«Если бы я могла сейчас раствориться в его теле, то растворилась бы».
Приподняв ногу, она скользнула ею по бедру Люциуса, рукой поглаживая его грудь, живот и постепенно опускаясь к паху. Еще совсем чуть-чуть и пальчики наткнулись на кончик возбужденного члена, который она тут же принялась поглаживать. Теперь наступила очередь Малфоя глухо рыкнуть и выгнуться на кровати.
Поначалу приникнув поцелуем к его шее, Гермиона неспешно двигалась все ниже и ниже. Не отрывая губ от бледной кожи Люциуса, продолжала целовать его плечи и грудь, но потом вдруг поднялась и, усевшись на Малфое удобней, одним медленным и плавным движением опустилась на его член. И Люциус глухо застонал, словно от боли. Но Гермиона знала, что это не так — и стонет он сейчас от изысканного наслаждения, которое всегда дарила им близость.
Так и не прерывая поцелуев, она неспешно двигалась, то поднимаясь, то опускаясь и крепко сжимая вокруг него мышцы, когда вдруг почувствовала, как Люциус крепко ухватил ее за бедра, пытаясь контролировать темп и насаживая на себя с еще большей силой. Гермиона задохнулась от почти мучительного удовольствия, но затем поднялась и взглянула на него сверху вниз. Ужасно хотелось снова получить контроль над ситуацией в свои руки.
Глаза ее невольно метнулись к прикроватной тумбочке, на которой стояла малиновая свеча, и в голову пришла шальная мысль. Не останавливаясь, Гермиона осторожно потянулась и, взяв свечу, воспользовалась палочкой Люциуса и зажгла ее. Небольшое янтарное пламя тут же мягко замерцало на фитильке, постепенно плавя малиновый воск.
Гермиона лукаво взглянула на ничего не понимающего Малфоя, потом подняла свечку, слегка наклонила ее, на что Люциус с легким удивлением дрогнул бровью. Но Гермиона усмехнулась, все еще продолжая двигаться на нем, не отводя глаз от пламени и наблюдая, как набухает первая капля расплавленного воска, как готовится вот-вот упасть прямо на его грудь. Наконец рука ее дрогнула, и красная капелька сорвалась вниз.
С губ ошеломленного Люциуса сорвалось негромкое шипение. Боль от ожога лишь усилила наслаждение, и он не смог скрыть удивления от этого. Гермиона же переместила руку чуть левее и снова медленно наклонила свечку. Еще мгновение, и Малфой снова выгнулся на кровати от еще одной обжигающей капли. Казалось, безумное сочетание боли и удовольствия порождало в нем сейчас такие невероятные по силе ощущения, бороться с которыми ни сил, ни желания не оставалось.
Он невнятно прохрипел что-то, и Гермиона почувствовала, как член пульсирует внутри нее, уже готовый взорваться. Будто откликаясь на это, она начала двигаться быстрее и наклонила свечку в третий раз. Очередная капля воска упала на новое место как раз в тот миг, когда Гермиона с силой сжала мышцы влагалища. И не в состоянии выносить сладкую муку дольше, Люциус простонал, словно в бреду:
— Гермиона… Черт… прекрати уже это восхитительное хулиганство! Я не могу больше, ведьма…
Она и сама понимала, что оба уже приблизились к грани, за которой для них наступит край, и они провалятся в такую привычную, но и долгожданную бездну наслаждения. Тоже осознав это, Люциус дотронулся до ее клитора, принявшись кружить по нему подушечкой пальца, и Гермиона задрожала от накатывающих волн оргазма. Она стала двигаться еще быстрее, опершись на Малфоя одной рукой, а в другой, все еще поднятой, держа горящую свечу и снова медленно наклоняя ее. И вот со свечи скользнула последняя капля, которая попала прямо на сосок Люциуса. Он гортанно вскрикнул от острой, мучительной и сладкой боли, тут же ощутил, как стенки влагалища бешено пульсируют, обволакивая его член шелковистой перчаткой, и со стоном излился в обожаемое тело.
Почувствовав, как ее заполняет горячее семя, Гермионе понадобилось всего лишь несколько толчков, чтобы присоединиться к нему и окунуться в собственное удовольствие. Наконец она качнулась в последний раз и, откинув голову назад, громко прокричала в тишину комнаты:
— Ты — мой, Люциус! Весь — мой…
Какое-то время они так и оставались: Малфой лежал, а Гермиона сидела на нем, замерев от восторга только что испытанного оргазма. Но скоро она со страхом заметила, что свеча все еще продолжает гореть, и резво затушила пламя, пока оно не подожгло простыни.
