— Пожалуйста. Доведи уже начатое до конца… — терпение все же подвело.

Да! Люциус знал, что она тоже хочет этого. Нет, не хочет — жаждет. Так же мучительно и болезненно, как и он… И не мог оторвать глаз от завораживающего зрелища, открывшемуся сейчас его взору — он медленно, но верно проникал… скользил в это сочащееся для него тело. Тело именно этой женщины. Тело, сочащееся именно для него. Она опустилась еще ниже, все еще раздвигая складочки пальцами, и чувствуя, как мышцы ее растягиваются все больше и больше. Да — вниз и вниз, так медленно, что Малфою хотелось кричать от восторга и ярости одновременно! А, потом, наконец, он оказался в ней — полностью. Гермиона слегка расслабилась и тихонько качнула бедрами, будто усаживаясь на нем удобней. Куда еще удобней!? Малфою казалось, что быть в ней глубже уже невозможно… Дыхание снова замерло от выражения искреннего наслаждения, так явно читавшегося сейчас на ее лице.

— Я сейчас словно чувствую всего тебя… Господи, Люциус, мне даже больно от этого! — различил он еле слышный шепот.

Малфой тут же инстинктивно дернулся, пытаясь приподнять ее с себя, чтобы пресечь «неприятное ощущение», но Гермиона вцепилась в его руки ногтями, не позволяя ему сделать это.

— Не надо, мне нравится эта боль. Ужасно нравится. Я хочу чувствовать ее, ощущать тебя в себе…

Медленно, очень медленно она начала подниматься, и затаивший дыхание Люциус жадно наблюдал, как дюйм за дюймом он выскальзывает из ее тела. Потом она остановилась и так же медленно опустилась на него снова. Прикрыв глаза, она подняла руки к груди и зажала соски пальцами. Он мог видеть, как они напряглись и покраснели! О… зрелище было невероятным! Постепенно набирая скорость, Гермиона продолжала двигаться.

Это был мерный, устойчивый, постоянный ритм, выбранный именно ею. Малфой потянулся и дотронулся подушечкой большого пальца до набухшего комочка, заключенного сейчас между их телами. Резко выдохнув от его прикосновения, Гермиона опустила руки и откинулась назад. И оба застонали от удовольствия, ощутив совершенно иную волну наслаждения. Мысли смешались. Только ритм, только жар, только нарастающие волны удовольствия и увеличивающаяся с каждым толчком скорость. И вот, мышцы ее уже конвульсивно сжимаются, обхватывая его еще тесней, хотя тесней, казалось бы, и нельзя.

— Давай же. Прошу тебя. Хочу видеть, как ты кончишь, — почти умоляя, выдохнул Малфой, и палец его задвигался еще быстрее.

Он видел, как Гермиона мучительно пытается сфокусировать на нем взгляд и как все ее попытки раз за разом кончаются неудачей. А уже через мгновение хриплый крик наслаждения сорвался с ее губ, и Люциус почувствовал, как влажное и горячее влагалище словно закипает от наступившей разрядки. Сдержаться не получилось и, резко приподняв бедра, он глубоко толкнулся в нее. Глухой мужской стон, больше похожий на рычание дикого зверя, раздался в тишине гостиничного номера.

А потом случилось то, чего никто из них, пожалуй, не ожидал. Они впервые не отпрянули и не попытались сбежать друг от друга, полностью отдавая себе в этом отчет. И когда Гермиона склонилась к нему, блаженно улыбаясь, у него вдруг непонятно от чего предательски зачесались глаза. Правда, думать об этом, отвечая на ее поцелуй, оказалось невозможно.

Казалось, прошла целая вечность, а они все лежали в обнимку, целуясь, и ласково поглаживая друг друга.

Наконец, она заговорила.

— Знаешь, женщины ни за что в этом не признаются, но каждая из нас мечтает встретить мужчину, в руках которого ее тело будет петь. Которого она будет желать постоянно — видеть, чувствовать, ощущать его запах… С которым можно будет стать самой собой, понимаешь? Полноценной женщиной. Настоящей… А он все не встречается и не встречается, и приходится довольствоваться суррогатом. Тем, что есть, — она немного помолчала и тихо продолжила: — Сейчас мне кажется, что я его встретила… Беда лишь в том, что ОН — это ты… а Я — это я. Мне ненавистно время, когда ты не рядом. Я пыталась выкинуть тебя из головы. Но чем отчаяннее старалась это сделать, тем острей понимала, что хочу быть с тобой. Лишь с тобой и никем другим. Это просто кошмар наяву. Я не хочу больше так. Не могу. И если ты…

— Да.

