Поэтому она быстро набросала и отправила с совой письмо Кингсли Шеклботу, в котором сообщала, что уже знает об аресте мистера Малфоя, и просила назвать ей дату и время слушания по этому делу, чувствуя ответственность за его реабилитацию. Ответное послание от министра Гермиона получила очень скоро, буквально через пару часов. Отвязав дрожащими руками пергамент, прочла:

«Дорогая Гермиона, я уверен, что тебе известно о неправомерности раскрытия деталей ареста и времени назначенных заседаний суда. Но, учитывая твое участие в программе реабилитации Люциуса Малфоя, думаю, могу позволить себе нарушение существующих правил.

Мистер Малфой был арестован вчера утром за использование Круциатуса против магла не далее, как пятничным вечером. По его утверждению, на тот момент он находился в парке один, хотя и признал, что ранее у вас была назначена встреча. Он сказал, что вы вместе ужинали и ходили на концерт классической музыки. После которого, опять же со слов Малфоя, расстались и отправились каждый по своим делам. Далее он сообщил, что шел через Гайд-парк, когда этот человек напал на него с ножом. Малфой говорит, что просто защищался, но я уверен, что тебе опять же известно о вопиющем нарушении наших законов в случае применения Непростительного заклятия, тем более против обычного магла.

Слушание по этому делу состоится завтра в десять часов утра. В связи с обстоятельствами расследования, я позволю тебе присутствовать на нем, тем более что тебя и так могут вызвать в качестве свидетеля.

Хочу добавить, что искренне сожалею о случившемся, особенно после того, как ты с оптимизмом рассказывала об успехах малфоевской программы. И хотя мне известно, что он применил Круциатус к достаточно редкому гаду, поощрить подобное или закрыть на это глаза мы не имеем права. Поскольку закон есть закон.

С наилучшими пожеланиями, Кингсли Шеклболт».

Письмо оставило у Гермионы двоякое впечатление. Хорошо было то, что ей официально разрешили присутствовать на заседании суда и, возможно, даже свидетельствовать в пользу Люциуса. Опять же Кингсли сожалел о случившемся и признавал, что магл получил по заслугам. Это тоже радовало.

«Да, но почему Люциус сказал им, что был в парке один? Не потому ли, что наша совместная прогулка поздним вечером могла навести их на мысль о романтическом продолжении официальной части программы? И послужить доказательством того, что наши отношения далеки от чисто профессиональных. Получается, что Люциус сделал все, чтобы наша связь по-прежнему осталась для всех тайной. А я должна уважать его решение».

Гермиона вспомнила, что в письме было еще кое-что, беспокоящее и расстраивающее ее: министр настаивал на строгом исполнении закона. Настроение тут же испортилось снова, но отказываться от придуманного ранее плана она ни в коем случае не собиралась.

Наступил вечер. Гермиона спустилась на кухню и предложила Тибби составить ей компанию за ужином. Бедная служанка поначалу не знала, как отреагировать на подобное приглашение, но потом, сдавшись на уговоры, все же согласилась. Так они и ужинали, тихонько переговариваясь о предстоящем назавтра суде. Тронутая искренним беспокойством эльфийки за своего хозяина, Гермиона попыталась утешить ее:

— Не волнуйся, Тибби. Мистер Малфой вернется. Обязательно вернется.

— Конечно, мисс. Тибби очень, очень надеется, что у хозяина все будет хорошо.

Невесело улыбнувшись, они пожелали друг другу спокойной ночи, и Гермиона поднялась в спальню.

Спать она улеглась рано, но уснуть так и не смогла еще очень и очень долго. Отчаяние и ощущение жуткой опустошенности снова охватили Гермиону, лежавшую в мрачном одиночестве на огромной кровати. Сейчас, как никогда ранее, она осознавала, как сильно полюбила этого человека. Как глубоко и страстно привязалась к нему за такое короткое, казалось бы, время. Как страшно нуждается в нем. Нуждается настолько, что готова сделать ради его спасения все, что можно. И даже то, что нельзя.

Ее кольнуло воспоминание о его последней, так и недосказанной, фразе.

«Неужели Люциус собирался произнести то, что я так хотела услышать от него?»

