— Позволю предположить, монсеньор наместник, на арене не происходит ничего такого, что не было бы предусмотрено в плане распорядителя, — капитан де Шатопёр склонил голову в учтивом поклоне и попытался вложить в свои слова тот максимум подобострастия, на который он только был способен.
В ответ дез Эссар, вечно сомневавшийся в служебном рвении Феба, недоверчиво кивнул своему подчинённому, в то время как бледный от раздражения Клопен Труйльфу бросился на командира королевских лучников с упреками, требуя, чтобы его люди застрелили медведя и восстановили порядок на арене Двора Чудес.
— Его величество соизволит разгневаться, — Феб явно пытался поклониться ещё ниже, чем того требовали приличия, — если подарок его датской сестры будет испорчен…
Пьер дез Эссар отвернулся, чтобы скрыть от капитана и Клопена свою недовольную гримасу. Его бесило нарочито угодливое упоминание о безумном Карле, ничтожестве на троне, держащемся лишь только по воле до неприличия малого круга верных советников, блюстителей общественного блага, один из которых — это он, парижский наместник, вынужденный править скотами в человеческом обличии железным посохом ради их же добра. Неужели Феб настолько туп, что ничего не понимает? Или понимает все, но для чего-то разыгрывает из себя верноподданного…
— Капитан! — тоном, не предполагающим возражений бросил дез Эссар, — Прикажите своим людям убить медведя, пока он не прикончил всех подручных. Потом мы разберемся, кто выпустил его из клетки! Клопен! — повернулся он к распорядителю.
— Да, монсеньор! — поспешно поклонился тот.
— Что делают твои люди?! Почему они попрятались по стартовым загонам! Почему трибуты до сих пор не в поле?
— Но, монсеньор наместник… — попытался возразить распорядитель, рассчитывая намекнуть на то, что из-за продолжавшего разгораться пожара, дым от которого заволок добрую треть арены, сделав невидимыми скрытые на ней ловушки, победителя на этот раз может вовсе не оказаться.
— Никаких «но», Клопен! После того, как медведь будет убит, ваши люди выгонят участников в поле. Иначе я выгоню на поле тебя. На радость парижскому отребью. Выбирай!
Довести до сведения Пьера дез Эссара тот прискорбный факт, что оружейная палатка первой оказалась объята огнём, и потому трибутам определённо придется убивать друг друга голыми руками, Труйльфу не решился. Он покатился кубарем с главной трибуны, чтобы призвать своих незадачливых подручных к порядку и заставить их действовать.
Тем временем лучники де Шатопёра, словно проснувшись, выпустили в сторону медведя пару десятков тяжёлых стрел и арбалетных болтов, добрая половина которых попала в цель. Раненое животное повалилось на землю с неистовым рычанием, и это падение было встречено зрителями неодобрительным гулом. Им определённо хотелось увидеть продолжение расправы северного чудовища над подручными распорядителя, одному из которых не хватило всего пары мгновений, чтобы попасть под когтистую лапу. Но когда счастливо избавившийся от опасности выхватил короткий меч и добил зверя ударом в шею, гул сменился одобрительным ропотом. Подручных завсегдатаи Двора Чудес не любили. Их считали подлецами и трусами, храбрыми только в тот момент, когда им надо было выгнать безоружных трибутов в поле. Такие испугаются мёртвого медведя, не говоря о живом… Неужели среди них сегодня оказался кто-то отдалённо похожий на смельчака?
Тем временем над полем Двора Чудес вновь надрывно запел сигнальный рожок. Это был привычный мотив начала ристаний, заставив публику удивлённо переглядываться. Получается, всё, что происходило до этого мгновения, можно считать чем-то наподобие прелюдии, обещавшей быть на порядок интересней самого действа. Получается, если распорядитель не найдёт ещё одного белого медведя, зрители не увидят, как он таскает за шлейф упелянды одну из сказочных принцесс. И парижане отозвались на пронзительные звуки раздражённым гомоном.
Накрученные Клопеном Труйльфу помощники бросились тем временем открывать засовы и вытаскивать тех трибутов, кто попытается остаться в каморках. От глаза Жана Трише (, а это был именно он, кто в плаще подручного закончил мучения медведя) не укрылось то, что отвечавший за Катрин подручный был растерзан зверем, и тогда вчерашний дезертир бросился к двери бегинки и дернул засов.