— Что, да?

— Я согласен.

— Но ты же каждый раз говоришь, что произошедшее было ошибкой. И что этого больше не повторится.

— Я лгу.

Гермиона улыбнулась.

— Значит, мы продолжим эти отношения?

— Да.

Она нежно, будто очерчивая невидимый узор, провела пальцем по его груди.

— В первую ночь, после банкета…

— Что?

— Ну, когда мы в первый раз…

— И что?

— Это же был не просто секс, да?.. Я имею в виду, что тогда мне было хорошо с тобой — и разговаривать, и смеяться…

Люциус скосил на нее глаза и скептично ухмыльнулся краешком губ.

— Хм…

— Считаешь, что это ненормально?

— Что-то вроде того.

— Значит, ты можешь меня только ненавидеть?

— Вот это было бы правильно.

— Правильно?! Ах, так? Тогда… тогда я тоже ненавижу тебя!

— Неужели? — его рука скользнула по ребрам Гермионы, хохотнувшей от неожиданной щекотки.

— Конечно! А ты как думал? — она извивалась, пытаясь ускользнуть от Люциуса. — Знаешь кто ты? Фанатичный, высокомерный, самовлюбленный — ахаха — злющий, узколобый экс-Пожиратель Смерти. Хахаха!

Гермиона уже смеялась в голос, все еще пытаясь избавиться от беспощадно щекочущих рук. И смех этот казался Малфою переливами сотни колокольчиков, не восхищаться которым было невозможно.

— А ты — маленькая, нахальная, настырная, невыносимая, тщеславная маглорожденная обезьянка, — ухмыльнулся Люциус, перечисляя лестные эпитеты и продолжая щекотать ее. Наконец он остановился и глянул на лежащую под ним Гермиону. С буйно растрепанной шевелюрой, она еще улыбалась, и щеки ее были раскрасневшимися от смеха. Малфой потянулся и пригладил ей волосы. — Но, Господи, как же ты прекрасна…

Гермиона нежно коснулась его щеки.

— Ты тоже.

Наклонившись, он поцеловал ее еще раз, а потом начал опускаться ниже и ниже, покрывая поцелуями каждый открывающийся ему дюйм мягкого нежного тела.

— Да… да, Люциус.

— Скажи еще раз.

— Что?

— Мое имя.

Новый поцелуй.

— Люциус…

— Еще.

— Люциус…

Устроившись между ее ног, он аккуратно шевельнул пальцами и принялся внимательно разглядывать клитор. Слегка покраснев, Гермиона посмотрела вниз: ей стало чуточку неловко от того, что именно рассматривает он сейчас. Но оттолкнуть мужчину, лицо которого светилось столь откровенным обожанием, было невозможно.

— Божественно.

Малфой наклонился и с силой вобрал комочек губами, кружа по нему языком.

— Люциус! — крик прозвучал для него музыкой. На вкус она казалась такой восхитительной, что на несколько секунд все другие мысли просто вылетели из головы. Лишь она, ее голос, ее пальцы, путающиеся сейчас в прядях его длинных волос.

— Господи, как же хорошо… — простонала Гермиона, но уже скоро слов было не разобрать — она лишь бессвязно лепетала что-то, тихо всхлипывая. Черт! Ожидание становилось невыносимым… Он сам должен быть в ней. Малфой скользнул двумя пальцами в горячее влагалище и тут же услышал ее выдох. — Да… Да, — он ритмично двигал пальцами, так и не переставая кружить языком, когда уже совсем скоро, Гермиона выгнулась на кровати в непроизвольных спазмах и пронзительно закричала. Люциус почувствовал, как крепко она вцепилась ему в волосы, царапая и чуть не раздирая кожу головы. Черт, больно! Но сейчас это было неважно…

Наконец ее тело расслабленно замерло, а дыхание начало постепенно успокаиваться. Ждать дольше сил не осталось. Закинув ее ноги себе на плечи, он погрузился в нее, размякшую от испытанного только что блаженства, одним быстрым и точным движением и удовлетворенно выдохнул. Не отрывая взгляда от мерно покачивающихся полушарий груди, от все еще затуманенных глаз — он размеренно и мощно врезался в обожаемое тело, пока, шипя что-то сквозь зубы в порыве охватившего наслаждения, неожиданно сильно и сладко не излился. Мягко опустив ноги Гермионы на кровать, Люциус лег рядом и привлек ее к себе. Дыхание еще прерывалось, когда он тихо произнес: