— Ну ладно, — мама берет свою вилку и приступает к еде. — У меня есть хорошая новость, которая тебя взбодрит. Сегодня я получила ответ от Брайдена. В этом году он приедет на Рождество.
Вилка практически выпадает из моей руки. Кусочек картофеля становится абсолютно сухим во рту, и я практически не могу прожевать его. Кладу вилку на тарелку и хватаю стакан с водой, принявшись пить в надежде, что она не заметит моей реакции.
— Это... замечательно.
Я так же надеюсь, что она не услышит нотки сарказма в моём голосе.
Черт. В самом деле? До Рождества две недели?
Две.
Это значит, что мне нужно взять себя в руки, потому что я не могу позволить ему приехать домой и увидеть меня в таком состоянии.
Постойте. Что если он привезет свою девушку? Представит ее всей семье?
Что, черт возьми я буду делать, если это произойдет?
Мой аппетит окончательно пропадает, и мысль проглотить еще кусочек пищи отвратительна, но я заставляю себя продолжать.
Я притворяюсь, что все в порядке.
Я включаюсь в милую беседу с мамой о приготовлениях к Рождеству.
И все это время я чувствую, как внутри последняя крохотная крупица, та часть меня, что до сих пор оставалась нормальной, скукоживается и погибает.
Глава 12: Брайден
18 декабря, 2013
«Я уже скучаю по тебе».
Я пялюсь на текст сообщения, мой палец неподвижно завис над телефоном. Элементарная вежливость велит мне ответить. Мой статус, как бойфренда требует, чтобы я напечатал нечто столь же нежное. Взаимность — это главное в отношениях, верно?
А еще искренность, и все во мне просто вопит, что, если я напечатаю эти слова или подобное, я буду самым большим куском дерьма во Вселенной.
Нет, постойте. Это звание я заслужил уже давным-давно. Миллион раз.
Я задыхаюсь и это не в первый раз. Этого следовало ожидать, поскольку мне не по себе. Я тот парень, который поклялся никогда не встречаться с девушками, придерживающийся этой клятвы, а потом внезапно нарушивший ее.
Отношения с девушкой самое тяжелое, что я когда-либо делал. Я знаю, это должно увлекать. Хотя прошло уже три месяца, а легче не становится. Я отдаю этому всего себя, и этого все еще недостаточно.
Потому что то, что я могу дать — ничтожно мало.
Дверь машины открывается передо мной.
— Ты идешь или нет? — спрашивает Райан, наклоняясь, чтобы вытащить свою сумку из багажника.
Я смотрю на дом. Дом моего отца. Тот самый, откуда я сбежал несколько месяцев назад после лучшего сексуального опыта в моей жизни.
А это даже не было полноценным сексом.
Оно, мать вашу, преследует меня каждое мгновение моей жизни, будь то сон, или бодрствование.
Именно это я прокручиваю в своей голове каждый раз, когда рядом со своей девушкой.
Как я уже говорил, я кусок дерьма.
Райан собирается туда, встретиться со своей сестрой, провести с ней время, как и должен.
У меня же не будет ничего. Только простое «привет», если мне повезет.
Черт. Мне не стоило приезжать.
— Ага. Буду через минуту, нужно поговорить с Амандой, — вру я ему. — Заходи в дом. Я догоню.
— Ладно. Передавай ей привет, — мне кажется или Райан не верит мне?
— Конечно, — я не отрываю взгляд от телефона, когда он закрывает дверь и заходит в дом. В итоге, даже видеть это сообщение становится невыносимым.
Говорят, ненависть к кому-то подобна яду в вашем организме. Неправда. Ненависть к самому себе — вот настоящий яд. Вы можете избежать взгляда того, кого ненавидите.
Но невозможно убежать от себя.
Вот как я живу. Секунда за ничтожной секундой, один бесконечный день за другим.
Пойманный в ловушку.
Я задыхаюсь во всем этом дерьме.
Достаточно. С меня хватит. Теперь мне придется смириться с этим.
Вздыхая словно маленькая сучка, я выбираюсь из машины и тянусь назад к своей сумке. Мой телефон заброшен в карман, где его проще игнорировать.
Я все еще не ответил Аманде.
Каждый мускул готов к бою, когда я вхожу в дом.
Несмотря на это, я совершенно не готов.