Потом, продолжая блаженно улыбаться, Гермиона провела ладошками по его груди и неспешно очистила кожу от капелек уже застывшего воска. А когда отдирала последнюю, упавшую на сосок, невольно причинила Люциусу боль, за что и оказалась наказанной: Малфой схватил ее за запястье, потянул к себе и достаточно сильно прикусил большой палец. На что Гермиона притворно вскрикнула и засмеялась.
Люциус тоже улыбнулся и, уложив на себя, жадно накинулся на ее рот с поцелуем. Они еще долго и вкусно целовались, пока не начали задыхаться.
Наконец, отстранившись друг от друга, умиротворенно улеглись в обнимку. Молча, не произнося более ни слова. Лишь не отводили взглядов, будто боялись нарушить очарование этих непередаваемых минут волшебной и почти необъяснимой близости, царившей между ними сейчас.
В этом молчании прошла, казалось, целая вечность, но в конце концов их одолел голод, и, набросив на себя только халаты, они спустились вниз, прямо на кухню, где довольная и приветливая Тибби подала им вкуснейший завтрак. И снова оба молчали, лишь ласково поглядывая друг на друга, и слова казались им сейчас совершенно ненужными.
Однако эта спокойная тишина скоро оказалась нарушенной прилетевшей из министерства совой: Гермионе пришло сообщение, что в связи со вчерашним заседанием Визенгамота сегодня ей разрешили не выходить на работу. И поначалу насторожившаяся, та выдохнула с откровенным облегчением — ведь растворившись в ощущении радости, что самое страшное осталось позади, она совершенно забыла, что сейчас всего лишь вторник.
Покончив с завтраком первым, Люциус откинулся на спинку стула и развернул свежий выпуск «Ежедневного Пророка». Его заголовки оказались вполне ожидаемыми. На первой же странице красовалась огромная надпись: «Знаменитому Пожирателю смерти снова удалось избежать Азкабана!» А под ней колдография, с которой Люциус смеялся, высоко подняв Гермиону над собой, и ей стало интересно, каким образом журналисты попали на закрытое заседание. Люциус же никак не отреагировал на колдографию и бесстрастно прочитал статью, иногда вслух знакомя Гермиону с какими-то отрывками. Надо признать, статья была написана предельно корректно, и мнение ее автора абсолютно совпадало с решением Тренча. О Люциусе не говорилось ничего плохого, наоборот, репортер лишь хвалил его решительность и смелость, отзываясь о Малфое, как об истинном британском джентльмене. В конце он коротко упомянул об «удивительном» романе мисс Грейнджер с мистером Малфоем и подчеркнул их очевидную преданность друг другу.
Гермиона тихонько вздохнула, осознавая, что реакция журнала «Придира» вряд ли будет настолько терпима.
Она еще не успела доесть, как во входную дверь раздался громкий и настойчивый стук, от которого лицо Люциуса напряженно замерло, а Гермиона вдруг испытала самый настоящий страх, вспомнив то злосчастное утро. На какой-то миг ей показалось, что Тренч передумал, и в дом снова ломятся авроры. К сожалению, выражение лица Люциуса не успокоило ее ни на йоту. Наоборот, он тут же взял Гермиону за руку, мягко сжал ее и негромко, но твердо произнес:
— Поднимись, пожалуйста, наверх.
Поколебавшись секунду, она быстро и бесшумно покинула кухню.
Оказавшись в спальне, Гермиона оставила дверь приоткрытой и тихонько встала рядом, настороженно прислушиваясь к происходящему внизу. Увы, этого можно было и не делать, поскольку пришедший обозначил себя громко и практически с порога. Это был не кто иной, как разъяренный Драко Малфой.
— Неужели ты притащил эту суку в дом? В наш дом? Как ты посмел? Выгони ее! Сейчас же! Я хочу, чтобы она убралась прочь!
Даже несмотря на то, что в прошлом она не раз сталкивалась с яростью Драко, никогда еще Гермиона не слышала в его голосе такой обиды, злости и такого горького разочарования. Она попыталась разобрать, что отвечал ему Люциус, но тщетно: тот что-то говорил сыну, но говорил негромко, спокойно и сдержанно. Жутко расстроившись, Гермиона закрыла глаза и прислонилась затылком к стене. В эту минуту будущее вдруг начало пугать ее мрачной неизбежностью многочисленных конфликтов между самыми близкими людьми.
