Руки Грега оказались на её пояснице, они сминали и силились стиснуть, прижать к себе ещё сильнее, хотя сильнее было некуда, и Кейтлин была уверена, что они чувствуют это оба – слишком мало, даже сейчас – слишком далеко.

Они целовались, не в силах расцепиться, Кейтлин снова попыталась взять верх, и на сей раз всё было правильно, Грег впускал её в себя, отдавался целиком – и тут же сам проникал в неё. Кейтлин снова стонала и чувствовала, как каждый стон посылает вибрирующие волны дрожи, передающиеся от тела к телу. Стоять, обнимать, даже просто соприкасаться губами уже не было сил, но они всё никак не могли разомкнуть губ, и только когда удовольствие стало превращаться в боль – в ноющей спине и измученных, искусанных и стёртых губах, Кейтлин обнаружила в своей голове первые мысли: о том, что целует мужчину, и о том, что не знает об этом мужчине ничего, кроме имени, которое может быть вовсе не его.

Кейтлин попыталась отстраниться, задать новый вопрос – теперь она была уверена, что имеет право на ответ – но едва их губы разомкнулись, Грег прижал её ещё сильней, заставляя уткнуться лицом в плечо, и принялся быстро, судорожно, почти бешено гладить по голове, вплетая пальцы глубоко в волосы и с трудом пробираясь к кончикам спутавшихся за день прядей.

«Кто ты такой?» – вопрос пронёсся в голове, но Кейтлин тут же поняла, что не задаст его, потому что стоит словам прозвучать вслух, как это мгновение оборвётся. Грег развернется и уйдёт, исчезнет, и снова выманить его из теней будет нелегко.

– Провожай меня каждый вечер, – попросила она вместо этого, – если, конечно, можешь. Или – я могу провожать тебя.

Где-то у виска Кейтлин скорее почувствовала, чем расслышала смешок.

– Я и так провожаю тебя каждый день.

Кейтлин сплела руки позади шеи Грега, так, чтобы тот не смог вырваться если что.

– Провожай по-настоящему. Я тоже хочу видеть тебя.

Грег молчал.

– Я каждый день думаю о тебе, – продолжила Кейтлин, так и не дождавшись ответа, – ещё немного, и я начну тебя рисовать.

– Не стоит, – снова усмешка, – я не хочу смотреть на своё лицо.

– Грег… – Кейтлин сглотнула. Имя было непривычным, но всё же произносить его было приятно. – Я серьёзно. Если ты и дальше будешь меня избегать – я сойду с ума.

Грег какое-то время молчал.

– Ты ведь всё ещё не знаешь, кто я, – он сказал это как-то неуверенно, пытаясь спрятать вопрос.

– Но ты можешь мне рассказать… разве нет?

Грег молчал.

– Ты расскажешь мне, где родился, где ты живёшь… Зачем приехал в Лондон… Я хочу знать о тебе всё. Но это подождёт. Пока что я просто хочу видеть тебя. Чувствовать твои губы на своих губах и… – Кейтлин замолкла, ощутив, как полыхнуло внизу живота.

– Хорошо, – согласился Грег неожиданно легко. Кейтлин, прижатая лицом к его плечу, не могла видеть мечтательную улыбку на его губах – Хорошо, я тебе расскажу.

Это был прекрасный выход – рассказать о себе, но не рассказывать при этом ничего.

– Пойдём домой, – он поцеловал Кейтлин в висок и выпутался из её рук.

– Хорошо.

Мир обрёл новую глубину. Не тот мир, который гудел автобусами и переговаривался шумом людской толпы, как можно было ожидать.

Мир, который жил внутри неё, снова стал рельефным, обрёл плотность и казался живым, так что Кейтлин целыми днями хотелось рисовать. Если бы не Грег, который теперь шёл рядом с ней каждый вечер, Кейтлин и вовсе перестала бы выходить из дома, потому что жаль было тратить время на что-то ещё.

Они почти не говорили. Просто двигались одним и тем же маршрутом плечом к плечу. Лишь иногда обменивались короткими фразами: о погоде, об огнях, горевших вдали. Случалось, Кейтлин пыталась завести разговор о том, как она видит этот мир – почему-то ей казалось, что именно Грег её поймёт. Но тот мрачнел и уходил в себя, не желая отвечать.

А потом – однажды вечером, в самом начале октября, Грег произнёс:

– Мне надо уехать.

Кейтлин вскинулась, остановилась и посмотрела на него. Это заявление было столь неожиданным, что в первую секунду она не смогла ничего ответить.

