Тоже притворяясь. Что я счастлива. Что я Фьярра. Продолжать играть навязанную роль. Теперь навязываемую мне Скальде и советом старейшин.

Последние с утра пораньше заявились всей своей братией. Дружно распяли меня взглядами, после чего принялись методично вдалбливать, что должна держать язык за зубами.

– Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы по Адальфиве пошли слухи о возможности перемещения душ между мирами. Представьте, что тогда начнется! – жестикулируя словно дирижер в оркестровой яме, озвучивал прописные истины мой горячо «любимый» старейшина Тригад. – Каждый второй, если не первый, маг пожелает попробовать, рискнуть, поставить на кон все, лишь бы приподнять завесу мирозданья. Нам не нужны волнения и нелепые смерти.

– Согласна. Поэтому я и не собиралась ничего никому рассказывать.

– Но наш долг все же предупредить вас, ваша лучезарность, – произнес советник с таким видом, словно не поверил ни единому моему слову.

– Что ж, вы выполнили свой долг и теперь с чистой совестью можете возвращаться к делам государства. Не смею больше задерживать и отнимать у вас, господа, бесценное время, – попрощалась максимально вежливо, намекая, что магам не стоит задерживаться.

Перед тем как уйти, старейшины поклонились. Но поклонились с таким видом, словно этим действием оказывали мне величайшее одолжение, а изображать тут реверансы и книксены по-хорошему следовало фальшивой императрице. В идеале – в ногах у магов валяться, бить себя в грудь и слезно заверять, как сильно раскаиваюсь.

Все как-то дружно позабыли, что режиссером и постановщиком всего случившегося выступала морканта, а я была подневольной актрисой. Куклой на шарнирах, которую при помощи шантажа дергали за ниточки.

От старейшин и узнала, что вечером состоится скромный сабантуйчик для придворных. Человек на сто – не больше. Меня настоятельно попросили выглядеть и вести себя надлежаще статусу лучезарности, после чего наконец удалились с высоко поднятыми головами.

Остаток дня провела за общением с фрейлинами и подготовкой к пиршеству. Ближе к вечеру «топ-модели» сменили наряды на более яркие, затканные экзотическими птицами и райскими цветами, богато расшитые серебром и жемчугом. Головные уборы, как и платья, тоже сверкали. Но ярче всего сияли глаза девушек. Для каждой это был первый бал при дворе императора. Первая возможность себя показать и на других посмотреть. Заценить благородных эрролов, не обремененных узами брака, и наметить для себя потенциальных кандидатов в избранники.

В сопровождении разряженной свиты я отправилась в Аметистовую залу, получившую такое название из-за старинных гобеленов, на которых были вытканы лавандовые поля под закатным небом, и витражей, в узорах которых преобладали сиреневые и фиолетовые оттенки.

Этот зал был меньше тронного, но ничуть не уступал ему в роскоши. Длинный стол расположился между двумя рядами колонн, подпиравших стрельчатые своды. Кованые люстры пламенели зажженными свечами, и над тяжелыми канделябрами пугливо трепетали язычки пламени, выхватывая из вечернего полумрака многочисленные яства, дразнящие своим видом и запахами.

Мое появление придворные встречали стоя. В тишине, нарушаемой редким шепотом. Я шла под аккомпанемент из стука собственных каблуков. Руки, сжимавшие ткань платья, дрожали и покрывались испариной. Весь вечер и добрую половину ночи провести бок о бок с Герхильдом и при этом оставаться пай-девочкой – испытание не для слабонервных. А у меня нервы в последнее время как раз таки очень… слабые. Особенно когда их начинает трепать мне Скальде.

К моему облегчению, очень быстро вниманием собравшихся завладели фрейлины. Дамы встречали императорский «шлейф» откровенно завистливыми взглядами. Мужчины – тоже откровенными. Но только без зависти. Я так и чувствовала, как по залу разливаются флюиды восхищения, восторга, вожделения. Каждому неженатому эрролу (да и женатым ловеласам) не терпелось поближе познакомиться с красавицами.

