— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, и я вешаю трубку. У меня есть дела поважнее, чем выслушивать твои бредни.

— И что же это? — фыркает он, вся мягкость, что была в его голосе, бесследно испаряется.

От волнения мою кожу еще сильнее начинает покалывать.

Я сильнее вцепляюсь руками в покрывало, ненавидя себя даже больше, чем ненавижу его.

— Кира, ответь на мой вопрос.

Я подражаю его тону.

— Брайден, тебе не понравится ответ.

Это правда. Я понятия не имею, почему его так беспокоит, что я с Остином — может он просто жадный и не хочет, чтобы я была с кем-либо, пока он не наиграется со мной — но это действительно волнует его.

Я надеюсь, это не просто беспокоит его. Я надеюсь, что где-то в его гребаном сердце это причиняет ему боль. Сильно. Снедает его каждую секунду, каждый день.

Это меньшее, что я заслуживаю после всего, через что он заставил меня пройти.

В последовавшей тишине я слышу медленный глубокий вдох Брайдена, словно он пытается успокоиться.

Что ж...

— Если ты подойдешь к нему, Кира, я все расскажу Райану.

О, мой Бог. Он что, серьезно?

— Ты нахрен отвратителен.

— А я приеду к тебе и думаю, что убью его, детка.

Еще одна лихорадочная дрожь.

Мои ноги беспокойно ерзают по кровати.

Я сдерживаю себя и пытаюсь сидеть спокойно.

Что со мной? Я не ощущала ничего, кроме ярости, когда сюда явился Райан и подрался с Остином.

Но услышав предупреждение Брайдена, я задыхаюсь. Замираю. Моя кожа горит, зудит от предвкушения.

Господи, я больна!

— Иди. К. Черту. Брайден. Остин любит меня. Он хорошо ко мне относится. Я заслуживаю этот шанс, черт тебя подери!

— Ты заслуживаешь всего, детка. Всего.

Я с ужасом понимаю, что сейчас расплачусь.

Брайден не дожидается моего ответа, его тон в мгновение ока из нежного становится грубым.

— И я собираюсь стать тем, кто даст тебе это. Никто другой. И определенно не Остин. Только я.

— Ты невыносим, — шепчу я, дрожа от страстного желания, боли, неконтролируемой ярости. — Когда-то я уже была твоим другом, ублюдок. Очевидно, ты помнишь это. Почему ты продолжаешь играть со мной?

— Я не играю с тобой, детка…

— Перестань меня так называть! — Взрываюсь я, не в силах слышать это прозвище. Скольких девушек он называл так?

Он замолкает на мгновение, прежде чем ответить. Его голос размеренный и спокойный.

— Послушай меня. Я облажался, потому что думал, что поступаю правильно, но я никогда не играл с тобой. С тобой никогда.

Мое тело сейчас настолько напряжено, что все, что я хочу сделать, это выпрыгнуть из постели и уйти прочь, но я не могу. Я ощущаю такую слабость, что сомневаюсь, что мои ноги смогут двигаться. Это уже перебор, мне с этим не справиться. Такую неопределенность невозможно контролировать.

У меня нет выхода.

Что мне действительно нужно сделать, это повесить трубку и взять себя в руки, но я не могу этого сделать.

— Заставить меня пережить все это, по-твоему, правильно? — Если это то, что он считает правильным, он может оставить это при себе.

— Ты моя сводная сестра, благодаря этим двум придуркам. Я никогда не думал, что мы сможем быть вместе.

— Ты прав. Мы никогда не сможем быть вместе, так что не вижу причин продолжать этот разговор. Оставь меня в покое. — Я пытаюсь убрать телефон от уха.

— Не смей вешать трубку, или, клянусь, я возьму машину на прокат и приеду.

Брайден сюда? Сам лично?

Нет. Он не должен находиться рядом со мной. Не тогда, когда я чувствую себя так. Я не поддамся этой необходимости, позволяя ей контролировать мое тело.

Он должен держаться подальше от меня.

— Я не хочу тебя видеть, — говорю я ему, и понимаю, что он может услышать, как сильно на самом деле я этого хочу.

— Лгунья.

Придурок.

— Ты сам сказал это. Я твоя сводная сестра.

— Теперь это не имеет значения. Разве ты не понимаешь? Мы должны прояснить кое-что. Мне плохо без тебя, Кира. Я так больше не могу.

