После того, как семьдесят пять лет назад, Капитолий уничтожил тринадцатый, горстка людей все-таки сумела выжить. Ушла под землю, построила гигантский бункер, подняла свой дистрикт с колен и заставила его развиваться. Папе бы понравилась их система образования и гениальные ученые, весь день работающие в научно-исследовательских лабораториях, в которых ведется так много опытов, и разрабатываются планы захватов столицы. Теперь уже недолго осталось: взят второй, электростанция в Дистрикте-5 уничтожена, продукты в Капитолий уже месяц как не поступают. Даже если не будет штурма, город падет из-за мощной блокады: не привыкшие к лишениям капитолийцы начнут умирать с голода в кратчайшие сроки.

Порою мне кажется, что тринадцатый дистрикт поднялся благодаря железной силе воли тех, кто выжил, и великолепно слаженной трудовой дисциплине, за нарушение которой можно получить серьезное взыскание. Все правила должны выполняться беспрекословно. Распорядок дня ежедневно выбивается на руке каждого жителя; подъем, утренняя гигиена, завтрак, выполнение трудовых обязанностей, обед, тренировки, занятия, работа, ужин, отдых, вечерняя гигиена и сон. Опаздывать ‒ запрещено, уклоняться от доверенной работы ‒ запрещено, нарушать порядок ‒ запрещено.

Вечером с помощью душа временная татуировка смывается, а следующим утром наносится вновь; так здесь и живут годами и десятилетиями. Принимают пищу в огромной столовой, которая в часы важных сообщений превращается в общий зал заседаний. Еда здесь неплохая, жалко, что однообразная и четко рассчитанная на каждого человека без всяких добавок, однако жители двенадцатого не жалуются: семьям из Шлака и не такое есть приходилось. Спят жители в двуместных комнатах. Нас с миссис Хоторн и Пози разместили около больничного отсека, Рори и Вик занимают комнату рядом. Без дела сидеть запрещено, поэтому мы оказываем посильную помощь раненым и медсестрам…

‒ Гляди-ка, Мадж, пекарь, ‒ Вик показывает на ссутуленного старика, привалившегося к стенке. ‒ Опять уснул за кашей, ‒ качает головой. ‒ Ему и так вроде вчера попало, а тут еще и харчи портит.

‒ Мистер Мелларк, ‒ шепчу я, аккуратно тряхнув его по плечу. ‒ Проснитесь! ‒ с трудом узнаю всегда крепкого и здорового мужчину. Уставший и сгорбленный под тяготами жизни он за три дня постарел лет на десять.

‒ А, ‒ он протирает глаза, растеряно озираясь по сторонам. ‒ Давно я уснул?

‒ Все хорошо, ‒ продолжаю шептать я. ‒ Кажется, высшие чины не заметили.

‒ Слава Богу, а то второй раз мне бы этого не простили, ‒ он вытирает лоб тыльной стороной ладони.

‒ Вам нужно отдохнуть, Мистер Мелларк, иначе в следующий раз Вы уснете не за столом в общем зале, а упадете посреди коридора.

‒ Я не могу, ты же знаешь, Пит…

‒ Да, я знаю, ваш сын – настоящий герой. Он стольких спас и нам помог. Миссис Хоторн рассказала. И брата той девушки, что погибла на играх вместе с Терри, тоже не оставил. Ужасно, что с ним это случилось.

‒ Хотя бы он еще жив. Чтобы было бы, если бы Хеймитч не настоял на на поисках его тела. Я ведь его похоронил, также как всех.

‒ Как сейчас его самочувствие?

‒ По-прежнему.

‒ Он поправится. Вот увидите. Помните, как на играх, ‒ сжимаю его руку, и он благодарно качает головой, ‒ Не списывайте его со счетов раньше времени.

‒ Спасибо, мисс Андерси, вы добрая девушка.

‒ Не добрая, ‒ этот эпитет слишком сильно режет сердечную рану. ‒ Я злая, мистер Мелларк. Я столько натворила. Так виновата. И перед Вами, ‒ стыд заливает мои щеки. ‒ Простите, что накричала на Вас в тот день.

‒ В какой день? Ох, ну, что Вы, я ничего не помню, ‒ он машет руками, хотя в небесно-голубых глазах поблескивают слезы. ‒ Не было. Не было, ‒ он вздыхает. ‒ Война на всех оставила след. Твой ‒ у всех на виду.

