, может быть, всё это нарочно сделано? Видимое ли дело, чтобы такие хаты у мужиков были?

Между бабами протискивается босоногий паренек лет десяти, уже, видимо, не один раз побывавший на выставке и изучивший ее подробно. Услышав разговор баб, он деловитым баском изрекает свое заключение:

— А вот не нарочно! Вы до конца выставку посмотрите да в кино сходите, тогда узнаете, нарочно это сделано или нет!

Крестьянки проходят дальше и с недоверием начинают рассматривать снимки, рассказывающие о пребывании делегации крестьян Смоленской, Витебской, Могилевской и Вяземской областей в Германии.

Их внимание привлекает снимок, показывающий стадо германского крестьянина. Табличка поясняет: немецкая крестьянская корова дает в год 3000 литров молока, в то время как в Советском Союзе колхозники получали от коровы не более 980 литров в год.

— Нет, нам такой жизни, наверное, не видать, как у них, — вздыхает крестьянка, рассматривая вторую таблицу, указывающую, сколько собирает с 1 гектара земли урожая крестьянин в Германии. Если в СССР один гектар земли дает 950 кг пшеницы, то в Германии крестьянин с этого же количества земли получает 2170 кг.

— Будем самостоятельными хозяевами, так и у нас будет много скота и машин, — степенно рассуждают крестьянки, — гляди, чего немцы придумали!

Внимание крестьян останавливает макет будущего русского крестьянского двора. Как не похожи эти светлые, просторные жилища, окруженные садами, на те ужасные клетушки, в которых ютились колхозники при кровавом сталинском режиме!

«То, что отнял Сталин, вернет Адольф Гитлер».

Этот лозунг по-настоящему чувствуют русские крестьяне, когда своими глазами на выставке видят, как живет немецкий крестьянин и как смогут жить они в будущем, если будут честно и добросовестно работать.

[Без автора]

Наиболее активно сотрудники ведомства Геббельса занимались печатной пропагандой. В первые месяцы оккупации газеты русскому населению раздавались бесплатно. Тематика номеров утверждалась министерством пропаганды Третьего рейха. Массовые тиражи изданий позволяли распространять их практически во всех населенных пунктах.

При составлении листовок и прокламаций за основу брался конкретный материал, который мог быть известен местным жителям и из других источников информации. Это могли быть акция советских диверсантов, связанная с реквизициями, с человеческими жертвами, или факт какого-либо «благодеяния» со стороны оккупантов (открытие церкви, школы или кинотеатра, освобождение военнопленных из числа «честных хлеборобов»).

Следует признать, что в начальный, самый тяжелый период войны для советской стороны была характерна недооценка органов пропаганды противника.

Главную цель своей работы среди населения оккупированных районов советские политорганы видели в том, чтобы поднять народные массы на всенародную борьбу против захватчиков. Для этого предполагалось постоянно и своевременно информировать население о ходе войны, о действиях РККА, о героизме бойцов и командиров, тружеников советского тыла, укреплять в людях веру в неизбежность полного разгрома нацистской Германии.

При этом недооценивалась такая форма борьбы с врагом, как контрпропаганда. Так, в ноябре 1941 года начальник политического управления Северо-Западного фронта писал в Главное политическое управление РККА:

«В провокационном и авантюристическом характере, в лживости враждебной пропаганды — ее главная слабость… Поэтому-то фашистская пропаганда и не доходит до населения, на которое рассчитана. Поэтому-то в нашей пропаганде нет необходимости даже опровергать содержание вражеских газет и листовок, ибо их опровергают сами фашисты своими делами: убийствами, грабежами, насилием, которые они чинят в оккупированных районах».[380]

Это была явная попытка выдать желаемое за действительное.

К этому времени нацистам удалось полностью развернуть свои пропагандистские подразделения на оккупированной территории. Недооценка их деятельности негативно отражалась на всем комплексе советских пропагандистских акций: распространении советских газет и листовок, прокламаций, обращенных к солдатам противника, беседах и встречах с мирным населением.

Подпольщики в первые месяцы войны оказались совершенно не готовы к активной контрпропагандистской деятельности. В большинстве своем приемники, способные принимать радиопередачи с большого расстояния, были изъяты у населения советскими органами еще в конце июня 1941 года. В условиях начавшейся вражеской оккупации возможность организовать сопротивление врагу с помощью радиопередач из Москвы и Ленинграда сократилась до минимума. Находясь в информационной блокаде, подпольщики опасались самостоятельно начинать пропагандистскую работу, так как изначально предполагалось, что все материалы будут доставляться из Центра.

Однако 1941 год принес и позитивные результаты: Советский Союз сорвал планы молниеносной войны, и поэтому оккупанты были вынуждены перестраивать свою пропагандистскую работу. Подпольщики получили первоначальный опыт в проведении идеологических акций.

Реально начало всесторонней борьбы с нацистской идеологией можно отнести к концу осени 1941 года. Оно связано в первую очередь с диверсионными рейдами из-за линии фронта. Пропагандисты обнаружили, что советской литературы — газет, листовок — поступает явно недостаточно. Жители некоторых деревень не видели ее с начала оккупации. Население рассказывало, что ограниченное количество советской прессы разбрасывалось самолетами в прифронтовой зоне, откуда местные жители обычно выселялись.[381]

вернуться

380

Юденков А. Ф. Политическая работа партии среди населения оккупированной советской территории (1941–1944). М., 1971. С. 85.

вернуться

381

ГАНИНО. Ф. 260. Оп. 1. Д. 212. Л. 18.

74
{"b":"640082","o":1}