– Я очень давно не слушал Баха… а ведь когда-то и сам играл его…

Гермиона невольно сжала его руку крепче, и он будто пришел в себя.

– Кстати, многие думают, что Бах был волшебником, который предпочел жить среди маглов и не афишировать свою магическую сущность.

– Что ж… И эти предположения, на мой взгляд, имеют смысл. Мне тоже иногда не верится, что обычный человек мог создать такую волшебную музыку, которую написал Бах.

На что Малфой не удержался и с ухмылкой подколол ее:

– Ну-ну, мисс Грейнджер, уж кто-кто, а вы должны все-таки больше верить в способности своих собратьев по происхождению.

Гермиона засмеялась и, игриво хлопнув его по руке, повела внутрь.

Пробираясь сквозь толпу собравшихся в фойе зрителей, она и в этот раз ревниво отмечала восхищенные женские глаза, которые Люциус притягивал к себе, словно магнитом. И снова ловила себя на том, что ревность пьянящим коктейлем смешивается в ее душе с гордостью и чувствами собственницы. Нет, конечно, все эти откровенно кокетливые взгляды возмущали ее, но то, что Малфой, как и тогда, совершенно не обращал на них внимания, несколько успокаивало праведное возмущение.

Наконец они добрались до своих мест и благополучно расположились на них. Гермиона искоса взглянула на Люциуса и тихо обрадовалась, что на его лице ясно светится ожидание предстоящей встречи с любимой музыкой. Вскоре вокруг них раздались аплодисменты: на сцене появился виолончелист. В зале воцарилась тишина, и переполненная эмоциями Гермиона глубоко вздохнула. Концерт начался.

С первых же секунд ее поглотили глубокие и богатые разнообразными тонами звуки. Музыка, льющаяся из-под смычка виолончелиста, казалась Гермионе бесконечным прекрасным потоком, текущим от инструмента к каждому зрителю, находящемуся в зале. Она восхищенно замерла, а потом вдруг подумала, насколько обедняла саму себя, много лет не посещая никаких концертов.

«Я уже почти забыла, каково это – наслаждаться классической музыкой из зрительного зала. И если бы не Люциус, то так и провела бы остаток жизни, перемещаясь между Министерством магии и маленькой квартиркой…»

После третьей сонаты, она искоса взглянула на Малфоя. Тот, тяжело дыша, не отрывал взгляда от сцены. Глаза его подозрительно блестели. Заметив это, Гермиона быстро отвернулась, чувствуя себя непрошеным гостем, ненароком заставшим хозяина за чем-то очень и очень личным.

Тем временем программа плавно переходила от одного прекрасного произведения к другому, и Гермиона даже не заметила, как выступление подошло к концу. Присоединившись к оглушительному шквалу аплодисментов, она снова украдкой посмотрела на Люциуса. Тот сидел неподвижно: не хлопал, молчал и просто смотрел куда-то в пустоту прямо перед собой. Выражение его лица все еще было таким же, каким она и увидела, когда концерт только начался. Постепенно зрители начали расходиться, а Малфой все еще сидел и не двигался. Погруженный в себя, он продолжал молчать, и Гермионе почему-то не хотелось вырывать его из этой задумчивости.

В конце концов, когда в зале остались лишь они, к ним подошел управляющий, спросивший, не случилось ли каких-то проблем. Поняв, что больше ждать нельзя, Гермиона нежно коснулась колена Люциуса. Он вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и с глубоким вздохом повернулся к ней.

– Нам пора, – попыталась улыбнуться Гермиона. – Они просят освободить зал…

Поднявшись, она снова взяла его под руку и потихоньку повела прочь. Скоро они вышли на улицу, где шум вечернего Лондона отрезвил от возвышенных звуков виолончели обоих. Убедившись, что Люциус уже пришел в себя, Гермиона нерешительно спросила:

– О чем ты думаешь?

Малфой резко остановился, продолжая безучастно смотреть вперед.

– Это было похоже… на разговор с собственной душой… – затем повернулся и поймал глазами ее взгляд. – Спасибо тебе…

– Но за что?

– За то, что… подарила мне возможность жить заново…

Произнесенное настолько глубоко взволновало ее, что ноги слегка подкосились, и на секунду Гермионе показалось, что она вот-вот рухнет прямо на тротуар. Слова Люциуса и их искренность так трогательно коснулись самых глубин ее души, что это почти причиняло боль. Не выдержав его взгляда, Гермиона отвела глаза, но потом заставила себя снова посмотреть на него и, приподнявшись на цыпочки, прильнула к губам с благодарным поцелуем. Несколько секунд они жарко целовались, а затем отстранились друг от друга и снова рука об руку шагнули в темноту лондонской ночи.