Тальден сидел в своей излюбленной позе – вальяжно развалившись в кресле с бокальчиком чего-то крепкого. В расстегнутом темном камзоле, открывавшем кипенно-белую рубашку. Герхильд мазнул по мне коротким взглядом, словно художник по холсту кисточкой провел. Но, видимо, чем-то этот «холст» ему не понравился, раз он оперативно переключился на обмазывание взглядами моих фрейлин.

И даже когда я опустилась рядом с тальденом в глубокое кресло, он продолжал бесцеремонно изучать рассевшихся по правую от меня руку прелестниц.

– Смотрите слюной не захлебнитесь, ваше великолепие, – почувствовав укол ревности, не то прошептала, не то прошипела, подавшись к благоверному.

Знаю, знаю, должна была совладать с собой, стиснуть зубы и смолчать. Но рядом со Скальде было сложно держать в узде эмоции, замуровывать в лед чувства.

– Не захлебнулся бы, если бы жена не глотала первое, что ей предложат, рискуя собственным здоровьем. Только чтобы со мной не встречаться.

Ой. Кажется, Хордис попался. И я вместе с ним.

Лихорадочно оглядела Аметистовую залу. Обнаружив среди застольщиков душку-мага, улыбающегося и пышущего здоровьем, облегченно выдохнула. А потом вдохнула, на свою голову и чуть не подавилась воздухом. Когда заметила взгляд, каким его бесцеремонность награждал нежную блондинку Эйвион.

Зачесались руки схватить первое попавшееся блюдо – да вон хотя бы жаркое из чего-то там в глиняном горшочке – и увенчать этим горшочком голову Герхильда. А глаза залепить кружочками моркови, чтобы перекрыть визуальный доступ к кудрявой болонке.

– Значит, вон она какая, месть за то, что не хочу становиться инкубатором для твоего наследника?

– Если под инкубатором подразумевается та, которая выносит моего ребенка, то ты в любом случае им станешь, – самоуверенно пообещали мне на ухо.

Я как раз смотрела на молочного поросенка с запеченным яблоком в пасти и мечтала заткнуть им рот его хамству. Яблоком. Но можно и поросенком, чего уж там.

Тальден подал знак, и придворные принялись звенеть кубками, дружно греметь столовыми приборами под звуки виол и лютен. Ужин начался бодро. Зазвучали тосты, полились вина, зал наполнился смехом и веселыми возгласами.

Веселились все, кроме будущей императрицы. Ну и Ледяного. Но он в принципе веселиться не умеет. А улыбался в последний раз – искренне, заразительно, – кажется, на нашем свидании в Рассветном королевстве. А потом были посещение Храма Весны и источник Юны. В который я, испугавшись, так и не заглянула. И вот теперь пожинала плоды своей трусости.

– Вы, кажется, из Тервильского княжества, эсселин?.. – закончив шептаться с седобородым магом, снова переключился на фрейлину Скальде.

Я подавилась вином и лишь неимоверным усилием подавила в себе желание плеснуть тем, что осталось, в Герхильда.

– Эйвион Алаур, ваше великолепие, – смущенно представилась девушка.

Тальден откинулся на спинку кресла, не прерывая зрительного контакта с моей подопечной. Которая и так постоянно краснела, по поводу и без. А от внимания Ледяного и вовсе приобрела свекольный оттенок. Потупилась смущенно, но не без кокетства. А после… томно улыбнулась своей тарелке.

Я же постаралась сосредоточиться на собственной посуде и даже, делая заинтересованный вид, стала прислушиваться к эрролу Корсену, который с жаром доказывал коллеге-старейшине, что состязания на Алом турнире уже давно пора разнообразить новыми необычными испытаниями. И непременно разрешить зрителям делать ставки. Мол, азарт только подогреет интерес к этому долгожданному мероприятию.

И пока я смотрела на затейника-мага, Скальде продолжал интересоваться детством, отрочеством и недавней юностью белокурой скромницы.

К сожалению, интерес его великолепия заметила не только я. Кашлянула, намекая, что пора закругляться, потому что на нас все пялятся. Ноль реакции.

– Издеваешься?

– О чем это ты? – прикинулся дурачком тальден.

Очень подходящая ему роль.

– На нас же все смотрят!

– Ты, Аня, – императрица. Привыкай к вниманию.