— Слишком. Черт побери. Поздно, — слишком поздно принимать это. Слишком поздно говорить мне то единственное, что я вообще желала услышать всю жизнь. Единственное, что я когда-либо мечтала услышать. — Я так, черт побери, сильно-сильно тебя ненавижу. Так чертовски ненавижу, что не знаю, как с этим справиться или на ком сорваться.

На другом конце линии раздается резкий вздох. Потом несколько секунд оглушающей тишины.

— Я отказываюсь верить, что это единственное, что ты чувствуешь ко мне, детка.

Я сильнее сжимаю в кулак мою свободную руку. Все мое тело горит. Ненависть питает его. Я словно извращенка хочу прикоснуться к его коже.

К своему стыду, после всего, что он со мной сделал, я все еще так сильно хочу трахнуться с ним.

— Тебе не нужно признаваться, — бормочет он. — Я чувствую это.

Я зажмуриваюсь. Плотнее сжимая бедра.

— Помнишь, как ты оседлала мое лицо и кончила?

Каждый чертов день.

Я всхлипываю.

— Я кончил, как только попробовал тебя, — стонет Брайден. — Ты была такой чертовски классной.

— Зачем ты это делаешь? — печально шепчу я. Я так хочу кончить, что это сводит меня с ума.

— Потому что между нами все еще что-то есть, и это не только твоя ненависть ко мне. Я могу это исправить, детка. Я могу сделать все правильно.

— Нет.

— Да, Кира. Позволь исправить это. Дай мне шанс.

— Нет.

Его следующий стон немного веет разочарованием, немного возбуждением.

— Это должно было случиться. То есть я должен был...

— Что? Трахнуть меня? — Я изо всех сил стараюсь казаться возмущенной.

И у меня ничего не получается.

— Я должен был овладеть тобой. Каждой твоей частью. Я дам тебе все, что необходимо.

Я слышу шорох, похоже, он снимает одежду. Его дыхание срывается. Он в постели? Я представляю, как он лежит там, возбужденный, и каждое мое нервное окончание оживает.

— Ты не можешь просто передумать. Не после всего, — напоминаю я нам обоим.

— Тогда причини мне боль. Сделай мне так больно, насколько это потребуется, чтобы ты могла справиться, но не оставайся с кем-то другим. Будь со мной.

Говорит как мужчина, который до сих пор не понимает, каково это было любить его так долго и знать, что он напропалую трахает других девушек.

Потом он сбежал и обзавелся девушкой.

— Я не хочу быть с тобой. Я хочу попытаться с Остином. Посмотреть, к чему это приведет. — Мое тело не хочет этого. Глупая частичка в моей груди, которая стучит, не хочет тоже. Но я хочу.

Я подпрыгиваю, когда слышу громкий треск в трубке, за которым следует раздраженное ворчание.

— Ты хочешь сказать мне, что у тебя реальные чувства к этому ублюдку? — спрашивает он меня охрипшим голосом.

Сделай это. Открой свой рот. Скажи это. Когда я открываю рот, не могу выговорить ни слова. По крайней мере, ту ложь, которую я так отчаянно хочу ему сказать.

— Почему это тебя волнует? Очевидно, у тебя было достаточно чувств к той девушке, чтобы назвать ее своей девушкой.

— Это не так. Разве ты не понимаешь? Я пытался выкинуть тебя из головы. Я думал, что она мне в этом поможет. Я думал, что трахая всех этих девушек, я смогу справиться. Это никогда не срабатывало. Ты всегда была рядом. Даже когда я был с Амандой, ты была всем, о чем я мог думать. Ты понятия не имеешь, как много времени она обнимала меня, проводила рукой по нашей татуировке, и я не мог достаточно быстро убрать ее руки, потому что это не ты прикасалась ко мне.

Татуировка? О чем он говорит?

— А теперь скажи мне, ты действительно хочешь, чтобы этот маленький кусок дерьма был твоим мужчиной?

Мое горло сжимается, а мысли несутся стремительным потоком, пытаясь осмыслить, что он только что сказал.

— Остин очень добр ко мне. Ты перестал обращать внимание на то, как я себя чувствую уже очень давно. Может тебе напомнить о том, что все, чего ты хочешь, это быть друзьями, но мой друг решил относиться ко мне как придурок все эти годы. Так что иди к черту.