Их отношения были настолько эфемерными, что Кейтлин никогда не пыталась предсказывать, что будет потом. И в то же время с каждым днём молчаливое присутствие Грэга казалось всё более естественным, неотъемлемым для неё.

– Куда? – выдавила она, чувствуя себя собакой, которую завезли на дальнюю станцию, чтобы бросить на перроне.

Грег слабо улыбнулся и, протянув руку, коснулся её щеки кончиками пальцев. Он не делал так ни разу до этих пор, и Кейтлин тут же поймала его кисть, чтобы прижать ладонью к щеке. Она закрыла глаза и сосредоточилась на этом новом, необычайно настоящем чувстве. Чувство пронизывало её насквозь, так что слёзы подступали к глазам и, заметив, видимо, как выступает влага на ресницах, Грег вздохнул и, приблизившись к ней, легко коснулся губами лба.

– Ты совсем расклеилась, Мил… – он запнулся, – милая.

Кейтлин сглотнула.

– Это всё потому, что у меня нет тебя.

Грег покачал головой, хотя Кейтлин всё ещё стояла, закрыв глаза.

– Нет, – сказал он, – ты просто устала. Мне нужно уехать ненадолго, – он замешкался, – я бы хотел взять тебя с собой.

– Куда? – вопрос вышел тихим, а голос звучал слабо, потому что Кейтлин не очень-то интересовал ответ – куда больше значило то, что Грег вообще от неё уезжает.

– В Европу. Я выбирал между Веной и Парижем, и выбрал Париж.

– Зачем?

– По работе, – Грег улыбнулся. – В Вену лучше ехать весной. И если сейчас я закончу с Парижем… Туда мы можем поехать вместе с тобой.

Кейтлин открыла глаза.

– Ты серьёзно?

– Да.

Кейтлин покачала головой. Ей уже было стыдно за недавний приступ.

«И правда, – подумала она. – Что это со мной».

– Я буду тебя ждать.

Грег вздохнул и отвёл взгляд.

– Было бы лучше, если бы ты жила своей жизнью, – сказал он.

Теперь не ответила Кейтлин.

А на следующий вечер Грег пропал.

«Милдрет», – имя пришло к ней во сне.

Кейтлин не помнила, когда услышала его в первый раз – но помнила, что так её называли всегда. Это имя казалось более близким и более настоящим, чем-то, которым звали её здесь. «Кейтлин» всегда звучало немного издалека.

«Милдрет» звучало так, будто обращались лично к ней.

И когда Грег назвал её «Мил», Кейтлин на секунду почти что поверила, что дальше прозвучит «Милдрет» – тогда, наверное, она поняла бы, что окончательно сошла с ума. Но ничего не произошло, и он просто оставил «Мил».

«Милдрет» – Кейтлин пробовала это имя на вкус и вместе с ним пробовала ещё одно – «Грегори». «Грег».

«Грег» ей не нравилось. Это звучало грубо. Но Кейтлин посетило чувство, что и это имя она слышит не в первый раз.

«Грег – это для чужих», – подумала она в один из одиноких вечеров, когда Грег уже уехал, и Кейтлин внезапно снова пришлось ходить домой в одиночестве.

Это было странно. От одиночества она уже почти отвыкла и теперь чувствовала себя так, будто её лишили руки – той, которой обычно касался Грег.

«Нет, – поправила Кейтлин сама себя и невольно улыбнулась, – Гре-го-ри».

Так ей нравилось гораздо больше и, будто оправдывая саму себя, она добавила мысленно:

«Грегори – только для меня».

От этих мыслей в груди разливалось тепло. Чего нельзя было сказать об остальных, которые этой осенью роились в её голове.

Кейтлин была романтиком – и всё же до тех пор она отчётливо понимала, где сны и где явь. Одно дело было мечтать, сидя в сквере и разглядывая, как капли дождя падают на асфальт, о том, что её сны окажутся реальностью, и когда-нибудь она увидит их наяву. И совсем другое – увидеть в реальности осколок одного из таких снов.

Грег слишком подходил к тому, что до сих пор существовало только в её голове. Даже совпадением она могла бы назвать это с трудом. Мучительно хотелось рассказать кому-то о происходящем – но Кейтлин поняла уже давно: такие вещи не сможет понять никто. «Разве что Грег», – подумала она и улыбнулась самой себе. Она не знала об этом человеке ничего, даже фамилии, но почему-то была уверена, что он – поймёт. Вот только Грег уехал, да и именно об этом с ним говорить Кейтлин не могла.