Помимо ведения активной пропаганды и сбора сведений о политическом и экономическом состоянии районов, Православная миссия, по предварительным данным, передала в руки немецких контрразведывательных органов 144 диверсанта и подпольщика, проводивших активную борьбу против немцев.
Согласно показаниям секретаря управления Миссии Н. Жунды, в июне 1942 года он впервые посетил по вызову псковскую СД, где ему сказали, что Миссия должна проводить работу по выявлению советского подполья, главным образом в Псковском, Карамышевском и Середкинском районах:
«На мои наивные возражения, что она не подходит для священников, сотрудник СД не обратил внимания и просил передать начальнику и другим членам «Миссии», что если священники сами не в состоянии выполнить эту работу, то пусть порекомендуют светских лиц, с которыми СД могла бы вступить в связь».[544]
Этот разговор был обсужден в Миссии только в конце июля и вызвал неоднозначную реакцию. В результате управление Миссии не решилось идти на прямой конфликт с немцами, но и не стало открыто отвергать требование СД. Было решено не издавать циркуляра, а вызывать священников и благочинных лично в канцелярию Миссии и информировать их о предложении СД. В итоге дело затянулось на месяцы и не дало почти никаких результатов.
Среди миссионеров нашелся один (псаломщик Виталий Караваев), недовольный таким решением. Он написал донос митрополиту Сергию, что управление Миссии отказалось сообщать сведения о советском подполье и «вообще подвергает критике действия экзарха». Митрополит, получив это сообщение, объявил строгий выговор руководству Миссии, а специальным циркуляром от 15 сентября 1942 года даже временно распустил ее управление.
Тем не менее прибывших по вызову в Псков в общей сложности 18 священнослужителей лишь проинформировали о задании СД и предложили действовать в отношении его выполнения «по личному усмотрению без всяких письменных обязательств».
11–14 декабря 1942 года экзарх приехал в Псков, и после его бесед с представителями СД они уже больше не требовали от Миссии представлять сведения о появлении подпольщиков и других неблагонадежных лиц. Митрополиту удалось убедить оккупационные власти, что более целесообразно поступление письменных отчетов священников о встречах с подпольщиками непосредственно к самому экзарху.
Практически в каждом городе и населенном пункте, где имелись церковные здания, население при помощи листовок и плакатов созывалось «на открытие Божьего храма». Под Брянском церковь, открытая местными жителями без согласования с немцами, была закрыта. Свои действия оккупанты объяснили тем, что «большевики в этом храме имели склад, а местные жители его разграбили. Нельзя начинать святое дело, возрождение храма, с тяжкого греха воровства!».[545]
Данная политика проводилась по ряду причин. Во-первых, экономически она мало затрагивала интересы Вермахта и Германии. Во-вторых, церковный амвон был идеальным местом для проведения пропаганды и, в-третьих, это была хорошо задуманная контрпропагандистская акция, ибо в первые месяцы войны советская сторона по инерции считала Церковь своим злейшим врагом.
В сентябре 1941 года вышло распоряжение немецкого командования, по которому все материальные затраты на содержание культовых зданий ложились на плечи местного населения. Оккупанты ограничились лишь демонстративной передачей верующим некоторых церковных ценностей, таких, как, например, икона Тихвинской Божьей Матери.
Одним из немногих православных монастырей России, никогда не прекращавших своей деятельности, является Псково-Печерский. Он находится на той территории, которая с 1920 по 1940 год входила в состав Эстонской республики. Большинство монахов были настроены крайне антисоветски, и приход немецких войск в июле 1941 года ими был встречен с большой радостью и воодушевлением. Это объяснялось тем, что с первых дней появления советской власти в Печерском районе они почувствовали крайне негативное отношение к себе. Многие из них были арестованы советскими органами государственной безопасности.
Вскоре после прихода немцев настоятеля Печерского монастыря вызвали в военную полицию, где представитель Абвера заявил ему, что монахи обязаны помогать Германии в борьбе против общего врага — большевизма. К врагам были отнесены коммунисты, подпольщики и все недовольные новым порядком. Сразу же немецкой разведке были предоставлены списки печерских коммунистов.[546]
Настоятель монастыря имел широкую сеть осведомителей из числа наиболее активных прихожан. Во время одной из исповедей он узнал о том, что жители нескольких близлежащих деревень, недовольные немецкими порядками, ушли в лес, где устроили себе лагерь. Монахи стали агитировать родственников ушедших, чтобы они призвали своих родных «вернуться к честному труду и подчиняться справедливым немецким законам».
При Печерском монастыре со дня прихода немцев и до дня их ухода, то есть до августа 1944 года, в киоске продавались журнал «Православный христианин» и календари, издаваемые Православной миссией, где печатались антисоветские статьи. Если эта литература залеживалась, то ее бесплатно распространяли среди прихожан. Она также отправлялась в трудовые лагеря, где содержалось русское население, мобилизованное оккупантами для строительства оборонительных сооружений и дорог.
В Печерском монастыре издавалась и своя газета для прихожан. В ней помещались материалы чисто религиозного содержания.
Советская разведка несколько раз пыталась использовать Псково-Печерский монастырь как свое прикрытие. Но все попытки внедрить туда свою агентуру под видом монахов оканчивались провалом. Настоятель монастыря П. М. Горшков (монашеское имя Павел) регулярно информировал германское командование о всех посторонних и подозрительных лицах. По его информации немцы несколько раз устраивали засады и аресты.
22 июня 1942 года гебитскомиссар Псковского округа получил из Печерского монастыря письмо следующего содержания:
«Почтительнейше имею честь Вам доложить, что 21 сего июня было совершено молебствие о даровании нашим освободителям окончательной победы над богопротивным большевизмом.
Да поможет Господь Бог победоносной Великогерманской армии и ее великому вождю Адольфу Гитлеру в окончательном уничтожении безбожного коммунизма».
Оно было подписано настоятелем монастыря. Также монастырь торжественным богослужением и крестным ходом отмечал день захвата Печер германской армией.[547]
Немецкие власти высоко ценили активное содействие в проведении своей политики со стороны монахов монастыря. Одна из многочисленных благодарностей была получена Печерским монастырем и от канцелярии фюрера за подарки Гитлеру ко дню его рождения.
Особое доверие оккупантов к Псково-Печерскому монастырю можно во многом объяснить особым отношением нацистов к православному духовенству прибалтийских республик, которые в 1940 году были оккупированы Советским Союзом. В январе 1941 года экзархом Прибалтики был назначен митрополит Сергий (Воскресенский), который до этого являлся полномочным представителем Московской патриархии в этом регионе. При приближении германских войск к Риге представителями советской власти ему было рекомендовано эвакуироваться. Вместо этого он скрылся.
12 сентября 1941 года экзарх Сергий обратился к германским властям с докладной запиской, в которой доказывал оккупантам, что Московская патриархия никогда не примирялась с безбожной властью, подчинившись ей только внешне, и что поэтому он, Сергий, имеет моральное право призвать русский народ к восстанию.[548]
Но, несмотря на все эти заявления, к рижскому митрополиту Сергию немцы все же испытывали определенное недоверие. Так, настоятель Псково-Печерского монастыря П. М. Горшков несколько раз вызывался в Гестапо, в Псков, где его подробно расспрашивали о политических настроениях экзарха. Немецкие власти не скрывали от настоятеля того, что они подозревают Сергия в том, что он советский агент. Всегда, когда Сергий приезжал в Печерский монастырь, немецкая полиция посылала туда своих тайных агентов, которые следили за ним и за теми людьми, с которыми он общался.
