Не останавливаясь ни на минуту, волшебница поспешно добралась до площади Гриммо, взбежала на крыльцо дома Поттеров и постучала в дверь. Уже скоро ей открыл Гарри и тут же ошеломленно уставился на подругу, но как только заметил припухшие заплаканные глаза, лицо его напряглось и будто окаменело. Конечно, трудно было не понять, что именно случилось этим вечером. Отодвинувшись в сторону, он кивком пригласил ее войти, однако Гермиона замотала головой.

— Я… только зашла сказать, что… кто-то должен побыть сегодня с Роном… пожалуйста, не оставляйте его сейчас одного… Хорошо?

Гарри Поттер нахмурился, но согласно кивнул в ответ. Увидев его кивок, Гермиона облегченно выдохнула, а затем быстро повернулась и поспешила по ступенькам вниз. Она уже отошла от дома, когда услышала у себя за спиной оклик:

— Гермиона!

Пришлось обернуться, хотя в эту минуту и стыдилась встретиться со старым другом глазами.

— Ты сама-то в порядке?

Немного подумав, она коротко кивнула и, благодарно улыбнувшись его вопросу, поспешила прочь.

Уже скоро Гермиона добралась до какого-то тихого опустевшего парка и устало рухнула на первую же попавшуюся на пути скамейку. Там она еще долго и безутешно рыдала, оплакивая все, что мучительно разрывало душу: потерю друзей, стыд, свое предательство самых близких и дорогих сердцу людей — все, что навалилось сейчас огромным снежным комом, выбраться из-под которого казалось просто невозможным.

Она сидела и плакала, пока на город не опустилась летняя ночь, и воздух не стал гораздо прохладней, чем днем. Уже немного успокоившись, уставшая и измученная, она пребывала сейчас в каком-то странном оцепенении. Но наконец вздохнула и подумала о том, что все же есть на этом свете человек, который ждет ее. Который не разочарован в ней. И к которому… ужасно хочется вернуться. На секунду засомневавшись, а не стоит ли провести сегодняшнюю ночь отдельно от Люциуса, она нахмурилась, но потом тряхнула головой и поднялась со скамьи.

«Нет. Мое место рядом с ним. А мэнор — мой дом!» — подумала и, набрав в грудь прохладного свежего воздуха, аппарировала в Уилтшир.

На этот раз, снова охваченная жутким головокружением, Гермиона приземлилась прямо на крыльцо. Чтобы прийти в себя, она глубоко вдохнула несколько раз подряд, посмотрела на дверь и поймала себя на мысли, что еще никогда не радовалась Малфой-мэнору настолько сильно. Поднявшись, позвонила и почти сразу услышала быстрые мужские шаги. Еще немного и дверь открылась, заливая ее снопом золотистого света, падающего из проема. Который показался настолько ярким, что на какое-то время даже ослепил.

Внезапное появление на пороге Люциуса пробудило столько эмоций (вот только теперь уже приятных), что секунду-другую Гермиона сдерживалась, чтобы опять не расплакаться. Заметив ее состояние, Малфой не произнес ни слова, лишь шире раскрыл дверь, молча предлагая войти. Она вымученно улыбнулась, приветствуя его, и через холл прошла в малую гостиную. Где уже привычно потрескивал в камине огонь, а сама комната казалась маленьким островком уюта и спокойствия, так же, как и в первый вечер, проведенный Гермионой здесь.

Протянув руки к теплу, она слышала, как Люциус приблизился и остановился за спиной. Обернувшись, бросила взгляд на его лицо: слегка нахмурившись, Малфой смотрел на нее с явным интересом, но тем не менее молчал. И Гермиона знала — почему. Тем самым он давал ей возможность решить, когда и что рассказать.

