«Боже… его запах, — не сдержав улыбки, волшебница вспомнила свою прежнюю реакцию на этот великолепный чувственный аромат, уже тогда будивший в ней неясные, но мучительные и почти убийственные по своей силе желания. — Теперь я просто не смогу жить без него…»
Когда в комнате стало светлее, она поняла, что Люциус уже проснулся, хотя и не до конца. Сейчас он скорее сладко дремал, наслаждаясь безмятежностью этого утра точно так же, как и она сама. Не удержавшись, Гермиона осторожно приподняла с себя тяжелую мужскую руку, высвобождаясь из-под нее, и начала ласково покрывать его поцелуями. Перевернувшись и нависнув над дремлющим Люциусом, она медленно и нежно прокладывала дорожку из поцелуев по всему телу, по-прежнему стараясь не разбудить его. Поцеловав плечи, Гермиона спустилась к груди, пробежалась по ней легкими прикосновениями и скользнула губами к животу, потом еще ниже, сознательно обходя при этом пах. Наконец коснулась поцелуями его правой ноги, про себя восхищенно упиваясь тем, каким молодым и сильным выглядит это красивое мужское тело. Конечно, будучи волшебником, Люциус старел гораздо медленней своих ровесников-маглов, но все же ей было ужасно приятно, что выглядит он лет на десять моложе своего возраста. Нет, конечно же, разница в возрасте никогда не была для нее проблемой, но осознание, что они великолепно подходят друг другу не только интеллектуально, но и физически, казалось ей замечательным.
Она продолжала неспешно опускаться все ниже и ниже, пока не достигла ступней.
«Надо же! У него даже пальцы на ногах такие красивые…» — отметив это с довольной улыбкой, Гермиона переместилась и принялась целовать левую ногу, только теперь уже поднимаясь вверх. А когда коснулась губами бедра, то удивленно задохнулась, увидев, что на этот раз Люциус встречает ее если и не проснувшимся, то уж точно возбужденным. Гермиона тихонько подняла взгляд на лицо: глаза его по-прежнему были закрыты, но голова слегка качнулась на подушке. Он еще дремал, но уже начал просыпаться.
Заставив себя проигнорировать великолепную эрекцию, она продолжила нежно целовать живот, а когда добралась до груди и языком пробежалась по соску, услышала, как Малфой резко втянул в себя воздух, слегка выгибаясь на кровати. Беззвучно рассмеявшись на это, Гермиона почувствовала, как собственное возбуждение тоже дает о себе знать: она уже давно ощущала, что стала влажной.
Перебросив одну ногу через все еще неподвижное мужское тело, волшебница удобно расположилась на нем и принялась осторожно скользить по напряженному члену. Ощущения казались ей божественными, и Гермиона не сдержалась, тихонько застонав в тишину предрассветной спальни. Но скоро и этого стало казаться мало. Жажда полноценного слияния с каждым мгновением становилась все более и более нестерпимой. И Гермиона, приподнявшись и помогая себе рукой, опустилась, наконец, на него. Мучительно медленно, наслаждаясь каждой секундой этого первого, сладкого, хотя и слегка болезненного проникновения. Чувствуя, как стенки влагалища постепенно растягиваются, приспосабливаясь к величине возбужденного члена, как изначальная боль постепенно сменяется привычным вожделением, она запрокинула голову назад и снова застонала. На этот раз громко. Не сдерживаясь. А потом посмотрела вниз и увидела, что Люциус окончательно проснулся и открыл глаза.
Заметив, как его губы расплываются в довольной и счастливой улыбке, Гермиона чуть приподнялась, почти соскальзывая с члена, и снова неспешно опустилась, при этом сладко и развратно промурлыкав:
— Доброе утро, мистер Малфой. Как же славно, что вы наконец-то решили присоединиться ко мне.
В ответ Люциус лишь глухо рыкнул и, потянувшись, крепко схватил ее за бедра. Наклонившись вперед и упершись ладошками ему в грудь, еще какое-то время Гермионе удавалось выдерживать мучительно медленный темп, принятый ею с самого начала. Она поднималась и опускалась, иногда еле заметно кружа бедрами, будто исполняла на обожаемой мужской плоти какой-то древний языческий танец. Но уже скоро желание разрядки стало мучительным, и, невольно впившись ногтями в гладкую безволосую кожу, Гермиона начала двигаться быстрее и быстрее. Чуть слышно зашипев от боли и толкаясь ей навстречу, Люциус прикрыл от удовольствия глаза и невнятно прохрипел:
— Да-а…
Это был последний шажок к чувственной пропасти, в которую уже начала проваливаться Гермиона. Запрокинув голову, она ускорилась еще больше и уже почти прокричала:
— О боже, Люциус, да… Да! — тут же ощущая, как одной рукой он крепко защемил между пальцами сосок, а другой начал размеренно ласкать клитор.