Я знаю, о чем он говорит. Седая прядь, выступившая сразу после объявления о гибели Гейла, каждый день показывает мне противный язык из зеркала. Мне почти все равно. Я так много потеряла, что пять сантиметров снега на моем правом виске кажутся мне почти пустячными. К чему сейчас быть красивой и ухоженной?

‒ Поешьте, Мистер Мелларк, и отдохните.

‒ Обязательно. Только погляжу на сына.

‒ Мадж, ‒ Пози тянет меня за выступающую ткань комбинезона, глаза у нее воспалено-красные.

‒ Иду, малышка, ‒ прощаюсь с отцом Пита, быстро ем сама и заставляю поесть доверенных мне детей. Мне нравится возиться с Пози и Виком, они пока не проявляют обостренного чувства взрослости подобно Рори, рядом с ними я даже чувствую себя нужной старшей сестрой, с ними моя бесконечные боль и тоска по родителям становятся чуточку меньше.

‒ Пойдем, ‒ тороплю их. Через пару минут к нам присоединяется и их мама. Уже вместе мы замечаем, что с Пози не все в порядке.

‒ Похоже, она простудилась, ‒ выносит вердикт миссис Хоторн.

‒ Я попрошу у Прим какую-нибудь микстуру, ‒ заявляет непонятно откуда появившийся Рори.

‒ Иди, иди,‒ на губах у матери на мгновение возникает задумчивая улыбка.

Рори уносится прочь по коридорам к комнате миссис Эвердин, а я в компании сестры Гейла и его матери пускаюсь знакомой тропинкой в сторону больничного отсека.

‒ Ты опять загрустила. Все думаешь о родителях? ‒ раздается тихий голос моей соседки по спальне.

‒ Я не могу о них не думать, ‒ честно признаюсь я. Хандра и чувство вины разрушают меня до основания.

‒ Уже ничего не исправить, Мадж. Лучше свыкнуться и отпустить, иначе тебе никогда не станет лучше. Это уже свершилось…Помечтаем о чем-нибудь хорошем. Вот очнется Гейл, увидит тебя, и все будет по-другому.

‒ Да уж, ‒ отвечая я мысленно. ‒ Все по-другому! ‒ отворачиваюсь, а затем поднимаю несмелый взгляд на женщину, придавшую мне сил и вытащившую из пучины горя и сумасшествия. ‒ Когда Гейл придет в себя, он и смотреть на меня не захочет.

‒ Это еще почему?! ‒ возмущенно спрашивает она.

‒ Если бы можно было все мои слова забрать обратно! ‒ сокрушаясь, говорю я, бросая свое уставшее тело на ближайший стул, едва мы доходим до нашей комнаты и укладываем Пози в кровать, тщательно укутывая ее одеялом. ‒ Я так виновата перед ним, миссис Хоторн. Это из-за меня он здесь! ‒ закрываю лицо руками, упершись локтями в колени и согнувшись в три погибели. Как же мне стыдно! Но я должна сказать! Обязана, чтобы она не считала меня бедной, заблудившейся овечкой и не питала напрасных иллюзий. ‒ Я прокляла Гейла, я пожелала смерти человеку, уходящему на войну!

Молчание. Гробовое молчание. Я слышу биение своего сердца. Я чувствую, как в груди миссис Хоторн закипает гнев, еще чуть-чуть и по полу будут слышны удары от ее старых потрепанных туфель. Больше она и слова не проронит. И по делом мне… Так мне и надо!

Убираю ладони с лица и нехотя выпрямляю спину. Хейзел Хоторн не ушла, высокая, прямая и недвижимая, словно каменное изваяние, она стоит, поджав тонкие губу и превратив глаза цвета только что выплавленной стали в узкие щелочки. Она ждет. Ждет дальнейшего рассказа, переваривает и терпит, позволяя мне собраться с мыслями и прийти в себя.

‒ Я была в тот вечер в Деревне Победителей, ‒ продолжаю я чуть слышным голосом, похожим на писк мыши, ‒ Слышала разговор Китнисс и Гейла. Рута ‒ его дочь… Китнисс обещала ждать Гейла, сказала, что после войны все изменится, и они будут жить вместе, ‒ голос изменяет мне, и из глаз вновь начинают капать слезы. Я отчаянно жду от своей собеседницы, хоть каких-то действий: счастливо ошарашенных возгласов по поводу отцовства старшего сына, причитаний и оханий и нецензурной брани в мой адрес. Нет ничего. Она молчит, прожигая меня спокойным застекленелым взглядом. Внезапно до меня доходит: она знала все или почти все. Сама, не замечая как, я произношу это вслух.