И эта сдержанная тактичность только лишний раз подтвердила то, что за сегодняшний день поняла уже не единожды: Люциус Малфой стал единственным мужчиной на всем белом свете, который и нужен Гермионе Грейнджер. Она стремительно рванулась к нему и, подняв лицо кверху, прошептала с отчаянной мольбой:

— Можно я ничего не буду говорить? Просто обними меня. Пожалуйста. Крепко-крепко…

Малфой послушно привлек ее к себе, окружая кольцом сильных теплых рук. Одной ладонью он крепко прижимал Гермиону за талию, другой тихонько поглаживал по голове. Так они и стояли. Молча. Обнявшись. Целую вечность…

========== Глава 39. Гора с плеч! ==========

После скромного ужина, к которому Гермиона едва прикоснулась, они улеглись спать, хотя уснули далеко не сразу, а еще долго лежали в постели и просто молчали. Понятно, что после пережитого за сегодняшний день, она и думать не могла о близости, но все же оказалась тронута тем, что Люциус даже не предпринял попытки, уважая и щадя ее чувства. Гермиона молчала и почти не шевелилась, а Малфой иногда тихонько поглаживал ее по руке, словно хотел безмолвно утешить и хоть как-то поддержать. И это тоже было безумно приятно и трогательно, и хотелось, чтобы эти ласковые и успокаивающие поглаживания не прекращались никогда. Никогда, пока бьется ее сердце.

Наконец сознание начало туманиться, и она потихоньку провалилась в сон. Люциус заметил, что дыхание ее стало ровным и глубоким, и понял, что возлюбленная его уснула. Сам он еще долго не спал, по-прежнему крепко прижимая ее к себе и иногда поднимая голову и всматриваясь в уже расслабившееся спокойное лицо. В этот момент губы его беззвучно шевелились от ругательств, которыми он смачно награждал и Рона, и ее коллег, и весь остальной мир.

Но потом и сам Люциус закрыл глаза и вскоре тоже заснул.

_____________________________________________________________________

Пробудившись утром, Гермиона сразу же поняла, что Малфой еще спит. Крепко спит, даже во сне неосознанно прижимая ее к себе. И это казалось прекрасным… Не только прекрасным, но еще и успокаивающим и… даже чуточку забавным и приятным одновременно. Она долго лежала неподвижно, боясь потревожить его, и в то же время откровенно наслаждалась странным чувством облегчения, охватившим сейчас все ее существо. Потом глубоко вдохнула, наполнив легкие свежим утренним воздухом, и поняла, что именно сегодня готова по-настоящему радоваться жизни.

Несмотря на страшную и мучительную боль, которую накануне она причинила Рону и испытала сама, несмотря даже на то, что эта боль останется где-то глубоко внутри очень и очень надолго, прошедшая ночь смогла притушить пламя агонии, исподволь и жадно пожиравшей ее вчера. И сейчас, в тусклом полумраке рассвета, Гермиона как никогда ясно понимала, что на самом деле вчерашний день помог сбросить с плеч самый тяжкий груз, возложенный на них за всю ее жизнь.

Рон наконец-то обо всем знал. И Драко знал. И ее министерское руководство тоже… И всем им, хотят они этого или не хотят, придется смириться с фактом их с Люциусом отношений. Кому-то раньше, кому-то позже. Но еще… И это казалось ей сейчас самым главным: Люциус… Люциус Малфой, теплый и живой, с мерно поднимающейся и опускающейся во сне грудью, лежал рядом… и крепко прижимал ее к себе!

Щекочущие и будоражащие пузырьки самой настоящей эйфории чуть заметно лопались этим утром в крови Гермионы, и она не удержалась от короткого счастливого смешка. Будто в ответ на это, Малфой глубоко вздохнул и слегка пошевелился, заставив тут же прижать ладошку ко рту (ей совсем не хотелось будить его). Скоро дыхание Люциуса снова стало спокойным и размеренным, только вот рука его неосознанно прижала ее к себе чуть крепче, чем раньше. И этим Гермиона тоже откровенно упивалась.

Глянув на окно, она поняла, что проснулась очень рано, но все равно чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся как никогда. Гермиона повернулась на бок и какое-то время просто лежала, глядя на Люциуса, внимательно всматриваясь в черты его лица, которое было таким красивым и спокойным в эти минуты, когда он спал.

Природа одарила этого мужчину удивительно длинными ресницами, обрамлявшими темным веером его глаза. Резкими, скульптурно очерченными скулами, крупным благородным носом. А его губы… эти губы, казавшиеся ей погибелью, не тонкие, но и не слишком пухлые для мужчины, были по-настоящему прекрасны. Заметив несколько светлых прядей, упавших на лицо, Гермиона подавила в себе желание убрать их, по-прежнему опасаясь разбудить спящего. Она подвинулась чуть ближе и глубоко вздохнула.