Примечания:

1. Акваскутум – знаменитый британский бренд, вещам которого присуща консервативность, чисто английский стиль, изящество и безупречное качество. Сказать, что Aquascutum – это выбор английской королевской семьи и таких политиков, как Уинстон Черчилль, Маргарет Тэтчер и многих других, это ничего не сказать, хотя однозначно представление получить можно.

2. Николь Фари – урожденная во Франции, основательница собственной модной линии и знаменитого модного дома Британии. Дизайнер и модельер, имеющая магазины по всему миру, в том числе и семь бутиков в Лондоне. Среди поклонников ее бренда актрисы Николь Кидман, Кейт Бланшетт, Эмма Томпсон и многие другие.

3. Пикадилли – широкая и оживленная улица Пикадилли (Piccadilly Street) в Вестминстере, являющимся историческим центром Лондона, пролегает с востока на запад, от одноименной площади до Гайд-парка.

4. Уигмор-Холл (Wigmore Hall) — международный концертный зал, где проходят концерты камерной музыки. Был построен в самом начале прошлого века. Имея почти совершенную акустику, быстро стал известен по всей Европе, привлекая в свои стены лучших артистов XX столетия. На сегодняшний день в Холле проходит около 400 концертов в год, а также еженедельный концерт по радио ВВС, который слушают сотни тысяч радиослушателей и множество людей в интернете. Кроме этого, Уигмор-Холл проводит образовательные программы в Лондоне и за его пределами.

5. Послушать сюиты И.С.Баха для виолончели можно здесь: http://zaycev.net/pages/40377/4037707.shtml

========== Глава 31. Парк ==========

Неспешно шагая по ночным лондонским улицам и наслаждаясь тем, что сейчас уж точно не встретят никого из знакомых, Люциус с Гермионой почти и не говорили ни о чем. Они просто шли под руку, крепко прижимаясь друг к другу. Казалось, что в эти минуты они ни о чем и не думали, а лишь радовались умиротворению и спокойствию, которые поселила в душах только что услышанная музыка.

Уже скоро они свернули в парк, где пряный и вкусный вечерний воздух обострил эмоции еще сильнее. Вечер теперь казался не просто замечательным — он был чудесен. И хотя они уже давно могли бы аппарировать в поместье, обоим так не хотелось разрушать волшебство этого чудесного дня.

Так, неторопливо бредя по опустевшим аллеям, они зашли в самую темную и безлюдную часть парка. Было уже совсем поздно, и никаких (даже самых отчаянных) любителей поздних прогулок рядом не наблюдалось. Абсолютно пустую дорожку окружали лишь густо растущие деревья и кустарники.

Заметив, как на лице Малфоя застыло какое-то странное напряжение, Гермиона приостановилась и, повернувшись к нему, обеспокоенно спросила:

— Что с тобой? Ты в порядке?

— В абсолютном, — усмехнулся Малфой. — Боюсь, что меня просто одолел… хм… «зов природы», вот и все.

Не удержавшись, Гермиона коротко рассмеялась.

«Как же я люблю его вот таким… Настоящим. Живым. Обычным человеком».

Но вслух лишь произнесла:

— И что? Подумаешь — проблема! Отойди куда-нибудь за дерево или за пышный куст. Никто же не увидит.

Поначалу Малфой нахмурился: эта идея явно противоречила его привычкам. Но потом слегка расслабился и послушно шагнул с аллейки в сторону стоящих неподалеку старых деревьев. А Гермиона осталась ждать, вдруг ясно ощутив, как вечерний воздух неприятно холодит кожу.

И даже не поняла, что случилось дальше.

Лишь ощутила, как вдруг чья-то крупная ладонь прижалась к ее рту, крепко затыкая его. И осознала, что ее тащат к ближайшему огромному кусту. Дергаясь и трепыхаясь изо всех сил, она отчаянно пыталась закричать, но прижатая ко рту ладонь казалась огромной и у нее не получалось выдавить из себя ни единого звука. Постепенно Гермиону начал охватывать дикий, животный ужас. Она продолжала брыкаться все сильнее и сильнее, пока не оцепенела от страха: перед глазами что-то блеснуло, и шею ощутимо обожгла острая боль пореза. Это подонок прижал к ее горлу лезвие ножа.