Накидываю пальто, обвязываюсь шарфом и, застегнув сапоги на босу ногу, выбегаю на улицу. Так и есть. Беглянка, вылитая Китнисс в день проклятой Жатвы, изменившей все. Такая же, разве что ростом повыше да с голубыми глазами.

– Дядя Гейл дома? – спрашивает она, едва завидев меня.

– Ушел в лес, – замечаю, как раскраснелась ее кожа. Нет ни перчаток, ни варежек. – Приди ты на пять минут раньше, – молчит и отворачивается. – Слушай, Рута, пойдем-ка в дом. Ты замерзла. Напою тебя чаем с малиной, а то, если заболеешь, твой отец голову с меня снимет.

– Какой из? – понуро задает вопрос она.

– Да оба, – делать нечего – присаживаюсь рядом с девочкой и, стянув с себя шарф, набрасываю ей на голову. – Так, по крайней мере, ты отит не заработаешь.

– Да какая уж теперь разница? – произносит она, но шарф все-таки не снимает. – Знаешь, оказывается я – ошибка юности Победительницы Семьдесят четвертых Голодных игр – Китнисс Эвердин и Героя революции – Гейла Хоторна.

– Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боль. Наткнись на каждый камень, о который он споткнулся. Судить всегда легко. Твоей маме было столько же, сколько сейчас тебе, когда она стала добровольцем, а до этого еще и успела потерять отца, испытала на себе, что такое голод и лишения. Ты даже не представляешь, сколько раз на арене она была на волосок от смерти, а потом ради Прим, миссис Эвердин и человека, которого ты зовешь дядей Гейлом, ей пришлось играть и притворяться.

– Думаешь, она любила его?

– Думаю, она боялась полюбить, потому что не вынесла бы еще одной потери. И в тот день, когда президент Сноу объявил условия Третьей Квартальной Бойни, она сломалась, а Гейл всегда ждал ее. Но ты не можешь быть ошибкой: ты стала спасительницей матери и того, кого всегда называла отцом. Возможно, ты спасла весь Панем.

– Ты знала с самого начала?

– Не с самого, но я догадалась достаточно быстро, хотя долгое время гнала от себя эти мысли. Убедилась окончательно, случайно услышав разговор твоих родителей. В тот вечер я возненавидела их обоих, прямо как ты сейчас. Проклинала и желала им смерти.

– Ты? – Рута качает головой. – Никогда не поверю.

– С годами все меняются. Раньше я была скверной, ревнивой, завистливой, обидчивой и даже временами жестокой. Моя мама показала мне книги – моя свекровь научила меня думать. Думать, прежде чем надувать губы, злиться, плакать и действовать.

– Почему они так долго скрывали правду? – взрывается девочка. – Почему?

– Твоя мама решила, что так будет лучше для тебя. Она захотела защитить свою семью от лишних волнений, и Гейлу пришлось согласиться. Он безумно любил тебя, и, не смотря на то, что не мог быть с тобой каждый день, мыслями ежесекундно был рядом. Ты и без меня это знаешь.

– Но как папа, – говорит она, а я прекрасно понимаю, что она имеет в виду Пита, – смог принять меня? Ведь я была живым напоминанием маминой измены.

– Просто Пит Мелларк – необыкновенный человек. А об остальном тебе лучше спросить его самого.

– Никак не могу решить: какой бы я стала, если бы с самого начала знала, что «папа» живет во Втором, а дома рядом с мамой находится «дядя Пит».

– Никто из нас не узнает этого никогда, но ты на редкость везучая. В моей жизни встречались люди, у которых в Свидетельстве рождения в графе отец стоял прочерк, а у тебя целых два папы, каждый из которых жизни ради дочери не пожалеет.

– Почему ты вышла замуж, зная все это?

– Потому что любила и люблю. Знаешь что, пойдем в дом, и я расскажу тебе одну историю.

– Я знаю наизусть все твои “сказки”.

– Нет. Эту ты не слышала. Она неизданная. О дочке мэра и охотнике, и у меня есть всего полтора часа, чтобы успеть закончить рассказ до возвращения Гейла.