Она стояла на коленях и молилась, повернувшись спиной ко входу, и даже не дёрнулась, когда проём растворился и вместе с клубами дыма в её келью ввалился бывший солдат.
— Убейте меня здесь, мессир! Окажите милость! Я всё равно не выйду отсюда. Я не могу никого убивать, даже для сохранения моей никчёмной жизни. Убейте! — она говорила не повернувшись к нему ни одной частью тела, сосредоточенно взирая на лежащий на полу крест, который сама сделала из двух пучков соломы…
— Катрин! — нормандцу хотелось кричать, и он едва сдерживал в себе это желание. — Катрин! Это же я! Я! Помнишь меня! В башне Шатле! Жан Трише, солдат! Я убил подручного и я знаю, как мы можем отсюда выбраться…
Ложь была прямой и бесхитростной — никаких мыслей о том, как им следует действовать в тот момент у него не было. Единственное, что он понимал — оставаясь в келье они не выиграли бы ничего… Но слова попали в точку. Умирать здесь и сейчас Катрин вовсе не была готова. Равно и простодушно доверять словам нормандского дезертира.
— На самом деле знаешь? И не врёшь? — резко спросила она Трише, повернув голову и пристально посмотрев на него взглядом, в котором ему почудился блеск наточенного стального клинка.
— На поле начался пожар, — времени на обдумывание ответа катастрофически не было, но, схватившись за первую попавшуюся мысль, ему приходилось оставаться с ней до конца. — Декорации охвачены огнём. Мы направим огонь так, чтобы он перекинулся на трибуны. И, когда начнётся общая суматоха, мы выйдем отсюда. Если же нет…
— Если нет, пусть они сгорят вместе с нами…
========== 7. La revenge de la folie ==========
— Оружейная в огне, капитан, — недоуменно кивнул Шатоперу наместник, покачиваясь в своем кресле, — но я отчетливо слышу шум схватки… Откуда?
— Очень просто, ваша светлость! Забойщики цеха мясников во главе с Симоном Кабошем приближаются по улице Тампль…
— И Вы, капитан… Что происходит! — тут наместник истошно заорал, увидев как четверо сержантов из отряда Шатопера, приставленные к нему в качестве охраны, выхватили мечи и направили на него обнаженные лезвия.
— Именем короля и герцога Бургундского! — необходимости продолжать свою фразу у Шатопера не было, его людям прекрасно было понятно, что им делать. Они нанесли свои удары одновременно, чтобы ни у кого не возникло ни малейшего шанса найти иного зачинщика расправы над дез Эссаром, кроме Феба.
— Слава герцогу Жану Бесстрашному! Слава королю! — перекрывая шум Двора Чудес, кричал капитан, и собравшиеся, в массе своей, вполне охотно поддерживали его криком и одобрительным ропотом. Затем он приказал распорядителям остановить действо, собрать всех бойцов у подножия центральной ложи и водворить тишину, чтобы выслушать послание бургундского герцога.
— Читайте, доктор Кошон! — поклонился он осанистому черноволосому еще совсем не старому человеку в мантии профессора Сорбонны, знаменитому своим зычным голосом, привлекавшем на его лекции не только толпы студентов, но и множество прочих зевак, пусть и неспособных уяснить достоинство и красоты используемых им силлогизмов в толкованиях на книгу Эсфири, но воистину околдованных его манерой изъясняться.
— Мои добрые парижане! — начал мэтр, развернув свиток. — Моё сердце окончательно разорвалось от жалости при виде ваших страданий под тираническим и безумным правлением нечестивого Пьера дез Эссара и его клики, поставленной волей диавола и его приспешника — подлого убийцы и колдуна, зовущего себя герцогом Орлеанской. Господь наш снизошёл к вашим бедам и послал вам на помощь моих верных слуг — капитана Феба де Шатопёра и прево цеха храбрых парижских мясников Симона Кабоша. Они положили предел гнусностям, творимым наместником… — его голос набухал словно грозовая туча и гремел раскатами грома, — и прервал его злодеяния. Симон Кабош, — Пьер Кошон сделал паузу, словно ожидал явление вождя повстанцев, — Симон Кабош! — ещё раз повторил он, когда широкоплечий блондин в зелёной упелянде и зелёном колпаке — символе принадлежности Бургундскому дому — как ниоткуда выскочил из-за его спины и показался толпе.