Дергаясь в сладких конвульсиях, она будто таяла, растворяясь в этих волшебных ощущениях. Лишь отмечала краем сознания, что и сам Люциус уже бесконтрольно и хаотично двигается ей навстречу, пытаясь проникнуть как можно глубже. Еще несколько толчков, и в комнате раздался ее последний выкрик, словно отвечая на который, Малфой выгнулся, запрокидывая на подушке голову, и громко застонал.
Прошла целая вечность, когда тяжело дышащая Гермиона смогла, в конце концов, сфокусировать взгляд, чему сама оказалась бесконечно удивлена. А увидев, что на лице Люциуса застыло выражения какого-то необъяснимого счастья, она почти рухнула на него, сразу же потянувшись к губам поцелуем.
Какое-то время они вкусно целовались, почти не отрывая друг от друга губ, а потом Малфой вдруг крепко сжал ее талию и резко перевернул на спину, подминая под себя. Застигнутая врасплох, Гермиона поначалу громко завизжала в притворном негодовании, но тут же рассмеялась, уже в который раз этим утром охваченная ощущением безмятежной радости. Люциус наклонился к ее рту, и уже в следующий миг их языки неспешно ласкали друг друга в кружащем голову танце.
Потом они еще долго лежали и продолжали целоваться, пока не нахлынула новая волна вожделения, заставляя обоих погрузиться в горячечный бред. Заставляя теперь уже неспешно, будто подразнивающе, двигаться их тела навстречу друг другу. И они двигались. И Гермиона стонала и извивалась, выгибаясь навстречу его толчкам, каждый из которых так сладко задевал клитор, что уже скоро оба снова провалились в привычную бездну, охваченные блаженством. Так и не прерывая поцелуя…
«Я… не могу представить свою жизнь без него… Теперь я не смогу жить без него…» — растерянно мелькнуло в голове, когда Гермиона немного пришла в себя после пережитых почти один за другим двух таких ярких и сильных оргазмов.
На что почти сразу же услышала слегка насмешливый голос Малфоя, растягивающий слова:
— Странно, что ты до сих пор лежишь подо мной и не дергаешься, как это обычно у нас происходит, страдальчески причитая, что вот-вот опоздаешь на свою драгоценную работу… Что с тобой сегодня? Неужели мне теперь можно смело плевать на твои потенциальные опоздания?
В ответ на это Гермиона быстро подняла голову и довольно болезненно куснула его за мочку уха, которая была первым, что подвернулось. Люциус негромко ойкнул, но тут же нашелся и опустился к ее соску, с силой втягивая его в рот и даже чуть прикусывая. Заставляя ее резко вздохнуть, подумав, что их физическое притяжение друг к другу граничило бы с безумием, если бы оба не были на редкость приземленными и здравомыслящими людьми.
Довольная, она заставила себя расслабиться и просто наслаждаться лаской, но, когда ощутила, что еще немного и Люциус будет готов к третьему раунду, открыла глаза и чуть приподнялась на подушке.
— Прости… На этот раз я действительно должна встать.
Оторвавшись от груди, он надменно глянул на нее сверху вниз и снова протянул:
— Боюсь, вы опоздали, мисс Грейнджер. Поскольку я намереваюсь добиться цели еще раз.
Громко рассмеявшись в ответ на эту наглую самоуверенность, Гермиона шутливо, но достаточно сильно шлепнула его по руке.
— Ты просто невозможен! И боюсь, что этого уже не исправить. Люциус, вообще-то ты должен облегчать мне жизнь, а не усложнять!
— Да неужели? И с какой же это стати?
— Потому что у тебя врожденное чувство долга и ответственности перед теми, кто тебе дорог. Оно есть, пусть и несмотря на твое бурное красочное прошлое. И я знаю это. Потому что оно было очевидно всегда, и не могло не вызывать уважения и восхищения, даже с учетом категорического несогласия с твоими общими жизненными принципами. И может быть… именно оно стало одной из главных причин, почему меня так влекло к тебе… — хотя Гермиона и улыбалась, но в конце ее тон стал уже полностью серьезным.