Начало фразы, казалось, должно было убедить в этом, но и мучили сомнения: а вдруг возможности договорить судьба им больше не предоставит.

«Нет! Надо гнать дурные мысли прочь! Я дождусь. И он еще договорит… то, что хотел сказать».

Повернувшись на другой бок, она решила попытаться уснуть.

«Завтра мне нужно быть собранной и готовой к любым каверзным вопросам. И к любой неожиданности. Я должна помочь ему! Должна. Потому что кроме меня спасти его не сможет никто!»

========== Глава 33. Суд ==========

Проснулась Гермиона рано, неспешно приняла душ и оделась. Строго, красиво, но не броско. Затем заставила себя позавтракать, попрощалась с Тибби и, выйдя за ворота поместья, аппарировала в министерство. Не заходя к себе в кабинет, волшебница прошла прямо в зал суда, в котором уже собралось большинство членов Визенгамота. При ее появлении все вдруг замолчали, но, не обращая на это никакого внимания, Гермиона прошла на отведенные для свидетелей места и опустилась на скамейку. Голова ее была гордо поднята. И хотя она понимала, что сплетни о них с Люциусом уже поползли по Министерству магии, сейчас это волновало меньше всего на свете.

Как только присела, к ней почти сразу подошел Кингсли. Он взял ее за руку и, заглядывая в глаза, негромко спросил:

— Гермиона. С тобой все в порядке? — в голосе его звучала обеспокоенность и искреннее сочувствие. Похоже, министр понял, насколько она расстроена. Увидев утвердительный кивок и слабую улыбку, Кингсли продолжил: — Тебя должны вызвать в качестве свидетеля. Прошу, просто говори правду, дорогая, это все, что от тебя требуется. Мы все знаем, что ты благородный и очень порядочный человек.

Не в силах больше выдерживать его взгляд, она опустила голову, а Шеклбот чуть сжал ее руку и отошел. Ощущение одиночества, страха и угнетающей неизвестности снова охватило Гермиону.

«Что, если я не смогу сдержаться и расплачусь прямо перед ними всеми?» — взгляд ее скользнул по ведьмам и волшебникам, сидевшим вокруг. Гермиона почти с уверенностью могла сказать, что многие из них уж точно не питают особой любви к Люциусу Малфою. И вряд ли останутся непредвзятыми на таком судьбоносном заседании. От этой мысли сердце ушло в пятки.

Вскоре в зал вошли члены Совета Визенгамота, одетые в фиолетовые мантии. Наткнувшись на единственное молодое лицо среди этих почтенных старцев, Гермиона замерла, понимая, что не может вздохнуть. Это был Гарри.

«Боже… Как я могла забыть, что он теперь в Совете?»

Встретившись с ним взглядом, она заметила, как Гарри поначалу чуть приоткрыл рот от удивления, а потом понимающе нахмурился и опустил глаза.

«По-моему, он догадался, из-за кого я рассталась с Роном…» — Гермиона ощутила, как внутренности скрутило в болезненный узел, и ей стало неловко.

Ровно в десять утра все присутствующие поднялись с мест, и в зал вошел Верховный чародей Визенгамота. Его сопровождал министр магии — Кингсли Шеклбот. Гермиона всего пару раз коротко сталкивалась с Верховным чародеем и знала лишь, что его зовут Квириний Тренч, и о нем отзываются уважительно очень многие волшебники. Не раз она слышала, как Тренча называют умным, простым и при этом очень порядочным человеком.

Тем временем тот начал говорить:

— Слушание Визенгамота по делу Люциуса Малфоя, обвиняемого в использовании Круциатуса против магла вечером прошедшей пятницы, объявляю открытым. Пожалуйста, введите в зал обвиняемого.

Поначалу, когда увидела, как открывается одна из дверей, Гермиона почувствовала, что еще чуть-чуть и провалится в обморок. Но вот Люциус вошел в зал, и она вдруг успокоилась, а затем (даже непонятно почему) вдруг четко и ясно осознала, что все будет в порядке. В полном порядке.

Его лицо выглядело привычно хладнокровным и надменным, что еще больше успокоило Гермиону. Более того, она даже радовалась сейчас этой характерной особенности Люциуса Малфоя — всегда стараться держать себя в руках.