Голос Райана раздается со стороны кухни вместе с голосом Сони и моего отца. Я игнорирую все это. Не обращаю внимания ни на кого, кроме той, что стоит передо мной.
Кира замирает на нижней ступеньке лестницы с равнодушным выражением на лице. Ее взгляд прикован ко мне. Боль взрывается в каждой клеточке моего тела. Чувства обжигают, поражая меня до глубины души.
Одна рука сжимается вокруг ручки сумки. Другая сжата в кулак. Сердце колотится в груди, пока я пытаюсь вздохнуть и взять себя в руки.
Каждая секунду, что я смотрю на нее, ранит меня все больше и больше.
Она все еще молчит. Словно красивая, хрупкая статуя, купающаяся в солнечном свете, струящемся из огромного окна второго этажа.
Уязвимость, вот что убивает меня больше всего. Не важно, как высоко она стоит или насколько мужественно держится, это разрывает каждую частичку меня, ударяя в ту часть, что болит сильнее всего.
Она похудела. Ее узкие джинсы немного свободнее, чем должны быть. Светло-серая рубашка с длинным рукавом, что надета на ней, тоже. Наверное, не более пяти фунтов, но этого достаточно, чтобы повлиять на ее изящную фигурку.
Это все еще поражает меня, словно чертов мир свалился на мою голову.
В остальном она не изменилась.
Мое сердце бьется в груди, отдается шумом в голове, из-за чего я хочу отказаться от всего, что имею.
Моя. Моя. Моя. Моя.
Кира первая разрывает зрительный контакт. Слегка подпрыгивая, она спускается по ступенькам на первый этаж, ко мне.
Она не собирается оставаться здесь. Поворачиваясь у колонны винтовой лестницы, она идет в сторону кухни, проходя мимо меня.
Моя сумка падает на пол.
Предательские ноги делают два шага в ее сторону.
Я протягиваю руку, хватаясь за ее маленькое запястье. Останавливаю ее. Разворачиваю лицом к себе.
Кира пытается выдернуть руку.
Я не позволяю ей.
Нет, я не могу.
Она отказывается поворачиваться ко мне, поэтому я вынужден пялиться на ее затылок, мельком разглядывать ее красивый профиль за завесой волос.
Я не думаю о своей девушке, не думаю о том, что разделяет нас, когда нежно тяну Киру за руку, молча уговаривая позволить мне это.
Просто еще один взгляд.
Подтверждение моего чертового существования.
Она отказывается, и я не виню ее. Я не могу. Я разорвал нас на части самым жестоким образом. И абсолютно не важно, что это именно то, что я должен был сделать. Ампутация ноги может спасти вашу жизнь, но вы все же ампутируете вашу чертову ногу. Вам все равно придется жить без нее всю оставшуюся жизнь.
Кира не сможет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавижу сам себя. Это единственное утешение, которое у меня есть. Как и то, что я чувствую ее крохотную ручку в своей.
Она холодная. Такая же холодная, как и ее взгляд. Бессмысленно я начинаю поглаживать ее своей в попытке согреть.
Нас обоих.
И вот тогда она делает это. Она позволяет соскользнуть своей защите, прерывисто дыша.
Также тяжело, как и я.
Вздохом, которым она словно обвиняет меня, который позволяет мне услышать и увидеть все, что я сделал с ней.
Все, что я сделал с собой.
Я сделал это. Все, чего я лишился. Самоконтроль болтается на грани срыва. Приходится сдерживать каждую частичку себя, чтобы не схватить ее, не привлечь поближе, именно так, как мне того хочется, а потом сжимать ее в своих объятиях.
Меня охватывает жгучее желание. Я стискиваю зубы, дрожа из-за сдерживаемых эмоций, и опускаю голову на ее плечо.
Она тяжело дышит, и этот тихий звук отзывается в моем члене.
Я издаю стон, трусь лбом о материю покрывающую ее плечо, вдыхаю ее аромат, словно отчаявшийся идиот.
Я не вынесу этого больше. Я просто не смогу.
Но я хочу ее больше жизни. Хочу положить ее руку на свою грудь, дать ей почувствовать, какое влияние она имеет над моим сердцем. И всегда имела. Хочу взять ее руку, и опуститься ниже, к той части, которая всегда взывала к ней. Части, которая всегда готова, всегда в вожделении, взывая к ней, и не важно, сколько кисок я поимел.